Малый драконий род - Кернер Элизабет. Страница 28
Он оказался прав. Звук слегка изменился, и я узнала в нем тот самый необыкновенно гулкий треск, что временами издают пылающие дрова, разве что многократно усиленный. Это переломилась толстая балка, поддерживавшая крышу, и грохот от ее падения так и сотряс землю — я почувствовала это ступнями ног. От горящих деревянных стропил шел жуткий потреск — то звонкий, то глухой и раскатистый, словно отдаленный гром, — казалось, дерево корчилось и стенало в чудовищных муках.
Взяв на себя руководство, я ступила во двор, и тут меня ждало замешательство. Оказалось, что мой двоюродный брат Вальфер до этого совершил настоящее геройство: взобрался по лестнице на крышу сбруйной — она находилась ближе всего к огню — и, сорвав черепицу, прорубил топором брешь в крыше, после чего стал заливать водой все подряд. Он заработал довольно сильные ожоги, а один край крыши в конце концов обрушился, однако именно благодаря действиям моего двоюродного брата огонь не распространился на соседние постройки. Алисонда, его супруга, перевязывала ему руки, пока он стоял посреди двора, громко раздавая указания. Последних лошадей увели прочь, и те немногие из нас, что остались здесь, продолжали делать все, что еще было можно предпринять. Спасенным лошадям до самого утра уделялось обилие внимания и заботы, дому тоже уже ничего не угрожало. Мы не переставали таскать ведра с водой, заливая пламя, от которого то и дело взметались искры (хорошо еще, что ветра почти не было), но в конце концов вынуждены были просто дать огню догореть. К счастью, запертые лошади погибли задолго до этого, однако никто даже не порывался отправиться спать. Обитатели поместья все до единого стояли на холоде и ждали, пока погаснет последнее пламя пожара, что произошло лишь перед самым рассветом. Обугленные балки все еще устрашающе багровели, словно в них притаилось пламя демонов, а раскаленные камни постепенно остывали, издавая громкое потрескивание.
Когда каменные стены поостыли и последние уголья были потушены, мы решились войти внутрь полуразрушенной конюшни и обнаружили, что лишились одиннадцати из двадцати четырех лошадей.
Я вновь почувствовала, как к горлу подкатывает поток желчи: способствовало этому не столько отвратительное зрелище, сколько запах — едкий, невыносимый смрад, висевший в воздухе; вся моя обувь и одежда пропитались им, а во рту стоял мерзкий привкус — казалось, мне уже нипочем от него не избавиться. Но к тому времени мы все были настолько утомлены горестью и гневом, что нам чудилось, будто все это происходит не с нами, и даже подступающая временами дурнота не могла взять свое.
Джеми выглядел немногим лучше меня. Редко доводилось мне видеть его таким мрачным, однако когда он заговорил, то немало удивил меня.
— Я считал, что все обернется гораздо хуже, девочка моя, — сказал он, стоя посреди обгорелых развалин и глядя в пустоту. — Мне уже доводилось сталкиваться с пожаром в конюшнях, много лет назад, когда я жил на Востоке, — продолжал он, и я поняла: суровый оттенок в его голосе никак не связан с усталостью. — Тогда мы потеряли больше половины лошадей. Пес его знает, в чем тут дело, да только могу поклясться: сегодня ночью, прежде чем огонь охватил все стойла, что-то заставило едва ли не всех животных самих выйти наружу.
Вариен негромко произнес:
— Что ж, по меньшей мере, порадуемся, что так дешево отделались.
Мне хотелось рассказать Джеми о том, что сделал Вариен, но я знала, что мой любимый прав: лучше помалкивать. Разве мог он сказать о том, что обратился к лошадям при помощи Истинной речи, ведь этого совершенно невозможно было никому доказать?
Между тем утро готовилось смениться днем. Я отправилась помогать Алисонде готовить завтрак и горячее питье для каждого, а Джеми с остальными вновь занялись лошадьми: нужно было убедиться, что они накормлены и обогреты, обеспечить им полный уют и покой. Конюшенные работники принялись за долгое и грязное занятие — им предстояло полностью вычистить стойла, оставив лишь каменные стены. Наконец из ближайшего поселения прибыл целитель, за которым послали на рассвете, и сейчас же занялся теми, кто более всего нуждался в помощи, и в первую очередь Вальфером.
Следующим был Вариен. Мы сняли с него повязку, и целитель охотно пустил в ход свою силу, заявив, что обычные порезы подчиняются его воле гораздо быстрее, нежели ожоги; однако мгновение спустя он изумленно уставился на руку Вариена.
Ничего не произошло.
Сделав глубокий вздох, он попытался снова. Я видела несколько раз, как работают целители, и привыкла, что вокруг них возникает голубоватое свечение, которое словно проникает в рану. Однако на этот раз ничего подобного не случилось.
— Прибегали ли вы раньше к помощи целителей? — вопросил он Вариена, и тот, само собой, ответил, что нет. Целитель нахмурился. — Я слышал о таких вещах, но самому мне никогда еще не приходилось сталкиваться с подобным. Боюсь, милостивый сударь, что вы — редчайший случай. Я знаю, что на некоторых сила целительства не действует, и вы, похоже, один из таких людей. Хвала Владычице, что рана ваша не тяжелая. — Он наклонил голову и понюхал снадобье, которым Релла обработала Вариену рану. — Вы используете верный состав и вскоре будете совершенно здоровы, равно как и прочие. Прошу меня простить, сударь, однако я ничего не могу для вас сделать, а другие тоже нуждаются в моей помощи.
Поклонившись, он отошел к остальным пострадавшим.
Несчастных лошадей, что сгорели заживо, похоронили в общей могиле чуть севернее главных построек поместья. Яма была огромной — широкой и глубокой, и чтобы выкопать ее, потребовалось немало добровольцев из деревни. Однако все трудились не покладая рук, и работа была закончена уже к полудню. Изуродованные огнем конские тела, милосердно прикрытые грубой мешковиной, были с величайшей осторожностью опущены на дно ямы. Я узнала, что и моя собственная лошадка, Тень, погибла в огне. Перебирая в голове события минувшей ночи, я припомнила, что кто-то из работников кричал мне что-то про нее, но в то время я была слишком поглощена другим и не обратила должного внимания... Может, я и трусиха, но я бесконечно благодарила судьбу за то, что не могу видеть сквозь мешковину и не знаю, какой из бесформенных свертков скрывает от меня ее труп.
Лишь когда мы принялись засыпать яму, до меня дошло, что почти все это время я беззвучно плакала. Тень долгие годы верно служила мне — она была для меня настоящей подругой, ибо я долгое время была вовсе лишена каких бы то ни было друзей. У меня на попечении всегда было предостаточно лошадей: многих я знала и на многих ездила верхом, многих обучала, а у иных и сама училась кое-чему — а теперь вот многих потеряла...
«Ах, Тень, вечная и верная моя подружка. Спи спокойно, милая моя. Мне будет тебя не хватать».
Когда последние комья земли были возложены на образовавшийся курган, Джеми подошел ко мне и, обхватив меня рукой за талию, заглянул в лицо: его покрасневшие глаза встретились с моими. Я положила руку ему на плечо, после чего мы развернулись и вместе направились к дому, не говоря ни слова...
Улучив момент, я познакомила Джеми с Реллой; однако о том, что с нами случилось, он смог услышать лишь поздно вечером, когда Релла отправилась спать, а мы втроем устало расселись вокруг очага на кухне. После того как мы поведали ему о событиях прошлой ночи, он потребовал, чтобы я рассказала ему все, что мне известно о Релле, и очень скоро я поняла, что знаю о ней не так уж много.
— Мы познакомились с ней на корабле во время плавания, — рассказывала я ему. — Ей нездоровилось, и я решила присмотреть за ней, так мы и разговорились. А когда листосборцы разбили лагерь на острове и все, кто был на корабле, только и делали, что собирали лансип, мы с ней работали вместе и жили в одной палатке — но я мало что о ней знала вплоть до тех пор, пока не оказалась во власти Марика. Тогда-то она и рассказала мне, что является представительницей Безмолвной службы, и подтвердила, что Марик всерьез спутался с демонами и добра от этого не будет никому. Она помогла мне сбежать, а когда его заклинатель демонов опять схватил меня, отправилась к Акору и все ему рассказала. — Я положила руку Джеми на плечо. — Если бы не она, Джеми, то я бы досталась демонам.