Иное царство - Керни Пол. Страница 69

Сердце Майкла мучительно сжалось. Котт не звала его. Какая-то уловка. И его душа обречена.

Однако он не испытывал страха. На пределе боли и усталости — ясность мысли, ледяная логика. Худшее уже произошло. И теперь ему все равно.

Морщась от боли, он поднялся на ноги.

— Кто ты такой, черт дери? — буркнул он.

Вместо ответа Всадник поднял руку и откинул капюшон. Майкл охнул.

Ничего даже отдаленно человеческого. Голова была точно темный пень, обвитый побегами жимолости, как ожерельем. Поблескивающий остролист свисал, точно волосы, вперемешку с омелой и шиповником. Вместо глаз — красные ягоды рябины, а над ними — свернутая кольцом ветка терновника, будто корона.

— Я Дикий Лес, — негромко сказал Всадник, и голос его был шелестом огромных деревьев под ветром. В нем отсутствовала глубина, словно его грудь была незамкнутой, но полна колышущейся листвы.

— Котт, — прошептал Майкл. — Где она?

Здесь, Майкл. Слова пронеслись мимо него, как подхваченный ветром лист.

Мы все здесь, Майкл.

Он понял, что голос исходит от Всадника.

— Что ты сделал с ней… с Розой? Чего ты, черт подери, добиваешься?

— Тебя.

Майкл, дрожа, попятился.

— Нет.

Внезапно на коне перед ним оказалась Котт. Шрамы и рубцы исчезли бесследно, ее волосы сияли в потоках лунного света.

— Это я, Майкл. Я часть леса, какой была всегда. Я не изменилась. Просто я больше не боюсь.

— Он заполучил тебя, Котт. Все-таки заполучил. И по моей вине. Прости.

Она как будто рассердилась.

— Ты ничего не понял! — но ее лицо растворилось в воздухе, и он вновь смотрел на мшистые черты Всадника. Зеленый Рыцарь.

— Я Дикий Лес, — повторил он. — И я все, чем ты хочешь, чтобы я был. Ты видишь то, что хочешь видеть. В корнях и в ветвях мой сок такой же, как в любом дереве, вскормленном этой землей.

Теперь на неподвижном коне сидел Неньян. Его широкое лицо чуть улыбалось.

— Ты изменился, лесовик. Мир, в котором ты живешь теперь, не годится для тебя. Ты принадлежишь лесу, как и я.

— Он забрал твою душу, — прохрипел Майкл.

Священник продолжал улыбаться, покачивая головой.

— И все-таки ты ничего не понял!

Он исчез.

— А Роза? Что случилось с ней? Она тоже здесь?

— Она умерла в твоем мире, но да, она здесь. У нее родилась дочь, которая принадлежала лесу.

Котт. Майкл догадался об этом много лет назад. Его двоюродная сестра.

— Покажи мне Розу.

— Она умерла.

— Как и Неньян.

— Священник был частью леса, частью этого мира. А потому он никогда не умрет по-настоящему.

— Значит, поиски с самого начала были безнадежными. И у меня нет способа освободить Розу, — его душила горечь. Горечь и унижение. Все страдания были бессмысленными. Он потратил зря свое время в этом мире. А может быть, и время Котт.

Всадник ничего не ответил.

Холод въедался в Майкла, как кислота. Кровь в его ранах замерзла кристаллами, совсем черными в лунном свете. Времени у него почти не осталось.

— Почему я здесь? Ты притащил меня сюда, ведь так?

Увитая листьями голова слегка наклонилась. Конь обнюхивал белую землю. На его морде оседал иней, но он словно бы не замечал холода. Лицо Майкла превратилось в ледяную маску, его дыхание кристаллами оседало вокруг губ и ноздрей. Когда он говорил, маска трескалась. Его томила невероятная усталость.

— Когда ты умрешь здесь, ты будешь моим, — произнес голос-шелест. — Ты будешь весь принадлежать лесу.

Майкл осознал, что с ним говорит Дикий Лес. Замок был просто развалинами, крючком, чтобы повесить на него легенду. А Всадник — всего лишь эмблема. Ключом ко всему был лес, центр всего, сердце этого мира. Его бог. Бедняга Неньян хотел побороть Всадника, не понимая, что он всего лишь воплощение воли леса. И душ он не крал. Души просто заблудились в Диком Лесу. И душа Неньяна тоже в нем заблудилась.

Я люблю могучие деревья.

Да, Всадник был одно с лесом.

Я все, чем ты хочешь, чтобы я был.

Роза хотела таинственной романтичной любви. Майкл хотел Котт. Или Розу. Это не имело значения. Он хотел темноволосую девушку, и лес подарил ее ему.

А теперь лес хочет что-то взамен.

— Меня ты не получишь, — сказал он твердо. Холод сковывал его челюсть, и он словно выкусывал слова из глыбы льда. — Я не стану частью тебя, если ты не отпустишь Розу.

— Она умерла.

— Здесь у тебя ее сущность. Ее… душа. И у тебя — моя жизнь. Отдай мою жизнь ей и отпусти ее. Дай ей свободу, и я стану частью твоего леса. Я сделаю все, чего ты пожелаешь.

— И ты настолько силен, что ставишь мне условия? — голос был легким ветром, предвестием грозы.

— Я не Неньян. Меня тебе не ослепить. Моя жизнь за ее жизнь.

Лицо смотрело на вето. Как будто взвешивая, обдумывая. И внезапно Майкл понял, что в нем нет зла — не больше, чем в весенней буре или зимней вьюге. Стихия, такая же, как солнце.

— Она вернется в тот миг, в который ушла. К мертворожденной дочери, к опозоренной жизни.

— И все-таки жизни.

— Когда она вернется, ты тоже будешь там. Маленьким мальчиком. Мужчина, в которого ты вырос, вообще существовать не будет. В твоем мире будет другой Майкл Фей. История тех краев изменится.

Майкл улыбнулся. Значит, его второе «я» получит новый шанс — жизнь, не погубленную временем в Ином Месте. И там с ним будет Роза. Кто знает? Быть может, он даже когда-нибудь отправится в Англию и познакомится с девушкой, умеющей говорить изящно и грезящей о мужчине, который бормочет во сне по-гэльски.

Листья вокруг лица зашелестели — в тихом смехе, решил Майкл.

Счастливый конец волшебной сказки.

И Майкл понял, что победа осталась за ним. Его поиски наконец-то увенчались успехом.

Котт была рядом. И Неньян, благодушно улыбающийся. Майкл больше не замерзал.

Я сделаю все, чего ты пожелаешь.

Он сбросил изможденные останки того, чем был, и Котт, живая, гибкая, очутилась в его объятиях. Они стояли в солнечных лучах, оглядывая необъятность Дикого Леса — жизни, духа и сердца этого широкого мира. И вокруг царило лето.

Моя жизнь за ее жизнь.

Эпилог

Наконец-то наступили летние сумерки. Она поставила последнюю тарелку возле мойки и заслушалась вечерней песней птиц. Воздух снаружи темнел — солнце давно опустилось за западные горы. Только край неба там еще багровел, точно догорающие угли забытого костра.

В доме царила тишина. Почти все уже легли, и старый Демон подергивался и посапывал во сне под кухонным столом. На стуле поблескивала намыленная уздечка, где ее оставил Муллан, и в пустом безмолвии тихо тикали часы.

Она осторожно поднялась по лестнице, привычно избегая скрипучих ступенек, и остановилась на площадке. Звуки размеренного дыхания — тоже часы, бесконечно тикающие сами себе. Она вошла в самую маленькую комнату и постояла там, глядя на голову, утонувшую в подушке. Его рот полуоткрылся во сне, рука свисала с кровати. Она бережно убрала ее под одеяло и поцеловала мальчика в лоб, разглаживая морщинки. Потом на цыпочках спустилась вниз и бесшумно выскользнула во двор.

Небо было огромным и безоблачным. Днем стояла жара, и теперь вечерняя звезда поднималась над деревьями по безупречному куполу. Она слышала голос речки в низине, и где-то заухала первая сова. Ее босые ноги ступали по траве совсем бесшумно.

Тут, на верхнем краю низины, голос речки звучал громче, и под деревьями быстрее сгущался ночной мрак. Она села, прислонившись к стволу, обхватила колени обнаженными руками и стала ждать — как часто ждала в сумерках и на рассвете, сама не зная чего. Все эти годы.

Иногда ей чудилось, что за ней следят невысокие силуэты среди теней, а один раз она услышала конский топот. Но лес оставался пустым, речка бежала по своему руслу, унося свои воды в тьму под мостом за деревьями.

И опять — ничего. Окостенев от усталости, она встала и пошла через луг туда, где светилось окно кухни. У калитки она остановилась, оглянулась… и вот тогда увидела какое-то движение и словно услышала, как ее окликнули по имени, тихо, точно дуновение теплого ветерка.