Последняя жертва - Болтон Шэрон. Страница 74

— Собаки могли вас загрызть, — прошептала Руби.

— Сестра услышала мои крики и прибежала в гостиную. Она, конечно, и сама закричала, а на ее крик прибежал отец.

Это длилось всего несколько минут, но, когда отец поднял меня с пола, собаки уже изгрызли…

Я замолчала. Мне потребовалось меньше двух минут, чтобы наконец хоть кому-то рассказать, каким образом перевернулась моя жизнь. Двадцать девять лет — и всего две минуты.

— Самое ужасное — я все помню. Я понимаю, что это может показаться ложным воспоминанием, — мне ведь было всего девять месяцев от роду. Что я могла запомнить? В детстве меня мучили кошмары, вероятно, с этого все и началось. Но воспоминания такие яркие! Я помню горячее дыхание собак на своем лице, даже ощущение, как бежит по моему подбородку их слюна. И звуки, которые они издавали, — лай и визг, ведь они все больше увлекались игрой. Я помню мать, лежащую в полубессознательном состоянии на диване. Она разговаривала с собаками, думая, что они просто играют, даже подбадривала их. Не имея ни малейшего понятия, что их игрушка — это я…

Теперь руки дрожали у меня.

— Мою сестру тоже мучили кошмары, — сказала я. — Еще долго я слышала, как она кричит по ночам. Даже сейчас она не может выносить вида крови. В тот день в гостиной все было в крови.

Я знала, что тогда и у меня, и у Ванессы остались рубцы. Но внимание семьи было всецело приковано к ребенку, пострадавшему физически. А четырехлетняя Ванесса осталась один на один со своими страхами.

— Вот она боится собак, — продолжила я, наконец осознав, куда уходит корнями этот необъяснимый, истерический страх. — А я — нет. Я собак люблю, а Ванесса даже близко к ним не подойдет. Бедняжка.

— А ты когда-нибудь жалела, что не умерла? — спросила Руби, переходя на «ты». Она вновь посмотрела на мой шрам. — Такой шрам, если ты женщина, рушит всю твою жизнь.

Я взглянула на Руби: она задала вопрос, которым я и сама неоднократно задавалась: а жалею ли я, что собаки меня не убили? И клянусь, в тот момент я увидела, как передо мной распахивается дверь; казалось, что печальная хрупкая фигурка Руби — это мое собственное будущее. Минуту-другую я смотрела на призрак того, что станет со мной через пятьдесят лет, — одинокая, нерастраченная, снедаемая горечью. И я приняла решение.

— Это всего лишь шрам, — ответила я. — Мою жизнь он не разрушит.

Оказавшись на улице, я прислонилась к боку «лендровера» и закрыла глаза. Я наконец рассказала правду о том, что со мной произошло, и поняла: придет время, и я буду рада, что сделала это. Хотя пока я не чувствовала ничего, кроме усталости. Особенно потому, что, чем больше я узнавала, тем меньше понимала. Я все-таки узнала правду об ужасном пожаре в церкви. Но это случилось давным-давно. Даже если кто-то захотел отомстить за то, что сделали с Альфредом, даже если этот человек имел достаточно оснований, зачем было ждать пятьдесят лет? Кому это надо? Его невестка и двое из четырех братьев умерли, о третьем вот уже много лет ничего не слышно, оставшийся, четвертый, уже сам на пороге смерти.

Не стоит ходить вокруг да около. Я не могла найти связь между настоящим и прошлым, и я оставалась главной подозреваемой.

Я забралась в машину и поехала. Я не знала куда, но мне просто необходимо было двигаться. Держалась дорог «Б», где могла, ехала прямо по полям; так прошел час. Я пыталась понять, что мне предпринять дальше, но была не в силах не думать об ужасной истории, которую только что поведала мне Руби.

Мы, по-видимому, никогда не узнаем, что привело сюда преподобного Фейна: то ли он бежал из Соединенных Штатов, то ли им двигал религиозный пыл нести свои идеи в другие уголки мира. Но его появление в результате погубило тех людей, которые приняли его с распростертыми объятиями. Даже через пятьдесят лет происшедшее тогда вызвало во мне волну гнева. Я знаю харизматичных священников, мой отец сам принадлежит к их числу. Успех священника у паствы во многом зависит от его личности. Но я никогда раньше не слышала, чтобы священник использовал свой дар в таких губительных целях.

Благодаря подробному рассказу Руби я ясно представила себе Джоэля Фейна: молодой, красавец, высокий, загадочный, с холодными голубыми глазами. В рясе священника — внушительная фигура у алтаря. Пятьдесят лет назад его звучный голос с мелодичным алабамским акцентом звучал необычно для жителей Дорсета. И, если честно, его физическая привлекательность особенно меня раздражала. Джоэль Фейн был высок и красив и пользовался этим, зная, что его внешность помогает затягивать доверчивых прихожан в темные глубины.

Я стала главным подозреваемым в деле об убийстве в основном из-за своей внешности. А вот Джоэлю Фейну все поклонялись и уважали его. Даже Руби, жизнь которой была исковеркана в результате действий Фейна, до сих пор вспоминает о нем с любовью. А еще Эделина, темноволосая красавица, пользовавшаяся своей красотой для удовлетворения необузданной страсти. И Арчи, который унаследовал, как и Эделина, семейные гены привлекательности. Я так старалась всю свою жизнь не завидовать людям, чья внешность облегчает им жизнь, но…

Внезапно меня осенило, причем непонятно почему.

Я связывала моего незваного гостя с семейством Уитчеров большей частью из-за его внешности: среднего роста и комплекции, крупные резкие черты лица, чуть отвисшая челюсть, тусклые глаза, редкие остатки волос вокруг макушки. Уолтер, Гарри и Сол в молодости были похожи и, вероятно, остались похожими и в старости. Но не все Уитчеры имели такую внешность. Арчи и Эделина выглядели абсолютно иначе: высокие, атлетически сложенные, темноглазые красавцы, их даже не портил чуть крючковатый нос.

Я остановила машину, сверилась с картой и поехала дальше.

А что, если Сол Уитчер-младший, мальчик, которой остался сиротой в девять лет, когда мать убили, а отца посадили в тюрьму, вернулся? А что, если он жаждет отомстить всем тем, кто изгнал его родителей из поселка, кто, по крайней мере по его мнению, раскрутил маховик событий, приведших к тому, что он осиротел и был помещен в детский дом, где царили жестокость и насилие? Сол Уитчер-младший может быть психически нездоров и опасен. И у меня есть предположение, кто он на самом деле.

Я заехала в близлежащий городок и нашла публичную библиотеку. Когда я вышла из машины, накрапывал дождь. Библиотекарь обслуживала читателей, когда я прошла мимо ее стола, и, казалось, не заметила меня. Я нашла компьютеры, предназначенные для общего пользования и имеющие выход в Интернет. Запустила поисковую систему, набрала имя, пришедшее мне на ум. Нашлось несколько ссылок, включая информацию о нефтедобывающих компаниях и разработке месторождений. Эти компании принадлежали человеку, которого я искала. Южноафриканская компания, владеющая контрольным пакетом акций, сообщила скупые сведения о своем основном акционере, особенно о его личных данных. Но мне удалось отыскать несколько газетных публикаций, в которых выражалась обеспокоенность вопросами, касающимися защиты окружающей среды и условий труда на многочисленных предприятиях холдинга.

Никаких упоминаний о его детстве и юности. Лишь краткая справка о том, что он женился на коренной жительнице ЮАР и получил гражданство этой страны. Я узнала, что он владеет нефтедобывающими компаниями в Анголе, Нигерии, Нигере, Ливии и Южно-Африканской Республике. Эти предприятия специализируются на повторной разработке недр там, где не повезло его предшественникам, используя новейшие технологии. Если наличие нефти подтверждалось, он получал лицензию на бурение, а потом либо сам разрабатывал месторождение, либо продавал свои права более крупным нефтяным компаниям. Кроме нефтедобывающих компаний ему принадлежали несколько шахт в Австралии, на Тасмании и в Папуа-Новой Гвинее.

Папуа-Новая Гвинея.

В последние годы, имея на счетах миллионы долларов, он увлекся парусным спортом, ходил на яхтах на дальние расстояния. Он совершил несколько одиночных кругосветных плаваний, став чем-то вроде звезды в кругу яхтсменов. Шон был уверен, что яйца тайпана не могли прибыть в Англию по воздуху. Он призвал проверить наземные маршруты, небольшие коммерческие суда и частные яхты.