Осколки любви (ЛП) - Харви Л.. Страница 27

***

― Обязательно позвони мне, как только доберешься. Увидимся через несколько дней, до встречи, ангел.

Моя безопасность всегда была для него на первом месте. Когда мы прощались, я прижималась к скульптурному торсу Романа и стонала, как одержимый любовью щенок.

― Продолжай издавать такие звуки, и ты никогда не уедешь.

Ухмыляющиеся губы Романа целомудренно покрыли мой лоб хаотичными поцелуями, после чего он удалился восвояси, а я отправилась в путь в родной дом.

***

Возвращение домой всегда было связано с приступами ностальгии. Я старалась похоронить воспоминания о прошлом и замаскировать их восторгом от ярко окрашенного будущего Харли, но боль все равно не утихала. Я знала, что ее новость принесет счастье очень многим людям, даже если их первоначальная реакция будет настороженной. Любой, кто находился рядом с Харли и Диксоном, мог почувствовать, насколько глубока их связь. Я завидовала тому, что они испытывали друг к другу, но ни в коем разе не в плохом смысле.

Моя кожа потеплела, а взгляд смягчился, когда мысли перешли к недавним воспоминаниям, которые я создала вместе с Романом.

Я заехала на нашу старую гостеприимную подъездную дорожку, ведущую к большой двери из красного дуба, которая когда-то укрывала меня от мира, кишащего злом. Дом был безопасным и надежным убежищем. Как и любой другой, он хранил свою долю воспоминаний. От некоторых я отчаянно желала избавиться, но в глубине души знала, что была здесь счастлива. По-настоящему счастлива.

Будучи младшей из трех детей и единственной девочкой, я столкнулась как с плюсами такого положения, так и с минусами: мои братья были чрезмерно заботливы, но кто мог их в этом винить? Чейз и Коул были всего на год старше меня, и, хотя они были близнецами, невозможно было найти более непохожих друг на друга людей.

Чейз был экстравертом, командным игроком и практикующим юристом, а Коул ― безрассудным интровертом, начинающей рок-звездой и, по совместительству, учителем музыки в нашей начальной школе. Независимо от того, насколько разными или чересчур опекающими они являлись, они все равно были для меня всем миром, а я, в свою очередь, была такой для них.

Оказавшись внутри, я вдохнула знакомый аромат ванили, который так любила моя мама. Когда я переезжала, то позаботилась о том, чтобы в моем доме пахло так же, чтобы я не чувствовала себя слишком вдалеке от родного дома.

Проводя рукой по фотографиям, обрамленным в дорогие рамки, и украшавшие стену внутри дома моего детства, я любовалась каждой из них. Моя самая любимая из всех фотография горделиво красовалась на нашей каминной полке. Это был портрет моих родителей в день их свадьбы. Мой отец с его твердой рукой, гордо возложенной на растущий животик моей мамы, и она сама, стоящая на носочках и нежно целующая его самодовольную ухмылку. Они были влюблены друг в друга с юности, и мой отец обожал рассказывать их историю при любой возможности, даже если такой возможности не было.

Мой отец происходил из чрезвычайно богатой семьи, но, каким бы баловнем судьбы он ни казался, на самом деле он был скромным и искренним человеком. Как и его отец, а впоследствии и его сын, он был юристом, занимающимся международным правом, и свободное владение четырьмя иностранными языками дало ему возможность построить потрясающую карьеру. Преимущества, конечно, были невероятными, но их всегда было недостаточно, чтобы заполнить пустоту, когда ему и маме приходилось уезжать. Думаю, это было еще одной причиной, почему я была так близка со своими братьями.

К несчастью, моя мать была сиротой и воспитывалась то в одной, то в другой приемной семье, сколько себя помнила. Она никогда не рассказывала о жизни до появления моего отца, но все мы знали, что именно там зародились ее внутренние демоны.

― Мамочка, почему ты плачешь?

Я подбежала к маме, которая, свернувшись клубочком, плакала на своей кровати. Она не ответила мне, но, когда она была в таком состоянии, она никогда не отвечала. Я ненавидела, когда мама плакала, она была слишком красивой для этого.

― Ты слишком красивая, чтобы плакать, мамочка, ― сказала я ей.

Я забралась на кровать и смахнула ее длинные золотистые волосы, чтобы они не прилипали к ее мокрому лицу. Слезы падали все сильнее, и я очень хотела, чтобы они прекратились. Я сидела и думала, стану ли я такой же красивой, как она, когда вырасту.

Мы пробыли в тишине целую вечность, пока мама не взяла мою руку в свою. Ее хватка была слишком крепкой, и мне было больно, но я была нужна ей и была храброй девочкой.

― Ты ― моя причина продолжать жить, Лили. Прости, что мамочка сейчас грустит, но ты помогаешь мне с этим справиться, понимаешь?

Я кивнула и улыбнулась, но внутри мне было грустно. Мама была печальной в последние дни. Я слышала, как они с папой спорили по поводу посещения врачей, но мама не хотела идти, а я теперь просто мечтала, чтобы она все-таки пошла к ним.

― Почему бы тебе не спеть маме песенку, моя дорогая девочка, чтобы они ушли, ― прошептала она.

Я огляделась, потому что никого не увидела. Кого она имела в виду? Но я все равно спела ей, потому что я была ее вдохновением, а она ― моим. Я знала, что ей сейчас нужно ― их с папой песня. Мама часто включала ее, и теперь я пела ее для нее.

― И певчие птицы продолжают петь, как будто знают ноты… [9]

Ее последняя приемная семья была самой ужасной, и в шестнадцать лет она ходила в школу, покрытая с головы до ног множеством разноцветных синяков, запятнавших ее бледную кожу, которую я позже унаследовала от нее. Мой отец клялся, что даже когда она выглядела такой разбитой, как в первый день, когда он увидел ее, красота ее души сияла намного ярче, чем страшные синяки, и с того момента она была его. Позже он убедил мою бабушку, чтобы она заставила маму жить с ними. Он спас ее, и они сделали друг друга бесконечно счастливыми.

Это была еще одна зарубка в моем сердце, полном надежды, которую я возлагала на сломленных людей. Любовь побеждает все.

Я была рада своему одиночеству сейчас, вдыхая и захлебываясь прошлым. Я знала, что все мои родные сейчас у родителей Харли, так как мои друзья приехали раньше в этот же день. Занеся вещи в свою старую комнату, испытала чувство, похожее на погружение в искаженную реальность. Эта комната была моей личной тюрьмой, местом, где я пряталась часами напролет, вчитываясь в тексты моей коллекции эмо-песен или судорожно набрасываясь на очередную книгу.

Все было таким, каким я и оставила, но даже если бы мама захотела сделать перепланировку, она никогда не находилась здесь достаточно долго, чтобы довести дело до конца. Часть меня была благодарна за сохранение моего убежища, но большая часть хотела сжечь все дотла. Я была больной девочкой, пока держала себя в плену в этих четырех стенах. И знала, что мама чувствует себя виноватой за то, что подарила мне свое заложенное на генетическом уровне биполярное расстройство, но я понимала, что в любом случае должна была стать не такой, как она.

Я аккуратно уложила свои вещи в свой бывший, ныне покрытый пылью, гардероб, после чего плюхнулась на кровать и приступила к процедуре подготовки.

Проверила свой телефон на предмет сообщений или звонков от Романа ― ничего.

«Наверное, владение собственной компанией обходится не просто, особенно если учесть, как много времени я отнимаю у него в последнее время. Скорее всего, он просто занят», ― убеждала я себя.

***

― Вилли, вау, твою же мать, да ты подросла.

Первое что я услышала ― этот глубокий приветливый голос. Мои глаза все еще были устремлены на ноги, пока я разглаживала свое платье, в последний момент пожалев о выборе наряда ― это было моей отличительной чертой, и, вероятно, признаком моей глубокой неуверенности в себе.