Пятнадцать ножевых 4 (СИ) - Вязовский Алексей. Страница 2

— Никогда таких не видела, «Флора Даника» какая-то... — задумчиво произнесла Аня, пытаясь открыть запечатанную коробочку. — Ага, наконец-то. Цветочки всякие, пастораль, понимаешь... Открывайся! — и она с усилием вытащила пробку. — Вкусненько пахнет, — протянула она. — Угодил. Дай я тебя поцелую за это! Слушай, ну хватит уже сидеть с таким видом, как на похороны пришел! Мне тоже жалко эту девчонку, честное слово! Но ведь от того, что мы будем плакать, ей легче не станет!

— Да так, подумалось... Просто мы же в одной бригаде работали, и если бы вдвоем были...

— Андрюша, ну перестань себя терзать, а? Это случилось. Тебя там не было. Если человеку хочешь на самом деле помочь, то делать что-то надо, а не ныть. Хорошо? Я с тобой, что бы ни произошло, лады? Давай, что там ты еще привез?

— Это маме твоей... Ну и моей тоже, — сказал я, доставая из того же пакетика два маленьких флакончика «Опиума».

— Панов! Ты... Да как ты смеешь! Гад такой! А мне? Я тоже хочу! — она схватила обе коробочки и прижала к груди.

— Оставь, тебе тоже есть, — на свет появилась третья упаковка от Ива Сен-Лорана. — Я догадывался о твоей жаднючести.

— Ну и ладно, не буду скрываться теперь, — хищно улыбнулась Аня. — Давай еще!

— Держи, — подал я следующую коробочку.

— Ой, часики, — изделие швейцарского часопрома было немедленно распаковано и застегнуто на запястье. — Симпатичные. «Мовадо». И про эти не слышала. Но почему циферблат чистый? Как узнать точное время?

— С каких пор женские наручные часы начали использовать для определения времени? — удивился я. — Носи в виде украшения. А теперь гвоздь нашей программы, — и я достал упаковку с бельем.

— Какой праздник, — прошептала Аня, раскладывая очередную пару трусиков. — Такое непременно должно закончиться безудержным развратом... Ты готов, Панов? Или предпочитаешь, чтобы я сначала всё это показала на себе?

Потом, когда мы почти наверстали вынужденную разлуку, я достал остальное из сумки. Магнитики, маленькие шоколадочки, кассету с «Апокалипсисом» в оригинальной озвучке — отечественный перевод меня бесил неимоверно, и кирпич первого издания стивенкинговской «The Shining» в мягкой обложке.

— Про что книжка? — спросила Аня. — Интересная? Дорогая?

— Страшная. За пять франков купил, видишь, переплет помят? Считается браком, подлежит сдаче назад, но в том районе где мы жили... Короче, я уговорил продавца. Так бы раза в два дороже обошлось. Я еще и кассету с фильмом привез. Ужастик. Будешь переводить мне трудные места, из нас двоих одна ты образованная.

Аня разложила подарки, потом поменяла местами коробочки с духами.

— Панов, ты там банк ограбил? Или за деньги переспал со старухой? Или с мужиком? Говорят в Европе это сейчас модно. Колись! Я помню, сколько вам меняли. Там бы хватило вот на это, — и она отложила в сторону магнитики с шоколадками. — Ладно, еще книга. А остальное?

— Аня, ты мне веришь? — спросил я.

— Да, — кивнула она. — Как еще можно?

— Поэтому ты не будешь задавать такие вопросы, никому не расскажешь о подарках и мы к этому разговору больше не вернемся.

Ответом мне стал понимающий взгляд. Нет, когда женщина знает, где стоит промолчать — это лучшее приданое.

Утром я снова поехал в Склиф. Нашел контакты в реанимации, но ответ был ожидаем — состояние крайне тяжелое. Заряд дроби с расстояния метра два кучно улетел в живот. Хорошо хоть не крупной, тогда гарантированно спасать было бы некого. Но и этого хватило. Вчера как раз львиная доля времени ушла на поиски дробин и латание дырок. В итоге пришлось убрать большой кусок сальника, метра три тонкого кишечника и участок поперечной ободочной кишки. Самым хреновым было то, что досталось и поджелудочной железе.

Вот и думай: чем тут помочь. Ну сходил на станцию переливания, сдал кровь для Лены. Толку с того. Проблем это не решит вообще.

Надо искать, кто сейчас лучший в Союзе по панкреонекрозам. И для этого у меня есть хорошая знакомая с говорящей кличкой «Дыба». К ней я и отправился. Один раз она мне помогла, не откажет и сейчас. Тем более, для коллеги.

Екатерина Тимофеевна как-то не очень моему визиту обрадовалась. Магнитик, ясное дело, взяла, но как-то небрежно, даже не посмотрев, смахнула его вместе с шоколадкой в ящик стола.

— Признавайся, чего на этот раз от меня хочешь? — без предисловий спросила она. — Ни за что не поверю, что вчера приехав, ты ночь не спал, жаждал мне сувенирчики вручить.

— Ситуация следующая. Накануне пострадала моя коллега, с седьмой подстанции. Возможно вы слышали, стреляли во врача.

Дыба покивала, мол, как же, было такое. Потом налила себе из графина воды и спросила:

— И ты конечно же собираешься своей любовнице просить перевод из Склифосовского в хорошее место, да?

— Во-первых, она мне давно не любовница, во-вторых — прошу. И про Склиф я не сказал ничего.

— Ты что думаешь, я на острове живу? У нас селекторное совещание было, говорили об этом. Чем тебе больница не угодила?

— Скорая помощь, Екатерина Тимофеевна, она, извините, и в Африке такая. Сейчас стоит вопрос не только оперативного вмешательства, но и дальнейших шагов. Там намечается панкреонекроз. И я хотел бы для нашей коллеги лучших специалистов.

— Иди, погуляй, — немного подумав, сказала Катя. — Я сейчас позвоню кое-кому, узнаю.

Я развернулся, пошел в приемную и сел на стул. Какой смысл далеко ходить? Рассказывать всем встречным про Швейцарию настроения нет никакого. Надо Дыбе предложить выступить перед коллективом с отчетом. Хотя всё равно спрашивать будут.

Минут десять спустя Катя крикнула через дверь:

— Заходи!

Зашел и уставился на начальницу в ожидании результата.

— Ты садись, что встал? — чуть ли не приказным тоном сказала Дыба. — Смотри. Лучшие специалисты по брюху вообще и по поджелудочной железе в частности — ожидаемо военные. Госпиталь Бурденко. У них там, кстати, совсем недавно новый хирургический корпус открыли. Семь этажей, по последнему слову науки. Но выходов на начальника госпиталя у меня нет. То есть я его знаю, он меня, но просить не могу.

— Извините, а от вас позвонить можно? — спросил я сразу же.

— На здоровье. — встала, пододвинула она мне телефон и вздохнула: — Кто бы за меня так переживал...

Я дождался пока закроется дверь, набрал номер сусловского куратора. Юрий Геннадьевич на встречу согласился сразу. Только не сегодня — завтра с утра. Обещал подъехать прямо к институту, к концу первой пары. Но и это хлеб.

Я в задумчивости покрутил туда-сюда диск телефона. А позвоню-ка родителям Томилиной. Что-то меня во всей этой истории мучило.

Трубку поднял отец Лены.

— Да, узнал. Следователь? Опросил. Но мы с матерью ничего не знаем — дочка про работу не любила рассказывать. Ну выезды, бывали нехорошие. Так и вас такие же с ней и были? Кто следователь? Сейчас посмотрю.

Спустя пять минут разговора я стал обладателем контактов следака в Пролетарском РУВД и даже опера, который сопровождал дело. Посмотрев на часы, я понял, что вполне успеваю до обеда. Но надо подвинуть смены — сегодня и завтра мне нужные свободные.

— Екатерина Тимофеевна, — я нашел Дыбу дымящей в курилке. — Сегодня не могу работать в ночь. И завтра тоже. Можно как-то меня подвинуть? Я отработаю.

— Иди уже, — главрач только махнула рукой. — Все решу.

Ехать домой? Время терять? Вон, будка стоит, а в кармане мелочь. Привычка таскать двушки очень быстро появляется. Потому что иначе будешь платить гривенниками, которые хоть и из другого материала, но зато того же размера. Или просить милостыню у прохожих.

На подстанции Мельника не было, после дежурства пошел домой. Но доброхоты номер телефона сообщили. Витя, дорогой, будь на месте! Не ходи сегодня никуда подрабатывать!

И мне повезло. Недовольная вахтерша долго не хотела отрывать тыл и ехать на лифте искать жильца, но в конце концов согласилась. Минут пять я слушал звуки природы типа шарканья, чьих-то голосов и бонусного трека в виде вопля «Саня, ну сколько можно ждать?!». Наконец и недовольный голос Мельника послышался: