СССР 2010 Жить стало лучше, жить стало веселее! (СИ) - Широков Алексей. Страница 4
Ребята выступили неплохо. Зал, конечно, не зажгли, но тут виновата скорее атмосфера концерта и тематика песен, но даже так можно было сказать, что дебют удался. Хлопали ВИА «Поющие гитары» искренне и с воодушевлением. Хотя я не отбрасывал версию, что оно было вызвано тем, что концерт наконец закончился и можно было идти заниматься своими делами. Но вот представители райкома партии и ВЛКСМ возбудились по-настоящему, хоть и не в том смысле, что обычно подразумевают под этим словом.
— Прекрасно, просто прекрасно, — вещала некрасивая тётка с претензией на моду и жуткой пергидрольной химией на голове. — Очень хорошо! Конечно, песни лучше подошли бы на День комсомола, но и так вышло замечательно. Комсомол — это кузница кадров партии! И слова хорошие. Как там… любовь, комсомол и весна. Замечательно!
— Но всё же я считаю, что выбор композиций не соответствовал сути Первомая, — то ли из вредности, то ли потому, что затаила злобу, но старая знакомая из районного управления комсомолом не собиралась нам петь дифирамбы. — Первая — «Здравствуй, товарищ труд» — действительно подходит. Но остальные… Если про продолжающийся бой ещё можно принять в свете борьбы с мировым капитализмом и буржуазией, то причём тут любовь и весна, товарищи?
— Ой, прекратите, — отмахнулась тётя с химией и вздохнула с явно ощущаемой грустью. — Любовь всегда при чём. Очень хорошая песня. К тому же авторы — школьники из нашего района. Тут не палки в колёса ставить надо, а наоборот, помочь, чем можем. Например, со вступлением в Союзы писателей и композиторов.
— А не рановато? — поморщился полный, лысоватый дядечка, из-за духоты обильно потевший и то и дело протиравший лысину платком. — Песни, конечно, хорошие, но, как мне кажется, рановато для столь серьёзного шага. Пусть школу сначала закончат. А вот в остальном поможем. Даже диск издать можно. Только надо сначала комиссию в Минкульте пройти. Вот этим мы вполне можем заняться.
— Диск из трёх песен? — скривилась комсомолка. — Это несерьёзно.
— Почему трёх? — удивился директор. — Леночка, ты же говорила, у вас больше материала?
— Конечно, — закивала Зосимова, — как минимум двенадцать песен готовы, правда, у некоторых ещё нет аранжировки. Но, если Гульнара Исламовна поможет, мы за неделю управимся. У меня самой пока ещё плохо получается.
— Неправда, — оборвала ту наша учительница музыки. — Не слушайте её. Лена потрясающе талантлива, я бы даже сказала, гениальна. Ей обязательно надо идти в музыкальное училище, получать профильное образование. А затем в консерваторию. Уверена, что музыку, которую напишет Лена, будет слушать весь мир.
— Да, да, конечно, — закивал дядька. — Но у вас же ещё и автор стихов есть? А он где? Не пришёл?
Тут я понял, что пора валить. Я люблю, когда меня хвалят, но тут как бы не за что. Да и не хотел я встречаться с комсомолкой, она с прошлого раза на меня волком смотрит. Хотя, казалось бы, чего такого, сама начала там понтоваться, возьмём, не возьмём. А как сверху шикнули, мигом притихла. Так что я поднялся и тихонечко побрёл в сторону выхода, стараясь прятаться за спинами других школьников. Но не прокатило.
— Семён! — Зосимова, хоть и ростом не удалась, зато обладала не только острым слухом, но и не менее верным глазом. — Семён, постой! Погоди!
Если бы в дверях не было пробки из младшеклассников, старающихся побыстрее оказаться на свободе, я бы сбежал. Вот честное слово, дёрнул бы, сделав вид, что не услышал. А так пришлось оборачиваться и идти к счастливо скривившемуся при моём виде директору. Ну да, я тоже вас люблю на расстоянии. Чем дальше, тем крепче.
— Вот познакомьтесь, — Иван Сидорович обнял меня за плечи и потряс. — Наша гордость! Семён Чеботарёв, девятый «а» класс. Юниор, имеет грамоту от КГБ за помощь в задержании опасного преступника и пишет прекрасные стихи.
— Наслышан, наслышан, — протянул мне руку мужик. — Это ведь ты в парке отличился? Молодец, спас район от позора. А то и весь город! И стихи пишешь хорошие, я прям молодость вспомнил! Отличные стихи! Марина Никаноровна, может, мы поможем молодому дарованию? У нас какие-нибудь литературные премии присуждают? Кто этим занимается? Зимовский?
— Не-не-не, не надо мне премию! — я тут же принялся открещиваться от такой радости. — Спасибо, но не считаю себя достойным.
— Это ещё почему? — всплеснула руками пергидрольная. — У тебя талант!
— Да нет у меня никакого таланта, — я был честен с собой, и даже перспектива получения определённой денежной суммы меня не соблазняла, потому как в дальнейшем эта премия могла сыграть весьма негативную роль. — И стихи эти, они как бы не совсем мои.
— Что ты имеешь в виду? — нахмурился райкомовец. — Хочешь сказать, ты их у кого-то украл?!
— Я неверно выразился, — пришлось шустро шевелить мозгами, чтобы выкрутиться, впрочем, рабочая версия у меня уже была заготовлена. — Просто понимаете, как бы объяснить. Вот, Лен, ты, когда музыку сочиняешь, сидишь, поди, мучаешься. Ищешь формы, созвучия там, вот это вот всё. То есть не бац — и мелодия готова, а работаешь, тяжело и упорно, так?
— Ну… да, — кивнула Зосимова. — Бывает, что что-то не идёт, приходится с нуля переписывать.
— Вот! — я наставительно поднял палец. — А у меня всего этого нет. Я не пропускаю эти стихи через себя, не рожаю их в муках, если хотите. Я их вообще не пишу. Просто у меня, как у энергета, есть небольшое отклонение от нормы. Я при медитации впадаю в сатори. Знаете, что это такое?
— Болезнь какая-нибудь? — комсомолка отодвинулась от меня, обдав презрительным взглядом.
— Нет, это… — начал объяснять я, но меня перебили.
— Просветление, — учительница музыки таращилась на меня словно видела в первый раз. — Очень редкое явление. Способность отрешаться от всего, сосредотачиваясь лишь на одной мысли. Я слышала, что такое иногда бывает, но ни разу не видела человека, способного на это.
— Да, именно так. — Я благодарно кивнул Гульнаре Исламовне. — И в этом состоянии я буквально выпадаю из жизни. А когда прихожу в себя, не могу вспомнить, чем занимался. Это сложно описать. И вот иногда после медитаций в голове возникают стихи. Уже готовые, понимаете. Я даже не думал ни о чём таком, просто шутка подсознания. Или послание от ноосферы, кто его знает. Поэтому я не могу считать их своими, точнее, могу, но не хочу переходить дорогу другим, настоящим поэтам, которые эти стихи выстрадали, выносили. Это просто нечестно будет с моей стороны.
— Весьма достойная позиция, — уважительно кивнул лысоватый дядька. — Иван Сидорович, моё уважение. Какая смена растёт, а?! Ну, раз от премии отказываешься, тогда, может, сам чего-нибудь хочешь?
— Помогите выйти на филармонию, — естественно, у меня было много чего попросить, но я решил не выбиваться из образа хорошего парня. — Вам это всяко проще, чем мы сами будем пороги обивать.
— А зачем тебе? — тут удивились все, даже комсомолка. — Ты ещё и музыкант?
— Да господи упаси, — я тут же отверг гнусные инсинуации, — у меня медведь не просто наступил на ухо, а основательно так на нём оттоптался, ещё и друзей позвал. Просто есть идея записать песни с оркестром. Вот представьте, солист поёт, мол, и вновь продолжается бой, и сердце клокочет в груди, а фоном скрипки там, виолончели и горны. Круто же будет!
— Так зачем обязательно филармония? — удивился райкомовец. — У нас на киностудии есть свой оркестр, ничем не хуже. И записываться там проще, всё оборудование и помещение специальное имеется. К тому же как раз в нашем районе. Я думаю, проблем не будет. Давайте сделаем так. Вы мне позвоните дня через два, и там всё решим.
— Но у нас ещё аранжировки не готовы! — схватилась за голову Зосимова. — Гульнара Исламовна, что делать?!
— Не суетиться под клиентом, — сначала ляпнул я, а потом до меня дошло, что именно. — Извините. Тяжёлое детство, деревянные игрушки, прибитые к полу… ещё раз извините.
— Семён, ты иди, отдыхай, — быстро сориентировался директор, понимая, что если я останусь, то вместо поощрений от райкома можно будет огрести полную корзину люлей. — Мы сами всё обсудим. И Лену возьми с собой. Я ведь правильно понимаю, что запись будет не завтра и даже не на этой неделе? Вот и идите, отдыхайте. Праздник всё-таки. Готовьтесь к танцам.