Мартовские фиалки - Керр Филипп. Страница 7
– Спокойной ночи, кто бы вы ни были.
И прежде чем я, в свою очередь, успел пожелать спокойной ночи ей, дверь в библиотеку захлопнулась. Я почувствовал, что у меня во рту пересохло. На часах было уже половина четвертого утра. В эту минуту появился Ульрих.
– Неудивительно, что он засиживается допоздна, – пробормотал я и вышел вслед за Ульрихом.
Глава 3
Когда я проснулся на следующее утро, на улице было пасмурно и сыро. Чтобы избавиться от отвратительного привкуса во рту, я выпил чашечку кофе, просмотрев утренний номер «Берлинер борзенцайтунг» [10]. С каждым разом статьи в этой газете, сплошь состоявшие из длинных, маловразумительных предложений, становились все более и более непонятными, похожими на речи Гесса [11].
После завтрака я побрился и оделся и менее чем через час уже был на Александрплац=, центральной площади Восточного Берлина. По дороге на работу я собирался сдать белье в прачечную.
Если выйти на Александрплац [12]со стороны Нойе-Кенигштрассе, сразу заметишь два огромных административных здания: «Беролина-Хаус» с правой стороны и «Александр-Хаус» – с левой. На пятом этаже «Александр-Хаус» находится мое сыскное агентство, а на первом – прачечная Адлера, куда я и забросил свою белье, прежде чем подняться к себе наверх.
В ожидании лифта, я разглядывал небольшую доску объявлений. Здесь я увидел листовку, призывавшую вносить пожертвования в пользу фонда «Мать и дитя». Из другой я узнал, что партия настоятельно рекомендует всем гражданам посмотреть новый антисемитский фильм, а также вдохновляющую картину о фюрере. Обязанность вывешивать объявления на этой доске лежала на смотрителе здания, весьма предприимчивом господине Грубере. Он был не только ответственным за проведение мероприятий по охране здания от воздушных налетов, наделенным всей полнотой власти от имени Орпо, регулярной полиции порядка, но и осведомителем Гестапо. Я давно понял, что не в моих интересах ссориться с Грубером, и, так же как другие обитатели «Александр-Хаус», раз в неделю платил ему три марки, рассчитывая, что этой суммы достаточно для всех тех взносов, что без устали изобретает Немецкий трудовой фронт [13], изымая деньги у населения.
Увидев, что дверь Грубера открылась и оттуда высунулась его физиономия цвета скумбрии холодного копчения, я выругался про себя, проклиная лифт, который тащился с черепашьей скоростью.
– А, господин Гюнтер, это вы? – сказал Грубер, выходя из своей комнаты. Он приближался ко мне, словно краб, утыканный острыми шипами.
– Доброе утро, господин Грубер, – сказал я, стараясь не смотреть ему в лицо. Он чем-то напоминал мне Макса Шрека в роли Носферату, причем сходство усиливалось от того, что костлявые руки Грубера двигались, как лапы умывающейся крысы.
– К вам пришла молодая дама, – сказал он. – Я проводил ее наверх. Думаю, что вы не возражаете, господин Гюнтер.
– Да...
– Я хочу сказать, что она все еще там, – продолжал он. – Она пришла полчаса назад. Я знаю, что фрейлейн Леман больше у вас не работает, поэтому я вынужден был сообщить этой даме, что не знаю, когда вы появитесь. Вы ведь никогда не приходите на работу вовремя.
На мое счастье, подъехал лифт, и я смог завершить этот монолог.
– Спасибо, господин Грубер, – сказал я и захлопнул дверь.
– Хайль Гитлер! – ответил он.
Когда лифт начал подниматься, я прокричал:
– Хайль Гитлер! – Таких людей, как Грубер, лучше лишний раз поприветствовать именем Гитлера, иначе не оберешься неприятностей. Но я надеюсь, что наступит день, когда я прищемлю хвост этой хитрой лисе – просто ради собственного удовольствия.
На пятом этаже, кроме моего агентства, располагались еще кабинеты «немецкого» зубного врача и маклера «немецкой» страховой компании, а также «немецкое» агентство по найму рабочей силы, которое направило ко мне секретаршу на временную работу. Я предполагал, что это она ожидает меня в приемной. Выходя из лифта, я надеялся, что это будет хотя бы не уродина, на которую нельзя смотреть без содрогания. Я не тешил себя надеждой, что мне удастся заполучить красотку, но, конечно, не хотелось бы иметь дела и с какой-нибудь змеей. Размышляя обо всем этом, я открыл дверь.
– Господин Гюнтер?
Она встала, и я окинул ее беглым взглядом. Ну что ж, не так молода, как хотел меня уверить Грубер (с виду где-то около сорока пяти), но и отвращения не вызывает. Может быть, слишком полновата (зад у нее был определенно массивным), но я предпочитаю именно таких. У нее были рыжие волосы, тронутые сединой на висках и макушке, которые она стянула в узел на затылке. Одета в костюм из простой серой ткани, и надо сказать, он вполне гармонировал с белой блузкой с воротником-стойкой и черной шляпой с загнутыми вверх бретонскими полями.
– Доброе утро, – сказал я, стараясь говорить как можно любезнее и пытаясь не показать виду, что еще не оправился от похмелья. – Вы, должно быть, моя новая секретарша. – Мне еще повезло, что я получил такую, на первый взгляд вполне приличную, сотрудницу.
– Фрау Протце, – представилась она, пожимая мне руку. – Я вдова.
– Примите мои соболезнования, – сказал я, приглашая ее в кабинет. – Вы, кажется, из Баварии? Из какого города? – Ее баварский акцент нельзя было спутать ни с каким другим.
– Из Регенсбурга.
– Прекрасный город.
– Вы там, наверное, отыскали клад?
К тому же еще и с юмором, подумал я. Это хорошо, в такой конторе, как моя, очень пригодится.
Я рассказал ей о своей работе, и она отметила, что звучит это впечатляюще. Я провел ее в соседнюю комнатушку, где ей предстояло, взгромоздив свой зад на стул, проводить долгие часы.
– Знаете, я попросил бы вас не закрывать дверь в приемную, – сказал я. После этого показал ей туалет и извинился за жалкие обмылки и грязные полотенца. – И за все это я плачу семьдесят пять марок в месяц. Уже давно следовало бы пожаловаться владельцу здания, черт бы его подрал! – Размышляя об этом вслух, про себя я знал точно, что никогда никому не пожалуюсь.
Вернувшись в кабинет, я раскрыл свой календарь и убедился в том, что на прием сегодня записался только один человек – фрау Хайне. Она должна была подойти к одиннадцати.
– Через двадцать минут ко мне придут. Женщина, которая просит помочь ей в розыске пропавшего сына. Мы таких называем «еврейской подлодкой».
– Что это значит?
– Еврей в бегах.
– А что он такого натворил, что ему пришлось скрыться? – спросила она.
– Вы имеете в виду, помимо того, что он родился евреем?
Я видел, что даже для Регенсбурга она была слишком провинциальной, и мне стало жалко эту бедную женщину, перед которой откроются неведомые прежде – и такие мрачные – стороны жизни. Впрочем, она давно уже вышла из детского возраста и рано или поздно должна была столкнуться с суровой реальностью.
– Так случилось, что он заступился за старушку, которую избивали какие-то подонки, и убил одного из них.
– Но ведь он встал на защиту старой женщины...
– Беда в том, что эта старая, женщина оказалась еврейкой, – объяснил я, – а два подонка – штурмовиками. Как ни странно, но это все меняет, не правда ли? Его мать попросила меня выяснить, жив ли он и находится ли еще на свободе. Вы знаете, когда человека арестовывают, а потом казнят или отправляют в концлагерь, власти не всегда утруждают себя тем, чтобы сообщить об этом родным. Сейчас в еврейских семьях много пропавших без вести. Я в основном и занимаюсь тем, что пытаюсь их найти.
Фрау Протце откровенно обеспокоилась.
– Вы помогаете евреям? – спросила она.
– Не волнуйтесь, – сказал я. – Я действую строго в рамках закона. А еврейские деньги ничем не хуже других.
– Скорее всего.
10
Берлинская биржевая газета.
11
Гесс Р. – личный секретарь и заместитель Гитлера по партии.
12
Площадь получила свое название в 1805 году в честь посещения Берлина российским императором Александром I.
13
Организация, учрежденная фашистскими властями вместо профсоюзов, запрещенных декретом от 2 мая 1933 г.