Коша. История одной дороги (СИ) - Клин Катриша. Страница 1

Коша. История одной дороги

Главы 1 — 6

Пролог

Темные ореолы деревьев проскакивают по краю дороги. Серый асфальт, разогревшийся на солнце, лениво провожает одиноких спутников, подсказывая повороты, не давая заснуть с помощью мелких шуршащих камешков и глубоких, похожих на норы лесных зверей, ям. На дороге своя жизнь, свои законы. И только ты сам выбираешь, как себя на ней вести.

Он выжимает сцепление и газует до упора. Резкий рывок, и даже узелок на бандане затягивается сильнее, мышцы сильных мужских рук напрягаются, удерживая равновесие неукротимого зверя. Стрелка на спидометре быстро близится к отметке 100 км/ч, затем выше… Ветер рвется сквозь одежду, опаляя своим дыханием. И только время замирает, застывая на секунде, а дыхание прерывается.

Он моргает. А затем стискивает зубы и снова газует, мчит по дороге, поднимая волну пыли за собой, пугая людей на встречной полосе. Они ошарашено прижимаются к обочине и еще долго костерят нерадивого водителя, гоняющего на байке.

А в этот момент в его голове нет ничего. Только он и дорога. Эта бесконечная лента, ласковая и непредсказуемая.

1

Клуб «Лесные волки» светился ярко-желтым и коричневым цветами на вывеске. Его тяжелые двери то и дело отворялись и впускали в себя полупьяных людей и улыбающихся и громко шутящих байкеров.

Внутренняя отделка бара была похожа на коллекцию сумасшедшего охотника-рокера — здесь наравне друг с другом висели черные ошейники на стенах и головы оленей с кустистыми рогами, а также дорогие гитары с подписями разных музыкантов и дикие шляпы с ужасными мордами и длинными клыками.

За дубовыми столами восседали несколько десятков лиц, наряженных в кожаную одежду и разливающих повсюду пиво и аромат непривычной огромному городу свободы, свободы в действиях, словах, выражениях. Порой их длинные бороды тонули в глубоких стаканах, и, налитая туда желтоватая жидкость разливалась по полу, по высоким ботинкам ближайших соседей. Иногда такое поведение бородатых приводило кого-нибудь в бешенство, и начиналась потасовка, в которой участвовала большая часть бара.

— Волки — это ведь не просто так, мы — стая! Мы тут все свои, родные, правильно я говорю? — Обратился полный мужчина с татуировкой огромного глаза на правой руке. Чей бы ни был этот глаз, выглядел он не очень, неяркий, как переводная картинка, и выцветший местами до голубизны.

— Да. Это все дорога. Она… родная! — Ответил ему тощий на вид парень в черной бандане и поднял массивный бокал в воздух. Чокнулись.

— Тогда выпьем за босса! Пусть его дорога даже там будет ровной, а железо под ним всегда надежно!

— Пьем! — Подхватили полупьяные голоса.

Через пару часов во всем баре повисла тишина. Это волчья стая провожала своего вожака в последний путь минутой молчания. Они склонили головы к столам, думая каждый о своем.

Последний звон кружек. И вдруг, как по команде, все поднялись, похватали каждый свою кожаную куртку со стула и, оставив чаевые, направились к выходу. За грубым столом с остатками окурков в граненых круглых пепельницах и недопитыми стаканами осталось только трое. Это были Гриб, Талый и Коша. Гриб, прикрыв на минуту глаза, потерял связь с реальностью и заснул, Талый увлекся одной из официанток, и теперь его внимание было всецело поглощено ею.

А Коша не отводил взгляда от доски со снимками в углу бара. Его глубокие карие глаза то и дело прикрывались, а из груди вырывался вздох. Резко поднявшись, он вдруг приблизился к этой доске и дотронулся до одного единственного лица, находящегося на каждой фотографии в центре волков. Это было лицо его отца, улыбающееся, здоровое, не израненное осыпавшимся стеклом от удара фуры, все еще счастливое, все еще живое… Сжав руку в кулак, мужчина оперся на нее горячим лбом и что-то совсем не слышно прошептал.

Персонал бара проводил его взглядом до самого выхода, один из знакомых охранников даже предложил подвезти осунувшегося всего за неделю парня, но тот отказался и пожал на прощание руку управляющему.

— Проверь все. Я бы не хотел приехать завтра на кострище.

— Все будет хорошо. Положись на меня. Не первый год ведь работаю.

— Спасибо. Должен буду.

— Сочтемся. — Одарив друг друга усталыми, вымученными улыбками, каждый занялся своим делом. Остап, управляющий бара, собрал официанток, распределив между ними обязанности и посоветовавшись с барменом насчет мелких деталей, поспешил освободить один единственный занятый стол. Грибу пришлось вызывать такси и усаживать его туда практически насильно. А вот Талый ушел сам, и не один…

На стеклянном столике лежала стопка вещей первой необходимости: телефон, мужской бумажник и связка ключей. На диване у стены — мужчина. Его темные отросшие волосы рассыпались по подушке, а непослушная челка прикрыла глаза и высокий лоб. Одна рука была расслабленно вытянута и касалась пола, а вторая прижимала к себе подушку, скомканное одеяло зажали мускулистые ноги, оголяя часть спины и ягодиц. Рядом с диваном, будто по следам, можно было распознать наспех стянутую и вывернутую наизнанку рубашку, скомканные штаны и вереницу из галстука и носков.

Окно приоткрылось, и довольный ветерок вольно бродил по трехкомнатной квартире, спеша развеять тоску ее хозяина, страшась встретиться с ним, однако тайно желая помочь ему, сделать приятное. Послушные воле ветерка шторы плавно изгибались, создавая мелодичный танец теней на полу.

Он проснулся от настойчивого звонка в дверь. Неспешно вытянул руку в поисках часов, однако наткнулся на разрядившийся еще ночью телефон. Чертыхнувшись, Константин выбрался из теплой постели и направился к двери. Там, на лестничной площадке, нетерпеливо пританцовывая мялась знакомая девчонка с теплыми карими глазами и волосами похожими на цветущий одуванчик. Кстати говоря, ее кудряшки сейчас были выпрямлены и аккуратно уложены в косу, а сверху она нахлобучила кепку.

— Ты чего как рано, Катюх? — Сонно спрашивал хозяин квартиры, запуская раннюю гостью.

— Так, я это, была тут неподалеку, гуляла, гуляла, а потом подумала, дай зайду, проведаю Кота. — Она, не расшнуровывая, скинула легкие кеды в прихожей и, не замечая ни помятого вида друга, ни его оголения, прошла вглубь квартиры, легко ориентируясь в комнатах.

— Ага, так уж и гуляла… — Недовольно протянул Константин и уселся на высокий табурет у стойки в кухне, вяло наблюдая за быстрыми движениями неугомонной бестии. Девчонка же, тем временем, проверила все шкафчики, заглянула во вместительный холодильник и, поджав губы, уставилась на друга.

— А где еда? Ты что, в последнее время вообще за продуктами не спускался?

— Да, как-то времени не было. Сама понимаешь, похороны, поминки… — Он тяжело вздохнул и сложил руки на стойку, опираясь на них подбородком.

— Я-то понимаю. Но есть-то тоже что-нибудь нужно. Так, — она уперла руки в бока и оглядела комнату, что-то соображая. — Я сейчас сгоняю до продуктового, а ты тут пока чайник поставь или лучше кофе свари, точно! — она подняла палец кверху и широко улыбнулась, демонстрируя ряд ровных, словно бабушкин штакетник, зубов.

Когда Катюха покинула квартиру, Константин, как и было сказано, поставил турку на огонь и принялся за варку. Пока подруга ходила за продуктами, Коша успел принять также душ и даже одеться. Поэтому, когда девчонка вернулась, он был уже практически в полном порядке.

— Слушай, Коть, я, правда, все понимаю, но волки волнуются. Тут Тапку недавно прилетело. Он звонил мне, тебя искал. А я вообще только из командировки вернулась, сам понимаешь, не знала ничего. Ты прости меня, что не приехала, не поддержала. — Она протянула руку через стол и легко сжала горячие пальцы мужчины.

Тот вздрогнул от ее касания, но сжал тонкие пальчики в ответ.

— Я понимаю все, Катюха. Но и ты пойми, не могу я пока к волкам, в горле ком сидит, когда в бар захожу, тошно мне там находиться. Отец ведь сам его поднимал, в каждой мелочи — часть его души.