Ужасы Фобии Грин (СИ) - Алатова Тата. Страница 12
К вечеру налетел ураган. Внезапно и резко светло-серое небо потемнело, ветер усилился, верхушки деревьев испуганно заметались в вышине. Легкие летние домики недовольно хлопали ставнями и тонкими дверями.
Дождь обрушился сразу — без всяких капелек-разведчиков. Молнии раздирали черное небо все чаще.
Дрожащие от холода ученики и учителя собрались под шатким навесом столовой. Сидели, обхватив плечи руками, испуганно поглядывали на непогоду. Антонио старался держаться возле Фобии, и Ханна поглядывала на них с озорным любопытством.
А Фобия… Фобия точно знала, что впереди беда. Вот знала и все тут.
Обойдя жителей лагеря по дуге, она пробралась к Кресту. Он стоял под дождем, плечи прямые, ноги широко расставлены, руки за спиной. Стоял, глядя на лес, и крикнул, не оборачиваясь:
— Что тебе опять, Грин?
— Что-то будет, — прокричала в ответ она, тоже выходя под дождь.
Он оглянулся на нее — глаза горели, рот кривился в странной гримасе:
— Решила стать провидицей?
— Я просто знаю, — ответила она упрямо.
Он засмеялся — хрипло, с надрывом.
Она не удивилась, когда очередная молния ударила в высокую одинокую сосну в нескольких метрах от лагеря.
Дерево зашлось сразу, вспыхнув, подобно спичке.
И почему-то повалилось прямо на лагерь, роняя в стороны искры.
Фобия удовлетворенно кивнула. Тревога, снедавшая ее, отошла назад.
Крест мрачно посмотрел на нее так, будто она была виновата в произошедшем.
— Довольна?
— Да! — крикнула Фобия. Ей стало весело.
Страх воды.
Страх огня.
Страх упасть в открытую могилу.
Страх сойти с ума.
Страх близкого присутствия — не ближе, чем на метр, пожалуйста.
Страх черной масляной краски.
Страх быть затоптанной стадом антилоп.
Все они разом сплелись в тугой, нерушимый клубок. Крест командовал лагерем. Оллмотт выдвинулся вперед, сосредоточенно глядя на огонь, который жрал лазарет. Но куда ему — истинному магу без энергии. На лед-то едва хватает!
Фобия сделала шаг — прямо к ярким языкам пламени, которым было все равно до дождя.
Эта гроза не имела ничего общего с капризами природы.
Это была энергия, которая выплеснулась за пределы лагеря.
Нельзя собрать в одном лагере столько псевдомагов и думать, что все обойдется.
Фобия зашипела, выгибая спину. Она не двигалась, но что-то изменилось вокруг. Щупальца, ее непослушные щупальца вечной паники, которые привыкли хватать, мять, рушить, щупальца взмыли вверх, впервые подчинившись воле своей хозяйки. Впервые в жизни они были как дрессированные псы, а не своевольные чудовища. Они тянулись к огню и хватали его, мяли и рушили. И высвобождаемые силы текли прямо в Оллмотта, который не верил собственному счастью. Хочешь магии? Получай! Бери столько, сколько сможешь унести.
А потом ей все надоело. Она вдруг устала. Бессонная ночь, наполненный хлопотами день, сырость и ветер. Ей хотелось в свой домик, на тонкий матрас, кинутый на пол, и чтобы изящная рука Несмеи свешивалась с кровати.
Хватит.
И небо очистилось. И ветер уполз в лес, жалобно поскуливая. И дождь закончился, а огонь иссяк.
Хватит.
Фобия, пошатываясь, побрела прочь. От потрясенного взгляда Креста. От ошалевшего Оллмотта. От перепуганных учеников.
Русалки, даже бывшие, они не люди. Они прозрачны и свежи. Их не страшно. От них не больно.
Их можно держать за руку, проваливаясь в омут снов. Несмея покорно сидела рядом и гладила Фобию по голове. Ее глаза были печальны, но Фобия этого уже не видела.
Она смотрела в некрасивое властное лицо.
— Ты нужен мне, Крест.
— Да, Наместник.
— Ну разумеется, я мог бы и не спрашивать. Просто у меня слишком хорошие манеры.
Сухой смех бьет по воспаленному мозгу. Ненависть на секунду вспарывает вены и тут же стихает. Привычное бремя покорности.
— Этой ночью я умру, наемник.
Слепая надежда клокочет в горле. Свобода? Свобода???
— Но это ничего не изменит. Ты клялся и после смерти. Подойди ближе.
Рука входит в грудь, будто там нет ни кожи, ни костей, ничего. Будто это растопленное масло. Большое кровавое горячее сердце пульсирует на широкой ладони.
— Я возьму это, ты не возражаешь? Тебе оно больше не понадобится.
Покорность. Покорность. И ненависти больше не будет. И надежды тоже.
— Да, Наместник.
Фобия уже не кричит. Она царапает ногтями кожу — там, где все еще бьется ее живое, большое, кровавое, горячее сердце.
Вырвать бы и бросить преданному псу.
Но к чему ему?
Он давно не человек.
Ему не нужно ничьих сердец.
Слышно было, как невдалеке стучал молоток — после вчерашнего урагана в лагере были кое-какие незначительные разрушения.
Утро случилось ясным и слегка прохладным.
Крест сидел на преподавательском столе, поставив ноги на скамейку.
Фобия — единственная из всех воспитанников — разместилась в центре полянки, обычно заменяющей псевдомагам учебные аудитории.
Одной вместо многих под взглядом дежурного по лагерю было неуютно.
Сейчас их было только двое.
Крест молчал. Фобия тоже.
Она умела подолгу молчать. В конце концов именно этим она и занималась большую часть своей жизни.
Видимо решив, что психологическая атака проведена, Крест нарушил тишину.
— Что это вчера было? — спросил он.
— Не знаю, — честно ответила Фобия. — Оно само.
— Выглядишь ты хреново. Плохо спала?
— Отвратительно.
Крест улыбнулся, явив миру дружелюбный волчий оскал.
— А я в последнее время хорошо сплю, — зачем-то сообщил он. — Просто замечательно.
Фобия промолчала. Она очень сильно хотела забрать путанку из своих волос из-под его подушки. Еще одной подобной ночи она просто не переживет.
— Не знаешь, почему я так хорошо сплю, Грин?
Потому что у тебя нет сердца, ублюдок?
В этом лагере девятнадцать псевдомагов и один проводник. Почему именно она сидит сейчас перед Крестом? Или он с каждым намерен беседовать о сновидениях лично?
Хотя чудеса проявляла вчера только Фобия.
— Потому что я украла ваши сны, — ответила она неохотно. А что еще было делать?
Крест долго смотрел в ее осунувшееся, бледное лицо.
— Я сплела ловушку для снов из своих волос, — объяснила она, сжалившись над ним. — И положила вам под подушку.
— Зачем? — потрясенно выдохнул он. Кажется, это была первая живая эмоция, которую он продемонстрировал.
Хороший вопрос. Зачем же ты это сделала, Фобия?
— Это было спонтанным решением, — уклончиво проговорила она. — Оно просто возникло, когда я обыскивала ваш домик.
Еще одно «зачем» почти сорвалось с его губ, но Крест вовремя вспомнил о том, что он в этом лагере вроде бы главный, и вообще ему много столетий. Удивляться дважды в одном веке было ему несвойственно.
— Ну ладно, — неожиданно покладисто произнес он, спрыгнул со стола и пошел прочь.
Фобия тоже вскочила.
— Вы выбросите ловушку, правда? — ненавидя себя за невольно заискивающий тон, спросила она у удаляющейся широкой спины.
Крест остановился, оглянулся на нее.
— Нет, — коротко ответил он.
— Пожалуйста. Ваши кошмары… Они невыносимы.
— Я знаю, — злорадно ухмыльнулся он.
— Вы не должны навязывать их другим людям.
— Я? Навязывать? Грин, ты ничего не перепутала?
— Я заколдую вас, — мрачно пообещала она. — Я умею. Вы видели.
Он засмеялся.
— Какая нелепая и самоуверенная пора — молодость. Это не ты умеешь. Это не твоя сила. Но так и быть, девочка, пользуйся ею. Считай, что она идет бонусом к ночным кошмарам.
И мерзавец ушел удивительно легкой, несвойственной ему походкой.
А Фобия ощутила, что ее придавило каменной плитой.
Она никогда не была ябедой. Может просто потому, что прежде ей некому и не на что было ябедничать. Однако перспектива провести еще одну ночь с воспоминаниями — а это были именно воспоминания, а не просто бред воспаленного разума — Фобию пугала больше, чем то, что о ней подумают.