Чёрная сиротка (СИ) - Дель Рия. Страница 28

— Это она тебя послала? — спрашиваю я.

— Ты про Владычицу? — Найджел не скрывает смеха. — Ей плевать.

«Ей плевать. Ей плевать», — эхом проносится в ушах. Это ожидаемо, и как же больно это слышать.

— Я сам пришёл. Нужно знать, как живёт доченька моего самого злейшего неприятеля.

Я приближаюсь к Найджелу. Даже будучи ниже, я смотрю на него свысока. Найджел не дёргается с места, наоборот, в нём появляется всё больше уверенности.

— Настраиваешь меня против матери? — тихо проговариваю я. — Враг моего врага — мой друг?

Я вешаю собственную абсурдную лапшу на уши. Она ничто. Пустота. Но вдруг моя душа такая же каменная пустошь?

Мужчина усмехается, отходит от меня на пару метров и смотрит в небо.

— Ты с ней — одной крови. Сейчас ты слишком жалкая, но поверь, я уничтожу тебя, когда ты станешь покровителем. Негоже мне убивать букашку! Ты будешь молить меня о пощаде так же, как и чертовка Джюель, тогда как я распоряжусь бросить вас на растерзание фаугам. Конечно, это завершение желанной расправы, а вот процесс наиболее занимательный: я заставлю вас страдать всеми способами, а начну с того, что вам та-ак дорого.

Последнее слово уплывает вместе с покровителем. От злости я швыряю ногой тяжёлый камень — носок простреливает боль.

Он тронет Айка. Найджел выглядел убедительно безжалостным, а такие существа ни перед чем не останавливаются. Дети расплачиваются за ошибки своих родителей — неоспоримый факт. Ненавижу!

Я должна быть сильнее ради себя и своего друга. Я буду защищать его, чего бы мне это ни стоило. Он всегда делал это для меня — настало моё время отплатить ему. Я стану тем, кем хочу и поставлю на место всех обитающих здесь тварей. Я стану сокрушающим покровителем.

Я слышу шарканье обуви, оборачиваюсь, но не успеваю увидеть, что происходит… Перед глазами появляется чёрная ткань, сквозь которую замечательно видно облака сферы Чёрного Оникса. Шею сдавливают сильные руки, перемотанные тряпками или бинтами. Натиск увеличивается и тут же смягчается, будто кто-то не хочет оставить следов.

Воздуха становится всё меньше. Я тщетно вырываюсь, бью пятками по ногам похитителя, набросившего на меня пропахший гнильём мешок. Моя сила не под стать покровительской, поэтому подонок единожды шипит и не отпускает больше ни звука.

Бессилие напористо одолевает меня, ноги безвольно подкашиваются, жёсткие руки подхватывают моё обмякшее тело. В ушах проносится шквальный шум. Утешительный холод захлёстывает меня, как морская волна. Темница.

ГЛАВА 9

Моя щека прилегает к холодному бетону, отчётливо разящему глиной и пылью. Одежда прилипает к коже от пота, руки связаны за спиной, ноги, к счастью, свободны. Шею ломит, будто я несколько недель ею не двигала. На волосах сохранился отвратительный запах гнилого мешка. Не представляю, насколько плохо я сейчас выгляжу — губы опухшие, глаза поникшие, шея вытянулась, как у гуся, под ногтями собралась тонна грязи, а то и больше.

Меньше всего мне хотелось оказаться запертой. Я с тяжестью поднимаюсь с пола, кисти рук туго перевязывает верёвка, из-за чего вставать в разы труднее. Я разглядываю во мраке свисающие с потолка громоздкие цепи, ошейники и острые кандалы. Они будто зверей здесь держат, а не бывших людей.

Вот только что здесь делаю я?

Металлическая дверь со скрипом отворачивается, внутрь проникают искусственные лучи. Широким и громовым шагом входит высокий мужчина, торопливо лязгает засовами.

— Эй! Что ты творишь? — мой голос неестественно дрожит. Неизвестный отвечает молчанием. Я не смогу сбежать в любом случае, так зачем это всё? Неужели чтобы посторонние не вошли? Но покровители без усилий могут перенестись в адом пропахшее место.

Похититель зажигает факел. Некоторое время он оглядывает его, играет незабинтованными, как у похитителя пальцами, над хвостом пламени, потом показывает лицо с чёрной пластиковой маской и медленно шагает к камере.

— Что тебе от меня нужно? — Я отступаю.

— Я думал, первый вопрос будет: «Кто ты?».

— Да хоть Владыка, мне плевать. Кто тебя послал запереть меня здесь?

— Это может быть кто угодно.

— Сфера Чёрного Оникса? — с утверждением спрашиваю я.

— Смышлёная. Я здесь, чтобы немного, совсем чуть-чуть пытать тебя, — оптимистично уведомляет меня незнакомец. — Обещаю, больно не будет, заживёт быстро. Грэм ведь дал тебе мазь. А он заботится о тебе не просто так. Ему нужно, чтобы ты осталась живой и здоровой, пока не станешь прочной. Скоро ты болезненно осознаешь: он использует тебя в личных целях.

— Чего?! Я не верю тебе. Лицо открой, поговорим как люди. Ты для меня не более чем призрак в клоунском пластике.

— Я же не мальчик с Земли. Считаешь, поведусь на бесполезную уловку? Грэм Коши поистине значительная личность, его планы славятся изворотливостью, он непобедим, как мошка в воздухе. Ты дочь Владычицы Джюель Бертран, каждый хочет завладеть тобой. Неужто просьбы не поступали? — мрачно толкует похититель.

Мадам Бланчефлоер. Кто ты, распрекрасная женщина? Что о тебе лепечет Призрак?

— Ненавидишь его, потому что завидуешь его силе? — парирую я.

— Завидовать? Грэму Коши?! Я хранитель. Нас хоть и считают равными по силе, но я чувствую, что сильнее сокрушителей.

— Где-то я слышала, что хранители смертные, — упоминаю я. — Даже я, — подхожу ближе к решётке, — могу убить тебя. Какая жа-алость.

Невидимый поток прижимает меня к стене, туго давя на живот. Невидимые нити обвивают шею, стискивают её с каждой секундой, я не в состоянии двигать конечностями. Подвижной остаётся только голова, толк её мизерный: ни один звук из меня не лезет, как бы я ни желала.

— Почувствуй и ты слабость, — как змея шипит хранитель. — Ты не заслуживаешь лёгких пыток! Я устрою тебе что-то похуже, и пускай меня прикончат. Я отпущу тебя, и только пискни — останешься без языка.

Нити ослабевают, кровь возвращается, приводит в движение тело. Я камнем падаю на пол, немного проехавшись вперёд, ударяюсь бедром и коленом. Хранитель тяжело выдыхает, будто после трудной тренировки.

— Осмелишься отрезать мне язык? Давай же! — кровоточат слова в порыве гнева.

Хранитель громко и оглушительно хохочет как безумный. Я дёргаюсь и отползаю к стене.

— Ты же без своего ядовитого языка ничего не умеешь, — он становится серьёзным в голосе, но тон издёвки до сих пор чувствуется.

Когда хранитель поднимает руку, мне невольно хочется умолять его этого не делать. Его ладонь напрягается, пальцы сжимаются, он махает сухой рукой — я отлетаю вправо и бьюсь об прутья. Мерзкий старик.

— Моли о пощаде, — заявляет он.

Никогда не буду перед ним унижаться.

— Чего умолкла? Когда не нужно, ты распахиваешь своё свиное рыло.

Хочется ухватиться за больное плечо, но руки сдерживает тугая верёвка. Я встаю через все оставшиеся силы.

— Если это мои последние минуты, то… Сдохни наконец-то в агонии.

Снаружи слышится мощный топот, хранитель испуганно оборачивается, позабыв о моём проклятии. Он ничтожными шажками, почти бесшумно, подходит к двери и прижимается к ней ухом.

— Это я, открывай.

Хранитель-призрак облегчённо вздыхает и взмахом ладони отворяет засовы.

— Она велела не мучить её, только припугнуть, — произносит пришедший, не показывая лица.

— Жаль.

Это продуманный ход, чтобы отомстить мне: запугать до смерти, обязательно покалечить, но не убить, и заставить меня сомневаться в учителе.

— Алисия вам это приказала? — громогласно спрашиваю я.

— Заткнись, — огрызается хранитель. — Эй ты, — он обращается к пришедшему, — скажи, что я немного поиграю и выпущу её. Кто увидит какие-то ранки на ней?

— В том-то и дело, что заметит — Грэм Коши не глупый.

— Коши ничего не сделает. И ты это понимаешь. Он может прийти, побеситься, высказаться и уйти, раздумывая планы мести.

Хранитель кивает и запирает дверь.

— Лучше убей меня, — говорю я.