Солнечный зайчик. Шанс для второй половинки (СИ) - Ежов Сергей. Страница 52

— Да ну, после такой аварии?

— Сам смотрел и удивлялся.

— Ну, раз такое дело, то согласен. А резина у того ГАЗ-67 хотя бы живая?

— Конечно, нет. Ему же незнамо сколько лет, с войны машина сохранилась. Резину получишь новую, но только после того, как установишь движок и станет ясно, что машину ты оживил. Согласен?

— Согласен.

— Ты, Владимир Алексеевич, хотел поговорить с сыном насчёт вездехода. Что-то узнал?

— Узнал. Много чего интересного оказалось в этом деле.

И Владимир Алексеевич рассказал о видах вездеходов, которые можно изготовить в их условиях. И листочки с набросками показал, вызвав заинтересованность хозяина кабинета.

— Да, Юрий прав, гусеничный вездеход нам по плечу. Простая, и должно быть, надёжная конструкция. Гусеницы, говоришь, из транспортёрной ленты?

— Юра так советует.

— Хороший совет, верный. В ремцехе лежат с десяток лент, мы брали застелить дорожки. Одной ленты, я думаю, нам надолго хватит.

— Раз всё порешали, пойду-ка я посмотрю на ГАЗ-67, как его там американцы называли, Русский Виллис?

— Точно так и называли.

— Вот и посмотрю. Если всё будет благополучно, то, не торопясь, за недельку-другую поднимем из руин.

— И после смены приходи ко мне, почертим наш вездеход. Знаешь, Владимир Алексеевич, у меня уже руки чешутся, люблю я это дело.

Меня к ремонту ГАЗ-67 отчим привлек буквально сразу: парню надо уметь разбираться в автомобилях. Я, в свою очередь, привлёк к этому делу Валеру и Кайрата, а Ленуська присоединилась сама. Отчим не возражал.

В отдельной секции гаража куда затащили старый, жутко облезлый и какой-то перекошенный джип, сначала собрались взрослые, тщательно осмотрели и вынесли решение: ремонтопригоден. Надо только раскидать по запчастям, всё почистить-смазать-покрасить. Это работа для молодёжи, трудитесь ребята.

Мы и взялись. Сначала под чутким руководством отчима разобрали старый козлик, потом долго приводили части в товарный вид: что-то отмачивали в керосине, что-то зашкуривали… Краску отовсюду сняли до железа, потом загрунтовали и покрасили. Потом всё собрали обратно, и вдруг выяснилось, что наш козлик 77 вовсе не собирается умирать, а вовсе даже выглядит бодрым и крепким. Привезли мотор с разбитого грузовика, и мужики, с нашей помощью, за полдня установили его на место. Пришел Давид Иосифович, осмотрел фронт работ, одобрил, и дал добро на получение резины.

— Батя — обратился я к отчиму — а как ты собираешься ездить зимой?

— Хороший вопрос, только вот к чему он?

— К тому, что в открытой машине по морозу не накатаешься.

— А и верно. А что предлагаешь?

— Да так, ничего особенного, слыхал я, что умельцы делают кабины из стеклоткани на эпоксидке. Получается легко и прочно. Единственное что надо продумать, это двери.

— Двери… Двери, к примеру, можно взять со списанного ГАЗ-69. А эпоксидка… Нам её нужно не литр и не два, а килограммов десять, как я понимаю. Где её берут?

— На авиазаводах она имеется. На авиаремонтных тоже. Да всё просто, батя, заключишь договор на шитьё спецодежды, вот и расплатятся.

— А что, верно! Не на личную тачку материал добываю, а на государственную.

Копейск, 09.15. 26.08.1971, четверг

— Ну, здравствуй, знакомый незнакомец!

Так я приветствовал Дворец культуры завода имени Кирова, в славном городе Копейске. Красивое здание, копия того, где наш ВИА получил первый приз на республиканском конкурсе художественной самодеятельности. В Копейск меня привезли Николай и Виктор на своём «Москвиче».

— Доброе утро, мальчик. Ты, случайно не Юрий Бобров? — доносится из-за спины сбоку.

Поворачиваюсь направо, вижу высокого крепкого старика с офицерской выправкой.

— Доброе утро. Да, я Юрий Бобров.

— Прекрасно, молодой человек. Это со мной у тебя назначена встреча. Меня прислал Шан-Тимес.

— А Вы Сергей Иванович?

— Да, Огольцов Сергей Иванович. Ну раз мы встретились, в ДК мы не пойдём. Кстати, что тебя в нём так заинтересовало?

— Такой же ДК стоит в Темиртау, там мы были на конкурсе. Только там здание жёлтое, а здесь коричневое.

— Да-да, я слышал о вашем успехе. Таких ДК было много построено в разных городах нашей страны таких зданий: по типовому проекту, с привязкой к местным условиям. Такие же здания есть в Целинограде, Кривом Роге, Стерлитамаке. В Темиртау я участвовал в церемонии закладки первого камня.

— Вы там работали?

— Я там служил. Ты завтракал? Спрашиваю потому, что сам не успел, опаздывал на встречу с тобой.

— Ничего страшного, я бы подождал. Впрочем, пойдемте, позавтракаем. Я вообще-то покушал, но это было в семь часов, всё уже провалилось.

— Да, в юности всё куда-то проваливается, это верно. Здесь мне подсказали хорошее кафе, «Молодёжное», пойдём туда?

— Пойдёмте.

Шли недолго. Сергей Иванович расспрашивал меня о выступлениях на конкурсах, об учёбе, о спорте и прочих пустяках. У меня сложилось полное впечатление, что все мои обстоятельства ему прекрасно известны, и он просто проверяет степень моей откровенности. Так сказать, предварительная беседа.

Кафе оказалось совершенно новеньким, максимум двух-трёхлетней давности постройки, эдакая стекляшка на невысоком цоколе, куда вели пять ступенек. Внутри уже ждала официантка, которая провела нас к накрытому столу в углу зала. Хм… Грамотно выбрано место: от ближайших занятых столов не слишком близко, расположенная рядом колонка надёжно подавляет звук наших голосов. Окна выходят наружу, и от ближайшего места, где могут находиться нехорошие слушатели, отделено четырьмя полосами дороги с оживлённым движением.

Официантка очень быстро принесла нам заказ, и мы приступили.

— Не расспрашиваете сейчас, чтобы я наелся и расслабился? — решил я слегка подковырнуть старика.

— Что? А, нет! Я уже понял, что ты, Юрий, наш человек и готов помочь от всей души. Хочешь, я расскажу о себе?

— Хочу.

— Я, Юрий, ровесник века. Родился ровно в тысяча девятисотом году, в Рязанской губернии. В семнадцать лет пошел служить в ВЧК и дослужился до звания генерал-лейтенант и должности заместитель министра Государственной безопасности СССР. После чего меня арестовали, разжаловали, сняли со всех должностей и поместили под полный надзор. По счастью, тюремного заключения удалось избежать.

— В каком году Вас разжаловали?

— Арестовали в пятьдесят третьем, уволили со службы в пятьдесят четвёртом. В этом промежутке и было разжалование.

— Угу… Понятно… Что же Вы, Сергей Иванович, товарища Сталина не уберегли?

Огольцов дёрнулся, как от пощёчины, гневно покраснел, и хотел сказать что-то резкое, но вдруг болезненно скривился, и промолчал. Наконец с трудом выталкивая слова, ответил:

— Моя вина, Юрий, не отрицаю. Но тут не только моя вина, да и привходящих обстоятельств было…

— Понимаю, Сергей Иванович тем более, что вы остались сталинистом, несмотря на попытки подкупа и смертельный риск. Вас же пытались купить? И прошу простить за резкие слова: Вас, наверняка арестовали за противодействие покушению на вождя. Наверняка Вы были одним из тех, кто смог бы остановить заговорщиков. Однако вернёмся к теме нашей встречи. Вы что-то хотели спросить?

— Да, хотел. У меня вопросов очень много. Прочитал я твою тетрадку, и сразу понял, что ты не тот, за кого себя выдаёшь. Сколько тебе лет, Юрий?

— На момент смерти было шестьдесят семь.

— То есть, твоё сознание вернулось в твоё тело?

— Всё гораздо сложнее, Сергей Иванович. В это тело попало сознание жены Юрия Боброва. Настоящее моё имя Елена Ивановна.

— В любом случае, Ваши знания будущего, Елена Ивановна, имеют чрезвычайную ценность.

— Сергей Иванович, прошу Вас, обращайтесь ко мне по-старому. Зачем нам лишние вопросы от посторонних, тем более что я ощущаю себя именно Юрием Бобровым.

И тут я наконец осознал странность и нелогичность происходящего: я тут признаюсь, что являюсь пришельцем из другой эпохи, а собеседник спокойно кивает: «Да-да, пришельцы из будущего у нас дело обыденное».