Снова в школу (ЛП) - Чейз Эмма. Страница 11

— Разумеется, — я улыбаюсь.

Затем наступает тихое затишье… комфортное… но все же затишье, которое всегда наступает к концу разговора.

Я жестом показываю в сторону моей арендованной машины.

— Ну, я, наверное, должна…

— Да, — Гарретт кивает, глядя на мои руки, как будто что-то ищет.

Затем его голос становится тверже — он приобретает тот четкий, решительный тон, который был у него всегда, даже когда мы были молоды.

— Нам стоит как-нибудь потусоваться. Поскольку ты собираешься остаться в городе на некоторое время. И мы будем работать вместе. Мы должны наверстать упущенное. Поужинать или выпить в "У Чабби»… хоть раз легально. Это будет весело.

Мой взгляд находит его взгляд — глаза, на любви к которым я выросла. И мой голос тих и искренен.

— Я бы очень хотела этого.

— Круто, — он протягивает руку. — Дай мне свой телефон. Я напишу мой номер, чтобы он у тебя был. Дай мне знать, когда освободишься.

— Хорошо.

Я кладу свой телефон ему в руку, и он минуту нажимает на кнопки, потом отдает его обратно. Я кладу его в свою сумочку. А потом останавливаюсь и просто смотрю на него. Потому что было так много раз, так много дней, когда я думала о нем, когда задавалась вопросом и хотела иметь возможность посмотреть на него снова, хотя бы еще один раз.

Мой голос нежный, с придыханием.

— Я… я так рада снова видеть тебя, Гарретт.

И он снова смотрит на меня, наблюдает за мной, как в первый раз.

— Да. Да, Кэлли, это действительно так.

Мы задерживаем взгляд друг на друге на мгновение, принимая друг друга, впитывая эти новые, более старые версии себя.

Затем он открывает для меня дверь машины, и я тоже это вспоминаю. Он делал это все время, каждый раз, потому что мальчики Ирен Дэниелс были шумными, грубыми и немного дикими, но она воспитывала их правильно — быть мужчинами. Джентльменами.

Ощущение того, что меня ценят, защищают и заботятся обо мне, согревает меня, когда я забираюсь в машину, так же как это было всегда. Гарретт закрывает за мной дверь и стучит по капоту. Он дарит мне последнюю восхитительную улыбку и отступает назад.

Затем он стоит, скрестив руки, и смотрит, как я выезжаю с парковки и благополучно уезжаю.

Позже, когда я припарковалась на подъездной дорожке родителей, я вспомнила о своем телефоне. Достаю его из сумочки. И когда читаю, что написал в сообщении на свой номер Гарретт, я громко смеюсь, оставшись одна в машине:

Гарретт, ты еще горячее, чем я помню.

Я хочу сорвать с тебя одежду зубами.

— Кэлли

Нет, Гарретт Дэниелс ничуть не изменился.

И это замечательно.

Гарретт

— Ты выкрикивал ее имя в окно и бежал через парковку, чтобы поговорить с ней? Господи, может ты еще и бумбокс над головой держал? — спрашивает Дин.

— Заткнись, придурок.

— Почему бы тебе не позаимствовать костюм киски, в котором Меркл была на женском марше в прошлом году?

Меркл — это Донна Меркл, мега феминистка, учительница рисования в Лейксайде.

Я показываю ему средний палец.

Позже в тот же день мы сидим на моей пристани, ловим рыбу и пьем пиво, пока я рассказываю ему о том, как снова увидел Кэлли, об истории с ее родителями и о том, что в этом году она будет работать в школе на замене.

Дин качает головой.

— Просто будь осторожен с этим, Ди.

— Что ты имеешь в виду?

— Я имею в виду, я был здесь, чувак. Помню, каким ты был, когда вернулся из Калифорнии после того, как вы расстались. Это было жестко. И это еще преуменьшение.

Я тянусь вниз, туда, где Снупи лежит на причале, и чешу ему живот. Он переворачивается, чтобы дать мне полный доступ, бесстыжий ублюдок.

— Это было много лет назад, мы были детьми. Теперь мы взрослые. Мы можем быть друзьями.

Он снова качает головой.

— Понимаешь, это так не работает, чувак. Возьмем, к примеру, меня и Лиззи Эпплгуард. Мы были соседями, друзьями — одалживали чашки с сахаром, я помогал ей повесить телевизор, и все в таком духе. Мы трахались несколько недель, и это было хорошо, пока длилось. А потом мы снова стали друзьями. Я был сопровождающим на ее свадьбе. У вас с Тарой то же самое — вы знали друг друга в школе, проходили мимо друг друга в коридорах, трахались в течение нескольких месяцев, теперь вы снова друзья, проходите мимо друг друга в продуктовом магазине: "Привет, как дела? Как ты?"

Дин сматывает леску, слегка подтягивая удочку.

— Но ты и Кэлли… Я помню, какими вы были в те дни. Это было интенсивно. Тонна тепла, и была любовь, но я не помню ни одного дня, когда вы двое были хоть сколько-нибудь близки к друзьям.

Глава шестая

Кэлли

Проходят дни, а я не могу написать Гарретту, чтобы наверстать упущенное. Потому что время действительно летит, когда у тебя десять тысяч дел: бумажная работа, снятие отпечатков пальцев, проверка биографии — все для того, чтобы я могла получить срочную сертификацию для преподавания в Нью-Джерси. Нужно было позвонить в отдел кадров, чтобы оформить срочный отпуск по семейным обстоятельствам, а также Шерил и Брюсу, которые доказывают свою ценность как лучших друзей, собирая весь мой гардероб и другие необходимые вещи и отправляя все это мне.

Возвращение моих родителей домой из больницы — это само по себе фиаско. Между сбором медицинского оборудования — подходящих инвалидных колясок и костылей — и стрессом от заказа и установки двуспальной больничной кровати посреди гостиной — мы с Коллин пропиваем половину ее "запасов" в течение первой недели.

Затем, прежде чем успеваю понять, что я даже близко не готова или не организована, наступает день перед первым учебным днем, и я должна явиться в среднюю школу ровно в 8 утра на собрание по повышению квалификации персонала.

Вхожу в боковую дверь актового зала на несколько минут раньше. Ряды темных кресел, тонкий черный ковер под ногами, тусклое освещение и тихая, пустая сцена, скрытая за драпировкой красного бархатного занавеса… все это возвращает меня на двадцать лет назад.

Как будто это просто ждало меня здесь, застыв во времени.

Я создала много воспоминаний в этом зале — на этой сцене, в тайных чердаках и подвалах за ней — и среди них нет ни одного плохого.

Тяжелая металлическая дверь с гулким лязгом захлопывается за моей спиной, поворачивая все головы на всех сиденьях в мою сторону.

Конечно.

Большинство лиц новые, но некоторые я узнаю — Келли Симмонс, которая была главной чирлидершей и главной злюкой нашего выпускного класса. Ее глаза пробегают по моему телу вверх-вниз, прежде чем она одаривает меня натянутой, недружелюбной улыбкой, а затем шепчет двум таким же блондинкам с длинными, накрашенными акриловым лаком ногтями по обе стороны от нее. Элисон Беллинджер поправляет очки в желтой оправе и энергично машет мне открытой ладонью. Она была президентом студенческого совета на класс старше меня, и, судя по ее непокорным каштановым вьющимся волосам, оживленному выражению лица и яркой толстовке "Лейксайд", она такая же буйная, как и тогда. И посмотрите-ка — мистер Ройдчестер, мой старый учитель биологии, все еще жив. Мы думали, что ему тогда было около ста лет, но его седая морщинистая фигура все еще бодра.

Очевидно, это вуду.

Сзади я замечаю темные волосы и красивое лицо Гарретта. Он поднимает подбородок в знак приветствия, затем наклоняет голову к свободному месту рядом с ним. Я улыбаюсь, испытывая облегчение, и направляюсь прямо к нему, как будто он — моя собственная горячая, персональная шлюпка в море с неспокойной водой.

Что-то, за что я могу держаться.

Прежде чем я дохожу до него, Дин Уокер встает с места позади Гарретта и встречает меня в проходе. В отношениях группы друзей обычно смешиваются, сливаются воедино. Когда мы были молоды, Гарретт знал гораздо больше людей, чем я — друзья его братьев, футболисты и их подружки, они были командой, стаей. За те годы, что мы встречались, мои старые друзья стали знакомыми, людьми, с которыми я общалась в школе и отмечала праздники на вечеринках после осенней драмы и весеннего мюзикла, но не общалась с ними в остальное время. Меня втянули в группу Гарретта, и его друзья стали моими.