Иное царство - Керни Пол. Страница 49

— Вирогонь, — повторил Меркади. — Милость леса, дарованная вирим. Сок земли, претворенный в свет.

Он наклонился вперед, и языки пламени погладили его треугольное лицо, взбежали по всклокоченным волосам, лизнули глаза. Их изумрудный цвет был почти таким же, как цвет пламени. Несколько секунд казалось, будто оно вливается в его глаза и выливается из них вращающимися слезами. Затем Меркади сделал глубокий вдох, его птичья грудь неимоверно расширилась, и пламя втянулось в его открытый рот, влилось ему в глотку, точно вода. Огонь костра вновь стал оранжево-желтым, но Меркади раздулся так, что, казалось, вот-вот лопнет. Он шагнул к Котт и внезапно прижал черные кожистые губы к ее губам, Майкл вздрогнул, а Меркади словно бы подул. Котт рванулась, но пальцы, впивавшиеся ей в плечи, удержали ее, а на шею Майкла легла широкая тяжелая ладонь, мешая ему вскочить, и бас Двармо пророкотал над ним:

— Не бойся. Меркади оказывает вам великую честь, расщедрясь на такой дар. Сиди тихо.

Меркади отпустил Котт. Она чуть не упала навзничь, белки ее глаз были заведены кверху. Майкл судорожно дернулся, но не ему было тягаться силой с Двармо.

На его губы легли губы Меркади, сухие и легкие, как опавшие листья. У него возникло ощущение, будто в его рот врывается ураганный ветер, жаркий ветер, обжигающий ему глотку, как крепкое вино, которое разлилось по всем его нервам и жилкам, и ему почудилось, что он светится, точно неоновая вывеска, точно рождественская елка, обвешанная гирляндами лампочек. Оно взорвалось у него в мозгу, фейерверком пронизало каждую часть, каждый нейрон, каждую клетку — и озарило лес в его сознании. Он вырвался из жаркой тьмы сквозь камни, глину, почву — слой за слоем оставался позади, — а потом, уже медленнее, по клубкам корневой системы, вверх по древесным стволам, ощущая стремительную смену времен года, как дыхание ветра сквозь толстую кору. И вот — плещущие листья, где солнечное тепло согревает и бодрит его, а воздух бежит по жилам, точно кровь. И вот он брошен, скользит вниз, назад в почву, в глину, в камень под ней, чтобы начать с нового начала.

И на его лице — теплые желтые отблески костра, а груз у него на плече — рука Двармо, помешавшая ему упасть. Он посмотрел по сторонам: у костра развалился Меркади, ухмыляясь и храня серьезность в одно и то же время. Котт, по виду такая же ошеломленная, как и он сам, встряхивает головой, будто отгоняя назойливую муху.

— Что ты сделал? — спросил он Меркади и пошатнулся, потому что Двармо наконец отпустил его.

— Наградил тебя даром, который лесовики почуют за мили и мили. Вирогонь. Теперь вы можете сами им воспользоваться — ты и Катерина. Вместе, но только один раз. Лесовики будут принимать вас за вирим до тех пор, пока и если вы не воспользуетесь огнем. Когда он вас покинет, вы вновь обретете человеческую сущность, а люди тут считаются просто скотиной. Не забывайте этого.

— Как мы можем извергнуть его?

— Узнаешь, Нездешний, когда это будет по-настоящему нужно. Но помни, воспользоваться им можно только один раз.

От кромки света донесся глубокий бас Двармо:

— Тебе… оказана честь. Наши редко делятся этим даром с другими.

— Ради чего? — спросил Майкл у Меркади.

— Потому что я люблю твою даму, — они с Котт обменялись взглядом, а Майкл смотрел на них с недоумением.

— И еще, думается мне, ты предпринял нечто важное. Нечто предопределенное. По-моему, сюда тебя привел не просто каприз, и, по-моему, причину ты не знаешь. За этим кроется что-то большее.

Вирогонь тихонько пел в костях Майкла, чуть щекотал его.

— Ты знаешь дорогу к замку Всадника?

Меркади кивнул.

— Мы все ее знаем. И Котт тоже. Он — точно тень на краешке зрения, всегда там.

Майкл посмотрел на нее.

— Так ты знаешь? Ты знаешь, что он существует, что он реален?

Она промолчала. Ее губы были сжаты в узкую гневную полоску.

— Далеко до него? — спросил Майкл у Меркади.

— На расстоянии дурного сна. В этом краю расстояния обманчивы, а прямые линии — одна насмешка. Будете идти, пока не найдете… Все, кто является сюда, рано или поздно, находят его, если Всадник этого захочет. Может, до него только лига, а может, тысячи и тысячи. Ты найдешь замок, когда он этого захочет. Когда решит, что ты готов.

— Готов к чему?

— Готов отдать ему свою душу.

Утром Меркади с Двармо исчезли, хотя на земле возле костра было нарисовано ухмыляющееся лицо. Майкл прислушался. Долину заполнял густой туман, колыхавшийся, точно океан. Над ним возвышались вершины деревьев — косматые великаны, бредущие к берегу. В лесу стояла тишина, и бледное солнце только-только раскинуло первые лучи над восточным горизонтом, и пары в воздухе заиграли маленькими радугами.

Котт лежала по другую сторону погасшего костра и смотрела на него. Ночью он мерз без ее тепла в его объятиях, но она не приближалась к нему с той минуты, как в нее был вцелован вирогонь. Чудится ли ему или правда что-то новое появилось в ней, что-то связанное с народом Меркади, а не с человечеством? Неужели глаза у нее стали уже, а уши длиннее и заостреннее?

Но едва она встала, откинув меха, как он выругал себя за дурацкие фантазии. Перед ним была та гибкая прелестная девушка, какой он ее знал, и в нем проснулась страсть.

— Котт?

— Что? — спросила она, продолжая укладывать вещи в сумку.

Он прикоснулся к ее плечу, и она замерла, не поднимая на него глаз.

— Нет, Майкл.

— Но почему? Мы целую вечность…

— Я не буду любить тебя, пока ты продаешь душу ради другой женщины.

Она плакала. По ее щекам струились слезы, хотя лицо хранило неумолимую твердость.

— Она же моя родственница! Черт побери, Котт, я думал, мы с этим разобрались. Я думал, ты перестала тревожиться из-за этого. Ведь ты — та, кого я люблю.

— Тогда найди мне мою душу, Майкл.

— Что?

— Если я подмененная, моя душа тоже в замке Всадника. Отправился бы ты на ее поиски?

Он не сумел ей ответить. Его охватила растерянность. Она была непредсказуема, как дождь. Черт его побери, если он знает, что сказать, чтобы умиротворить ее.

Он отвернулся.

— Займусь завтраком, — проворчал он, ошарашенный обидой. Все в здешних местах было не тем, чем казалось. Он уже жалел, что не послушался Рингбона и не ушел с ним на север.

Если Рингбон еще жив. Возможно, и он и его племя уже превратились в груду трупов.

Ему на затылок легла рука Котт, и он сразу обернулся, чтобы встретить ее поцелуй. Они жадно прижались друг к другу, и он тут же задрал ее тунику.

— Прости, — сказал он, уже взяв ее, и она повторила «прости». И так они просили прощения друг у друга во внезапном порыве страсти, превратив это в подобие молитвы, и вскоре уже мнилось, что они испрашивают прощения не только за прошлое, но и за все грядущее. Они винили себя в том, что все сложится в будущем так, как сложится.

16

Вечер выдался тихий. Он стоял за стойкой и наливал кружки. То есть наливал бы, если бы кто-нибудь потребовал пива. Зал был почти пуст. Двое-трое завсегдатаев пялились на дно кружек, а в углу старики метали дротики, медленно шаркая к мишени и обратно.

Снаружи долгий день сменялся ясным голубым вечером, и уличное движение казалось совсем спокойным в сравнении с ревом и грохотом часа пик, который он ненавидел. Иногда слышалось рычание проезжающего мимо красного автобуса.

Он оперся о стойку и закурил сигарету, что хозяйка строжайше запрещала.

Клэр. Вот в чем загвоздка.

Не слишком умно спутываться с девушкой на десять лет моложе тебя, верящей в истинную любовь, благородство и все такое прочее.

Но очень приятно.

Ему нравилась ее элегантность, городская подтянутость. В ней не было ни на йоту ничего сельского. Город был для нее всем.

В окне бара на миг возникло лицо. Оно ухмыльнулось до ушей, глаза превратились в щелочки, полные зеленого света, уши заострялись, как листья.

Меркади?