Случай в электричке - Саркисян Меружан Григорьевич. Страница 7
Но хода назад нет. Павел пошел на вокзал, взял два билета до Ленинграда и дал телеграмму матери, чтобы выслала ему в долг тысячу рублей в Ленинград, на телеграф, до востребования. С такой просьбой он обращался впервые. Мать поймет, что ему нужны, очень нужны деньги, вышлет. Только бы не разволновалась!..
До Риги добрались электричкой. Казалось бы, Павлу цвести от радости, но теперь его постоянно мучил вопрос: вышлет мать деньги или нет? Диана заметила, что он чем-то подавлен. Чем же: неужели тем, что бросает санаторий? Или от того, что не знает куда ехать? А не все ли ему равно, раз он едет с ней. Вспоминает о жене? А! Вот оно что: деньги, ну конечно же деньги! Бедный мальчик, у него, наверное, в карманах сущие пустяки — сотня-другая, не больше. Вот он, щепетильная душа, и волнуется.
Она улыбнулась своей догадке и спросила:
— Павел, у вас есть водительские права?
— Да. Было модно заниматься в школе автовождения. Автомобиля не имею...
— Вот и ладно! В четыре руки мы быстро поедем. Куда вы хотите?
— Вы иголка, я нитка! — ответил он.
— Сколько у вас осталось свободных дней?
— Пятнадцать.
— Вы чем-то огорчены? Не хочется ехать?
— О чем вы говорите, Диана? Есть у меня одна заботка... Из Риги, я думаю, смогу дозвониться домой.
Она наклонилась к Павлу и заглянула ему в глаза.
— Деньги? Пустое! У меня в Ленинграде есть знакомые, они дадут любую сумму. Пусть вас это не мучает!
«Жигуленок» заглатывал серую ленту асфальта. У Павла на коленях раскрытый атлас автомобильных дорог — решили в один бросок добраться до Москвы.
Уже ничто, казалось, не омрачало путешествия. Он получил перевод — тысячу рублей, столько же заняла Диана у своих знакомых.
Миновали Новгород, нашли поворот с шоссе в лес. Остановились отдохнуть и закусить. Выпили по чашке кофе из термоса, Павел набрал букетик земляники, поднес его Диане и потянулся ее обнять.
— Диана, я люблю вас!
— Я вижу! — ответила она с холодком, отводя в сторону его руки. — Мы оба уже имеем печальный опыт, так зачем же торопиться? Любовницей я быть не хочу! Претендентов на роль таких героев я видела достаточно.
— Я предлагаю вам руку и сердце!
— Поняла. Иначе мы здесь с вами не оказались бы. Но это очень серьезно, требует раздумий и расчета!
— Любовь и расчет? Разве они совместимы?
— Для разумных людей — обязательно...
Как ни спешили, в Калинин успели вместе с сумерками. Остановились в мотеле.
Диана ушла в номер привести себя в порядок, переодеться.
Ужинали в ресторане. Будний день, посетителей немного. Нет оркестра, поэтому тихо.
На Диану оглядывались, официант с подчеркнутой почтительностью положил перед ней меню.
— Что будем пить? — спросил Павел.
— Ничего! Какая нужда дурманить голову...
Когда официант отошел, Диана загадочно улыбнулась.
— Боюсь, что у вас сложилось превратное представление о моих вкусах и привычках! Я расчетлива, а значит, не расположена к бессмысленному транжирству. Когда нувориши рвутся в свиту моих поклонников, я не мешаю им освобождать свои карманы, но то, что мы сами зарабатываем, — трудные деньги. Они должны идти на дело, а не на ресторанные пустяки. Вы предложили мне руку и сердце. С сердцем все понятно. Предположим, мы поженимся... Как вы думаете устроить нашу жизнь?
Павел не был готов к ответу. Живут же люди: он работает, она может работать, может и не работать. Какие могут быть требования к жизни свыше возможностей?
— Тянете с ответом! — одернула его Диана. — Да, да. Это не ответ! А когда вы первый раз женились, задавали себе этот вопрос? Нет. Вот вам и причина несчастья! Ну, начнем хотя бы с того, где мы будем жить — у моей матери в Ленинграде комната в коммуналке. Я прописана у мужа, но судиться с ним из-за жилплощади не собираюсь. Вы живете в Москве у своих родителей. Вам не захочется жить у моей мамы, это естественно, а мне — у ваших родителей, что тоже разумно. Вы москвич, а я — ленинградка. Как это соединить?
— В Москве снять квартиру не проблема, наверное, на первое время это можно сделать и в Ленинграде?
Диана посмотрела на претендента в женихи довольно выразительно.
— Предположим, мы поселимся в Ленинграде... За квартиру нужно платить... Сколько вы, Павел, зарабатываете, извините, конечно, за нескромный вопрос?
— Получаю или могу заработать? Сто восемьдесят в месяц.
— Я — неквалифицированная рабочая сила. Могу рассчитывать, самое большее, на сто двадцать. Реальный бюджет наш после выплат, вычетов, бесконечных взносов будет где-то около двухсот пятидесяти в месяц. С голода, конечно, не умрем...
— Оформлением магазинов, кинотеатров, выставок можно побольше заработать...
— Если будут заказы! — отрезала Диана.
Павел сдался и примолк.
— Я не верю, мой милый, сказкам о рае в шалаше. Я знаю, что в шалашах очень скоро воцаряется ад. Жизнь дается нам один раз, молодость недолговечна. Дорог каждый день, каждый час, каждая минута. Павел, неужели это непонятно, неужели надо все объяснять? Диана хочет жить, жить, жить, а не влачить жалкое существование! Я хочу глубоко дышать, понимаете! Хочу быть красивой, удивлять мужа, окружающих. Хочу капризничать, требовать внимания. Одним словом, хочу быть настоящей женщиной, раз ею родилась. Что в этом дурного, не пойму!
Я прекрасно вижу, вы думаете, что я легкомысленная дрянь. Да, да! Вижу. Но до меня никак не дойдет, почему быть красивой, одеваться по последней моде, жить по-настоящему, роскошно — прямо-таки преступно? Тупость какая-то, ей-богу тупость! Красота дается женщине не зря. Не для того, во всяком случае, чтобы ее целенаправленно губили. Своими руками душили. Стирка, готовка, малышня, пеленки, магазины да плюс ко всему восьмичасовой рабочий день. И что в награду? Что? Усталость, мешки под глазами, одутловатые руки — прощай маникюр, — убогие наряды и обувка фирмы «Скороход»? Нет уж, дорогие товарищи, спасибочки. Диана стоит дороже!
Она разошлась не на шутку. Вообще Диана любила время от времени произносить подобные речи. Ей казалось, что в такие моменты она блистает. Но сегодня, пожалуй, ее разобрало по-настоящему. Сосунок влюблен до умопомрачения и в то же время предлагает ей какой-то мизер. Ну и публика, а ведь Павел — из лучших представителей молодого поколения. Умница, интеллигент, аккуратист, симпатяга. Но сколько в нем наивности, какой-то тупости житейской, что ли. Он сырой материал. Тот кусок глины, который Диана сбросила с пьедестала.
Павел был мрачен — он не мог найти возражений ни на один аргумент Дианы. На себя надо обижаться за потерянные годы. Он церемонно поцеловал Диане руку у двери ее номера и направился к себе в номер, чувствуя, что разгромлен и повергнут. Как все понять? Как окончательный и бесповоротный отказ?
Совсем недавно, всего лишь несколько дней назад, когда привез глину в дом отдыха, он почувствовал в себе силу. Это был путь к завоеванию сердца Дианы. А тут сразу, одним ударом, сокрушалась вся логика, обратились в прах все его старания. Одним ударом... Господи, да в самом деле, что он может предложить такой женщине, как Диана, что? Свою честность, хорошее воспитание, житейскую неопытность, начитанность? А может быть, талант, которого, по всей видимости, у него нет? Стало жутковато от бессмысленности всего, что он делал до сих пор, от того, что делает сейчас.
В тишине пугающе прозвенел телефон. Павел снял трубку. Диана.
— Мне так тоскливо, Павел, милый. Вы даже не пожелали мне спокойной ночи...
— Можно к вам?
— Если есть желание пожелать мне спокойной ночи...
Павел, окрыленный, вышел из номера: «Она колеблется, она борется с собой, не может быть, чтобы душа этой прелестной женщины была подчинена только холодному расчету!»
Он без стука вошел в номер. Диана была в постели.
— Иди! Спокойной ночи, милый! — Диана оттолкнула его.
Он сделал протестующее движение.
— Уходи, говорю. До завтра.