Снова в школу (ЛП) - Чейз Эмма. Страница 23
— Ну… попробуй, — говорю я ему.
— Я пытался. — Он печально вздыхает. — Это не работает и мне кажется, что у меня в животе бетон. Как я должен играть сегодня вечером с бетоном в животе?
Да, это может быть проблемой.
— А как насчет туалета для преподавателей? — предлагаю я. — Я могу провести тебя туда.
— Нет, тренер, ни одно другое место не кажется подходящим. Это должен быть мой дом. Вот где происходит волшебство.
Проклятье, в наши дни дети чертовски беспомощны.
— Ты можешь подождать с этим до окончания занятий? — спрашиваю я. — Тогда тренер Уокер может отвезти тебя домой.
Опять же, ответ отрицательный.
— Это через несколько часов. Черепаха поднимает голову — как только она вернется в свой панцирь, может возникнуть мышечное напряжение…
Я поднимаю руку.
— Да, да, спасибо… Я понял.
Уилсон поджимает губы.
— Но у нас есть план.
О Боже.
— Какой?
— Я выхожу и разговариваю с офицером Тирни на стоянке. Мой брат учился с ним в академии. — Уилсон жестикулирует руками, и, если бы у нас была белая доска, он бы иллюстрировал на ней свою игру. — Я закрываю Тирни вид на южный выход, в то время как Ди Джей выходит из окна ванной в раздевалке, а Бертуччи стоит на стреме, чтобы убедиться, что он может вернуться.
Ди Джей добавляет:
— Я могу сбегать домой за десять минут, сделать дело и вернуться сюда через пятнадцать.
Очевидно, Ди Джей срет так же быстро, как и бежит — есть кое-что, о чем я мог бы не знать всю свою чертову жизнь.
Я сжимаю переносицу.
— И почему вы мне это рассказываете?
— Мы хотели убедиться, что Вы справитесь с этим, — говорит Уилсон. — На случай, если что-то пойдет не так и нас схватят. Мы не хотели, чтобы Вы злились.
Вот это и есть уважение. Да, технически они должны быть в состоянии посрать без моего благословения, но все же, как тренер — я тронут.
— Напиши мне, если тебя арестуют. Я тебя прикрою. — Я указываю на Ди Джея. — Не выверни лодыжку, когда будешь идти домой. И побереги немного энергии для поля — не беги и не выкидывай все это.
Они все кивают, и мы ударяем кулаками.
— Круто.
— Спасибо, тренер Ди.
— Вы крутой мужик.
— Удачи, парни. Идите. Когда они идут по коридору, я не могу не думать… это моя работа, это моя жизнь, это то, что я делаю. Это то, о чем вам никто не говорит, когда вы учитесь в колледже и получаете степень преподавателя.
~ ~ ~
Операция "Ди Джей срет" прошла успешно, и несколько часов спустя моя команда переодевается в раздевалке. Музыка важна — она помогает настроиться, — поэтому я включаю много Металлики, немного Бон Джови и "Спокойной ночи, Сайгон" — Билли Джоэла, чтобы привить чувство братства, мы все-в-этом-вместе.
Паркер Томпсон выглядит маленьким и дрожащим в своих наплечниках, когда стоит перед старым шкафчиком Липински — его новым шкафчиком.
Я двигаюсь в центр комнаты, Дин выключает музыку, и все взгляды обращаются ко мне, ожидая, что я скажу слова, которые вдохновят их, смогут вывести на поле и привести к победе.
Речи — это серьезное дело для меня. Я целую неделю пишу их, потому что они важны для этих детей. Некоторые писать легче, чем другие.
— Я горжусь вами, — я смотрю на каждое юное лицо. — Каждым из вас. Вы много работали, потратили время, вложили всю душу в эту команду. Для некоторых из вас, старшекурсников, это может быть последний сезон, когда вы выходите на поле… И за последние несколько недель произошло совсем не то, о чем вы думали.
Я медленно поворачиваюсь, встречаясь с ними глазами.
— И я знаю, что вы, ребята, сплетничаете как моя мама и ее клубные дамы…
Приглушенные, виноватые смешки разносятся по раздевалке.
— …и я знаю, что некоторые из вас думают, что я позволил своему эго встать на пути — что Липински здесь нет из-за какого-то дурацкого соревнования между нами двумя.
Я качаю головой.
— Но это не так. Гордость — это хорошо, она заставляет вас усердно работать, стремиться быть лучше. Но я бы пожертвовал своей гордостью ради любого из вас. Я бы согнулся и сломался в мгновение ока, если бы думал, что это сделает нас лучшей командой, более сильной командой.
Я указываю на шкафчик Липински.
— Брэндона здесь нет, потому что он решил не быть здесь. Это был его выбор. Он не думал о себе, и он, черт возьми, точно не думал о команде, когда сделал это. И это на его совести. Легко много работать, гордиться, когда все идет по-твоему… когда все части встают на свои места перед тобой. Но истинное испытание человека — команды — это то, что происходит, когда приходят эти неожиданные удары. Если вам выбьют зубы, и вы упадете на колени… Вы будете лежать и ныть, что так не должно было быть? Или вы собираетесь встать, высоко подняв голову, и двигаться вперед? Соберите всю свою энергию, всю свою силу и сделайте это, черт возьми, — протолкните мяч по этому полю.
Я наблюдаю, как их взгляды напрягаются, а головы кивают, когда слова проникают в них. Я подхожу к Паркеру и хлопаю его по плечу.
— Паркер тоже сделал выбор. И это было нелегко. Мы о многом его просили — на его плечах лежит огромная ответственность. Но он сделал шаг вперед за себя, за эту школу, за эту команду!
Мой голос повышается, и мои игроки встают на ноги.
— Итак, мы собираемся пойти туда вместе и будем играть от всей души — вместе. Я буду гордиться вами, и вы будете гордиться собой, и мы выложимся на поле, потому что мы такие! Вот что мы делаем!
— Черт возьми, да! — кричит кто-то.
А потом они все начинают кричать, топать ногами и хлопать в ладоши — возбужденные, как гладиаторы в недрах Колизея.
Уилсон кричит:
— Кто мы такие?
И ответ отскакивает от стен и сотрясает шкафчики.
— Львы!
— Кто мы такие? — ревет Бертуччи.
— Львы!
— Чертовски верно! — я указываю на дверь раздевалки, которая ведет на поле. — А теперь идите и будьте гребаными героями.
~ ~ ~
Они в конечном итоге становятся героями, это точно. Такими героями, которых убивают — героями, типа "30 °Cпартанцев". Это была кровавая баня.
Девяносто процентов футбола — это ментальное, и из-за потрясений с перестановкой в нашей команде у них в голове все перепуталось. У Паркера Томпсона было всего два завершения, и даже наша защита играла как собачье дерьмо.
Я ненавижу проигрывать. Это оставляет черное, скручивающее чувство в моем животе — ужасная смесь разочарования и смущения. Тренер Сейбер часто говорил нам: "Неудачники проигрывают и говорят — я не могу этого сделать. Победители проигрывают — и выясняют, что они сделали не так, чтобы в следующий раз сделать лучше".
Это принцип, по которому я стараюсь жить, но он все равно не всегда работает.
На следующий день, в субботу днем, я лежу на диване с закрытыми шторами, выключенным светом, а Снупи свернулся калачиком в унылой луже меха у моих ног.
Он тоже ненавидит проигрывать.
Раздается стук в дверь, и я сразу понимаю, что это не член моей семьи — они знают, что лучше не беспокоить меня в период моего траура. Я подтаскиваю себя к двери и открываю ее… Чтобы найти Кэлли на моем крыльце, грациозную и сияющую, похожую на солнечный луч, ставший плотью.
Я отправил ей сообщение, когда вчера вечером вернулся домой с игры, и оно даже не было развратно-грязным. Мне стыдно.
— Эй! — ее блестящие, клубничные губы улыбаются.
Кэлли всегда была красивой, она не знает, как быть кем-то другим, но сейчас есть что-то особенное — смелость, женская уверенность, которая меня чертовски заводит. Даже в моем печальном пузыре неудачника — мой член оживляется. У него есть всевозможные идеи о том, как милая Кэлли могла бы нас утешить, каждая из которых грязнее предыдущей.
Я наклоняюсь, приветственно чмокая ее в губы.
— Привет.
Она проводит рукой по щетине на моей челюсти.
— Как у тебя дела?
На ней обтягивающие джинсы, облегающие бедра, высокие коричневые сапоги, бордовый свитер с V-образным вырезом, подчеркивающий ее кремовую шею, а ее светлые волосы собраны сзади толстой черной повязкой — это придает ей сексуальный, модный вид 60-х годов.