Список Шиндлера - Кенэлли Томас. Страница 65

Но, может быть, больше, чем риск коснуться проволоки с высоким напряжением, заключенных мучила невозможность от конца вечерней переклички до утреннего пробуждения, преодолеть это препятствие разделяющее мужчин и женщин. Время общения было сведено до короткого промежутка общей толкотни на аппельплаце, до того, как прозвучит резкая команда строиться. Каждая пара изобретала свой собственный сигнал и высвистывала его среди толпы, стараясь уловить ответ в мешанине сходных звуков. Такую тайную мелодию придумала и Ребекка Танненбаум. Распоряжение Главного Управления СС генерала Пола заставило заключенных прибегнуть к птичьей стратегии общения. И роман Ребекки и Иосифа стал набирать обороты.

Каким-то образом Иосиф раздобыл на складе одежду скончавшейся женщины. И часто, после окончания переклички среди мужского состава, он, забравшись в туалет, торопливо натягивал длинное платье и водружал на голову парик, предписываемый ортодоксами. Затем, выходя, он пристраивался к женщинам. Его короткие волосы не привлекали внимания СС, потому что многие женщины были коротко острижены из-за паразитов. Вкупе с другими 13 тысячами женщин он проходил за ограду женского лагеря, где проводил ночи, сидя у 37-го барака в обществе Ребекки.

В бараке Ребекки пожилые кумушки продолжали обсуждать Иосифа. Коль скоро Иосиф предпочитал традиционную процедуру ухаживания, они взяли на себя столь же традиционную роль дуэний. Тем не менее, Иосиф производил на них самое хорошее впечатление, и они одобряли его церемонное поведение, которое было в ходу ДО войны. С высоких четырехэтажных нар они смотрели на этих двух детей, пока не отходили ко сну. И если кто-то из них думал, что не стоит быть слишком привередливым к молодежи, которой в эти времена не так часто выпадают такие ночи, вслух это не говорилось. Просто двое из пожилых женщин пристраивались рядом, чтобы освободить Иосифу место для сна. И неудобства, и запах других тел, и опасения, что на тебя переползет вошь с другого, - все это было неважно по сравнению с самоуважением, вытекавшим из чувства, что ухаживание развивается, как и положено по правилам.

В конце зимы Иосиф, на рукаве которого была повязка работника строительного отдела, вооружившись металлическим метром, вышел на полоску до странности девственного снега между внутренней оградой и барьером под током и под взглядами охранников на вышках сделал вид что его привела на ничейную полосу профессиональная необходимость.

У основания бетонного столба, поддерживавшего вязку фаянсовых изоляторов, появилось несколько первых в этом году цветочков. Используя металлический штырь, он подтянул их к себе, сорвал и засунул под куртку. Цветы он пронес через весь лагерь до Иерусалимской.

Он проходил мимо виллы Амона, держа их на груди, когда в дверях появилась сама башнеобразная фигура хозяина, спускавшегося по ступенькам. Иосиф Бау остановился. Это было самым опасным - столкнуться с Амоном, когда он был в таком настроении. И, притормозив, он оцепенел. Его охватил ужас при мысли, что сердце, которое он с такой искренностью и страстью отдал осиротевшей Ребекке, станет очередной мишенью для револьвера Амона.

Но Амон прошел мимо, не обратив внимания ни на него, ни на бесполезный метр, который он держал в руках. Иосиф Бау понял, что пока ему как-то повезло. Никто не мог избежать внимания Амона, если он ставил его себе целью. Как-то в форме для стрелковых упражнений Амон неожиданно вошел в лагерь через задние ворота и обнаружил девочку по фамилии Варенхаупт, которая, забравшись в лимузин в гараже, смотрелась в зеркало заднего вида. Стекла машины, которые ей предстояло почистить, все еще были грязными. За это он ее и убил. Такая же судьба постигла и мать с дочерью, которых Амон заметил через окно кухни. Они слишком медленно чистили картошку. Облокотившись на подоконник, он пристрелил обоих. Но сейчас, когда на глаза ему попался ненавистный еврей-чертежник, застывший столбом с железным метром в руках, Амон прошел мимо. Бау ощутил прилив необыкновенного счастья и желания отметить удачу каким-то необыкновенным, возвышенным поступком. Женитьба, без сомнения, будет самым возвышенным из всех.

Вернувшись в административный корпус, он взлетел по ступенькам и, ворвавшись в кабинет Штерна, где нашел Ребекку, попросил ее выйти за него замуж. И как можно скорее, что к своей радости услышала Ребекка.

Этим же вечером в облачении покойной женщины он нанес визит своей матери и совету дуэний в 37-м бараке. Они ждали только появления рабби. Но если раввины и оказывались здесь, то всего через несколько дней они отправлялись в Аушвиц - не так много для людей, желающих по всем правилам соблюсти обряды kiddushin и nissuin перед тем, как, отдав дань святым понятиям, завершить свой путь в пылающих топках.

Иосиф женился на Ребекке воскресным вечером, когда стояли жуткие февральские холода. Вели церемонию госпожа Бау, мать Иосифа. Они были родом из евреев-реформаторов, так что обошлись без обряда ketubbah, который следовало произносить на арамейском языке. В мастерской Вулкана ювелир как-то ухитрился изготовить им два кольца из серебряной ложки, которую миссис Бау смогла укрыть под стропилами крыши. В бараке Ребекка семь раз обошла вокруг Иосифа, а тот раздавил пяткой стекло - то есть перегоревшую лампочку, позаимствованную из строительного отряда.

Паре отвели место на самом верху яруса коек. Чтобы обеспечить им какое-то уединение, оно было закрыто одеялами. В темноте, сопровождаемые грубоватыми шуточками, Иосиф и Ребекка вскарабкались к себе. На всех свадьбах в Польше наступало время, когда можно было позубоскалить по поводу неопытных влюбленных. Если приглашенные на свадьбу гости сомневались, справятся ли они с этой обязанностью, то по традиции приглашали профессионального шута и весельчака. Женщины, которые в двадцатых и тридцатых годах, сидя на свадьбах, смущались, слушая рискованные шуточки затейника и видя покатывающихся от хохота мужчин, сейчас и здесь, постарев, позволили себе от души повеселиться, беря на себя обязанности отсутствующих и убитых свадебных шутов по всей южной Польше.

Иосиф и Ребекка пробыли рядом не больше десяти минут на верхнем ярусе, когда в бараке зажегся свет. Глянув в щель между одеялами, Иосиф увидел в проходе Унтерштурмфюрера Шейдта. То же самое старое чувство надвигающегося рока охватило Иосифа. Они, конечно, обнаружили, что он исчез из своего барака, и вот теперь самый худший из всех надзирателей явился разыскивать его в бараке матери. Амон сегодня не обратил на него внимания у виллы лишь для того, чтобы Шейдт, который, не медля, нажимал на курок, явился и убил его в свадебную ночь!

Он знал также, что подвергает опасности всех женщин - свою мать, свою невесту, свидетельниц, которые только что отпускали раскованные шуточки. Он начал бормотать извинения, моля о прощении. Ребекка цыкнула на него, чтобы он промолчал. Она успела сдернуть полог из одеял. В это ночное время, прикинула она, Шейдт не будет влезать на верхний ярус, если его к тому не спровоцируют. Обитательницы нижних коек передали ей наверх свои тощие соломенные матрацы. Иосиф ухаживал за ней, как настоящий мужчина, но сейчас он был в роли ребенка, которого предстояло спрятать. Ребекка решительно затолкала его в самый угол и завалила матрацами. Шейдт прошел и исчез в задних дверях, провожаемый ее взглядом. Свет потух. В наступившей темноте до них донеслось несколько соленых шуточек, и супруги Бау опять оказались наедине друг с другом.

Через несколько минут взвыли сирены. Все повскакали с мест в темноте. Их рев однозначно дал понять Бау - да, они окончательно решили не дать свершиться его брачной ночи. Да, они таки нашли его пустые нары в мужском блоке и теперь серьезно взялись искать его.

Внизу, в темном проходе, взволнованно метались женщины. Они тоже понимали, в чем дело. На верхний ярус до него доносились их разговоры. Его старомодная любовь убьет их всех. Старосту барака, которая так благородно пошла им навстречу, расстреляют первой, когда загорится свет и найдут новобрачного, обряженного в женские лохмотья.