Проблема для некроманта – 2 . Часть вторая (СИ) - Шнейдер Наталья "Емелюшка". Страница 13

Словно подтверждая его слова, нахлынула такая волна облегчения, что я едва не разрыдалась снова.

– Не представляешь, как я рад, что все обошлось, – шепнул Винсент, крепче прижимая меня к себе, и я поняла, что это снова не мои эмоции. Это у мужа на миг закружилась голова, когда он позволил себе расслабиться, поняв, что не придется сцепиться с человеком, который его вырастил. Я все же всхлипнула, ощутив, насколько он в самом деле за меня беспокоился – а с виду и не скажешь – и что действительно был готов защищать меня до последнего.

Странно, сейчас-то Винсент вроде уже не сходит с ума от беспокойства, а я все равно чувствую его эмоции. Тихая радость, надежда, немного любопытства – немудрено, рассказала я много чего интересного – капля тревоги. Усталость, такая же тяжелая и вязкая, как моя: нервное напряжение порой выматывает почище физической работы.

Надо будет на свежую голову сказать мужу, что его эмпатия начала работать в обе стороны не только в постели. И что экран, похоже, блокирует только восприятие чужих эмоций, но не передачу своих.

Хотя нет, если так, мне не было бы смысла надевать перстень мужа, чтобы мой страх не мешал думать. Или это в самом деле бессмысленно?

– Не тревожься, – Винсент погладил меня по голове. – Все хорошо.

Он помолчал какое-то время. На миг мне захотелось стать маленькой и спрятаться, ведь это я виновата в том, что так вышло. Не мне захотелось – поняла я в следующее мгновение. Мужу. Уверенному в том, что он меня подставил. В каком-то смысле так и было, но, с другой стороны, кто меня тянул за язык?

– Прости. – Винсент снова погладил меня по голове. – Мне не следовало приглашать его.

– Это ты меня прости. – Надо было бы выпрямиться и заглянуть ему в лицо, но я лишь сильнее прильнула к мужу, вдохнула аромат его кожи. Коснулась губами шеи над воротом, повторила: – Прости. Мне нужно было молчать. Просто молчать, а не распускать язык.

– Притворяться дурой – высокое искусство, которое не каждой дано, – хмыкнул муж. – Мне стоило отправить тебя в спальню до того, как приехал наставник, и не дать вам встретиться.

Я снова поцеловала его, едва удержавшись от того, чтобы не провести языком вдоль шеи, от ключицы к уху. Внизу живота затеплился огонек вожделения, и тут же эхом отозвалось желание мужа – пока едва заметное, как и мое. Надо же, после такого-то денька… Я заставила себя сосредоточиться на другом.

– Твой наставник был прав, когда сказал, что если бы мы не встретились сейчас, это лишь отсрочило бы события, но мало что изменило. Даже если профессор Стерри, занимаясь со студентами, не касается посторонних тем…

– Именно так, – перебил Винсент, легонько поглаживая меня по спине. – И в университете, и даже когда он натаскивал меня, во время занятий не допускалось никаких посторонних разговоров. Поэтому я и не опасался… а следовало бы.

Внутри снова заворочался червячок вины – и снова не моей. Я вздохнула.

– Мы все равно встретились бы в твоей гостиной, скорее рано, чем поздно. С тем же исходом. Твой наставник не может не замечать странности – полтора века службы дознавателем изменят личность кого угодно, это не отключить. А я не могу вовремя остановиться, когда мне подкидывают возможность пораскинуть мозгами.

– Мозгами? – вскинулся Винсент. – Ах, да…

Так, еще одна зарубка в памяти, которую стоило бы сделать полдня назад. Надо бы прислушаться и запомнить, что говорят здесь в таких случаях. Пока пусть будет «поразмыслить».

Да уж, поразмыслила так поразмыслила. Сколько же мы проговорили? И сколько всего мне пришлось вспомнить и рассказать? Профессор, кажется, вытряхнул из моей памяти даже казалось бы давно и напрочь забытое – немудрено, что сейчас черепушка кажется пустым чугунком. Стукни – зазвенит.

– Ты не злишься, – в голосе Винсента промелькнуло удивление. – В самом деле не злишься. Ни на меня, ни на него.

– Я слишком устала, чтобы злиться.

И в самом деле – глаза закрываются. Причем не только у меня. И одновременно все сильнее хочется добраться до спальни – вовсе не для того, чтобы упасть и уснуть. Я попыталась выбросить из головы мысли об этом – и снова желание мужа эхом отозвалось внутри, заставив потяжелеть низ живота. Надо что-то делать двусторонней эмпатией, вот только что?

– Тогда пойдем спать? – предложил Винсент.

Я соскользнула с его коленей, все еще держа за руку. Но прежде чем успела сделать хоть шаг, он добавил.

– Или договорим? Тебя что-то тревожит, и это не наставник – точнее, не только наставник.

Эмпат, чтоб его! Но и я сейчас чувствовала: Винсент спросил, не готовясь обидеться, что от него намереваются что-то скрыть, а искренне беспокоясь. Я поколебалась пару мгновений. Усталость брала свое, пригасив желание, но откладывать разговор, пожалуй, незачем. С чего бы начать?

– Похоже, твоя эмпатия стала действовать в обе стороны.

Я рассказала с самого начала – как меня накрыло его эмоциями, когда мы вернулись домой, и сейчас. Лицо мужа осталось невозмутимым, но я чувствовала его растерянность, которую сменила досада – ну да, одно дело, когда чужие эмоции – раскрытая книга, другое – сознавать, что сам оказался такой «книгой».

– Ты прав, я беспокоилась и беспокоюсь, – закончила я. – И колебалась, стоит ли говорить – но услышать это от меня тебе просто неприятно, а кто-то другой сможет воспользоваться этим знанием против тебя.

Его беспокойство растворилось как-то разом, словно муж нашел объяснение, которое полностью его устроило.

– Эмоции— не мысли, – безразлично пожал он плечами.

Нет, это совершенно невозможно, я ведь теперь умру от любопытства: что он там такое надумал и молчит. И ведь не спросишь напрямую. Кажется, мне тоже срочно нужна защита против эмпатии. А муж меж тем продолжал:

– Тебе я верю, а от остальных есть экран.

Да, Винсент тоже сейчас не в лучшей форме, иначе сообразил бы, что когда бешенство застилало ему разум, перстень оставался у него на пальце. Или дело не в усталости, а в том, что думает он сейчас вовсе не об этой странности. На миг я словно увидела себя со стороны: затуманенный взгляд, горящие щеки, припухшие от поцелуев алеющие губы. Меня бросило в жар, и тут же обдало холодом, когда я поняла, что сейчас увидела не себя со стороны его глазами, а не то воспоминание, не то фантазию. Фантазия, слишком уж прекрасным и соблазнительным было это лицо, очень похожее, но все же не идентичное тому, что отражалось в моем зеркале. Да что ж это такое?!

Глава 10

На лице Винсента тоже промелькнула растерянность, и снова он успокоился, будто что-то для себя поняв. Впрочем, нет «успокоился» – вовсе не то слово, я буквально всем существом чувствовала, как ему хочется рвануть платье, заломив меня над столом. Я тряхнула головой, едва удержавшись, чтобы не поставить щит, отгораживаясь от его эмоций. Или уже от моих, мне ведь тоже хочется стянуть с него штаны, и кто еще кем воспользуется от души?!

Я мысленно выругалась и заставила себя сосредоточиться на разговоре: раз уж он сам поднял эту тему, надо договорить.

– А экран блокирует и передачу, и прием? – спросила я. – Когда я надела твой перстень, ты перестал чувствовать мой страх?

– Я видел, что тебе страшно, но не ощущал этого. – Муж притянул меня к себе, руки смяли мои бедра, и на миг все мысли вылетели у меня из головы. – Пойдем-ка, в самом деле, в спальню. Разговор может подождать до утра.

Может ли? Раздражение заскребло внутри, на миг погасив даже желание. Я хочу оставаться собой, а не превращаться в флюгер, которого несет вслед за чужими эмоциями!

– Я бы не хотела тащить в спальню серьезные разговоры, но сомнения не выключаются по щелчку. Я не понимаю, что происходит.

Винсент, выпустил меня, потер руками лицо, и я ощутила, как мое раздражение отозвалось внутри него. Это походило на отражение в отражении – бесконечный зеркальный коридор. Или его рассердил не отзвук моих эмоций, а мое нежелание, точнее, попытка пригасить желание? Серьезных разговоров на сегодня нам обоим хватило выше головы, и почему бы просто не расслабиться после такого денька, отложив все сомнения до утра? За ночь ведь ничего не изменится.