Брат для волчонка 3 (СИ) - Бэд Кристиан. Страница 35

Здесь всё было ухоженно, украшено тонкими ткаными коврами и накидками ручной вышивки.

— Гобелен, — старик погладил гладкий ковёр. — Это называется гобелен.

Дерен кивнул, запоминая.

— Вы делаете их в общине? — спросил он.

— Продаём жадным туристам, — улыбнулся брат Ове. — Они бродят летом вокруг карантинной зоны, но военные бдят и не пускают их в общину предателей. И туристы покупают у нас сувениры, чтобы пугать друзей рассказами о диких запретных землях. — Он убрал с низенького стола книги. — Ты будешь чай или йоль?

Дерен, уже много лет специально заказывающий на Гране смесь для йоля, кивнул, понимая, что старик уже догадался.

— Как она умерла? — спросил он.

— Сбой иммунитета, лихорадка… — Брат Ове помедлил. — Здесь так часто бывает и с той, и с этой стороны гор. Но теперь у нас есть Телёнок, и община стала расти.

— Может быть, преемник родится здесь? — спросил Дерен.

— Может быть, — кивнул старик без уверенности и позвал слугу, такого же старика.

Тот безропотно принёс мешочек сухих ягод, фруктов и трав. Заварил в пузатом чайнике-термосе.

Дерен улыбнулся, вспоминая тот, первый термос с йолем.

— Я прилетел спросить вас о Прате, — сказал он. — Планета хочет торговать от лица Содружества. Я подумал, что мне нужен тот, кто понимает в причинностях и линиях. Возможно ли это? Может ли Прат перейти под протекторат торговой палаты Дома Оникса?

— А сам ты не видишь? — удивился старик.

Слуга, шаркая и кряхтя, поставил на стол поднос с горячими пирожками. Водрузил туда же чайник с йолем.

— Иди, отдыхай, — заметил его скрипение брат Ове. — Дальше мы сами. — И пригласил гостя: — Садись. Думаю, будет правильно, если йоль разольёшь ты.

Дерен погладил холодный бок толстенного чайника, стараясь ощутить — пора разливать или нет. Убрал руку.

— Ты обучался как будущий эрцог Дома Аметиста? — в лоб спросил брат Ове, вернув гостю его неделикатность.

— Нет, — Дерен качнул головой. — Меня просто некому было учить работать с причинностью. Я воспитывался в союзе Борге. Там другие традиции. Я обучался работе с телом причины, не с паутиной.

— С костями мира? — уточнил брат Ове.

— Да, я слышал и такое название, — кивнул Дерен. — Но видеть паутину могу. Эйниты учили меня видеть линии Эйи. Думаю, это паутина и есть.

— Хорошо, — сказал брат Ове.

Он выпрямил худые костистые плечи, откинулся в кресле и закрыл глаза.

Ягоды тойку набухали в чайнике. И молодые сосновые свечки. И почки берёзы, растёртые с плодами агги, похожими на урюк.

Время задумалось, обернулось на запертый в чайнике запах.

Вальтер Дерен, тогда ещё просто пилот торговых линий, пил свой первый йоль с девушкой с белыми ресницами. Дочерью предателей человеческого рода, Изабеллой Кробис.

Брат Ове выпрямился и открыл глаза.

— Мне нечем тебе помочь, лейтенант Дерен, внук предательницы предателей, — грустно сказал он. — Я видел ясно: повстанцы с Прата не ищут связей с великими Домами Содружества. Они не хотят торгового протектората. Слова их — песок. Не верь в них. Я вижу связи — и связи эти — иного цвета. Я не мог перепутать: свой я ещё пока различаю.

Дерен наклонил голову, благодаря старика за ответ, хоть и не ожидал именно такого.

Это что, выходит, повстанцы просто врут, заявляя, что хотят протектората Содружества? Но зачем?

— А что ты видел сам, пока я медитировал? — спросил брат Ове.

— Глаза, — сказал Дерен. — Я вспоминал пустые глаза фанатиков из резервации. Пытался вспомнить глаза Изабеллы, но… Но я не знаю, что это значит?

Когда Рэм выбрался из развалин водонапорной башни, то сразу заметил двух десантников.

Теперь они отбросили конспирацию, ведь повстанцы знали, что Рэм внутри. Стояли безо всякой маскировки, прямо напротив спуска. И даже ждали.

Наверное, они услышали шаги Рэма. Последние двести метров идти было легко, и стук тяжёлых магнитных ботинок нехило так разносился по развалинам.

— Всё в порядке? — спросил Рэм, всматриваясь в лица десантников — молодые и даже весёлые.

Один десантник выглядел совсем мальчишкой, почти как Рэм, второй был постарше.

— Так точно, — отозвался тот, что постарше. — Группа вернулась в расположение бригады, женщину доставили в походный госпиталь, господин мла…

— А пацаны где? — перебил Рэм.

— В палатке комбрига, господин младший сержант.

— И что они там делают?

Десантник не выдержал наивных вопросов Рэма, улыбнулся и ответил не по уставу:

— На вопросы отвечают, наверное.

«Хэд… — подумал Рэм. — Похоже, пацанов надо выручать».

Он оказался прав. В палатке комбрига бывших приютских пацанов ожидало всё самое лучшее — наручники с датчиками психоэмоционального состояния, военный медик и два здоровенных сержанта.

Будь это просто бойцы — Рэм, может, и не подумал бы лишнего. Но он знал, что ремесло кáта тоже требует обучения.

Кáтами палачей называл командующий, лендслер Макловски, здоровенный, пожалуй, покрупнее сержанта Нуба, мужик. Смуглый, с тёмными, словно бы без зрачков, глазами.

Командующий долго был с капитаном на Кьясне, когда его доставили туда от хаттов после операции на мозге, а потом поднялся и на «Персефону».

Дерен тоже тогда постоянно находился при капитане, и Рэма не гнал.

Тут-то парень и наслушался про то, что на Севере вроде и не пытают, но в плане насилия над сознанием порядки там ещё хуже. И про то, что палачей называли когда-то «заплечных дел мастерами» за умение ловко выворачивать руки из плечевых суставов. Вроде как это считалось искусством — причинить боль и не покалечить.

Потому Рэм внимательно осмотрел и Накира, и Трайна, ища следы насилия. Непонятно было, сильно он опоздал или нет?

Вроде бы пока обошлось, ведь нельзя же совсем без следов? Пусть даже это следы страха в глазах.

Сам комбриг сидел за тактическим столом с погашенной для конспирации картой и копался в браслете. Видимо, искал там какой-нибудь особо коварный вопрос.

— Ну вот поэтому к вам из развалин никто и не выходит! — с порога оповестил его Рэм, как только удостоверился, что пришёл вовремя. — Отпустите парней, сержант. Нам ещё с ними работать.

Комбриг кивнул подручным (или заплечным¸ кто их там знает?), и те увели пленников.

Но явно не для того, чтобы отпустить. Для этого сержант Нуб должен был что-то им приказать, а он только рукой махнул.

И взревел, как только мальчишки скрылись за дверью палатки:

— Что ты себе позволяешь!

Он приподнялся, лицо налилось кровью. Этакое святое возмездие в человеческом облике.

Мама рассказывала Рэму, что Ной, построив ковчег, противопоставил своё маленькое человеческое «я» возмездию богов. Они хотели всех уничтожить, а маленький слабый человек восстал и спасся.

Но Рэм почему-то не ощутил себя маленьким и слабым.

Спина у него зачесалась, конечно, но это были мурашки смеха. Сержант Нуб — здоровенный бритый багровый мужик — был и в самом деле похож на древнего бога, напавшего на атеиста.

Рэм был приучен Дереном к такому психическому давлению, какого комбригу даже в головидео не показывали.

Невысокий, среднего роста и телосложения лейтенант «Персефоны» Вальтер Дерен мог не просто испугать человека неожиданным «накатом» или вытрясти из него всю душу расспросами.

Он мог убить даже нечаянной нервной вспышкой. А уж намеренно — так и вовсе смять чужую волю в кулак и раздавить в фарш, чтобы между пальцев выступило всё, что от тебя осталось.

Причём без крика и багровения мордой. Холодно, бесстрастно, за между прочим.

Старший мог злиться и давить с силой психмашины с совершенно спокойным расслабленным лицом. Он был сильнее не только для Рэма. И именно поэтому не позволял себе срываться на малолетках.

Можно ли было из этого знания заключить, что ревущий на Рэма сержант — просто слабак?

Парень с любопытством изучал искажённые гневом черты комбрига. А плохо ему не будет? Хватит удар — а Рэм потом виноват, да?