Проводник (СИ) - Киселев Борислав. Страница 5

Водитель сидит в своём невидимом кресле, нажимает кнопки, дёргает рычаги, а пассажиры беспристрастно сидят, некоторые стоят, держась за несуществующие поручни, и слегка пошатываются при движении. Но главное, никто не удивлён отсутствием транспортного средства, кроме пары ребятишек, которые делают вид, что летят, расправив руки.

— Это что такое?

Задал я чуть ли не самый популярный вопрос за последние сутки.

— А это то, что я назвал «не увлекайся»!

Буквально орал на меня Понтий.

— Поскольку ты находишься рядом со мной, ты можешь делать свои визуализации реальными для восприятия. Это ещё хорошо, что у взрослых так туго с фантазией и восприятием. Они на краткий миг увидели, что трамвай исчез, но они настолько уверены в том, что этого не может быть, что его отсутствие не вошло в зону их восприятия.

— Но я же не знал, что такое может быть.

Пытался я оправдаться.

— Ты знал, просто ты сам не до конца веришь в происходящее, и если будешь продолжать в том же духе, то превратишь «реальное» в «вероятное»!

Это ты понимаешь!? Тебе нельзя сомневаться! Твои сомнения — это «хаос».

Сказать, что я был ошарашен реакцией Понтия, не сказать ничего. Было такое ощущение, что он готов кинуться на меня и разорвать голыми руками.

— Не подавай вида, что со мной разговариваешь.

Прошептал он. И стал оглядываться.

— Люди обращают на тебя внимание. (Пон)

— А, так это на меня они обращают внимание, ты уверен? А может их смущает то, что какой-то мужик орёт, как сумасшедший, на другого какую-то ахинею?

— Именно, только вот меня они не видят. (Пон)

— …

Я сжал губы так, что они превратились в тонкую полосочку.

— А раньше ты не мог сказать?

Почти неслышно прогнусавил я, глядя себе под ноги.

— Ты сразу придумал бы, как это проверить и выставил бы себя идиотом, а нам бы хотелось избежать потерь времени в местных психушках. Приемлемо? (Пон)

Я кивнул в знак согласия, не рискуя говорить что-либо вслух. И мне в голову пришёл отличный вариант, как в современном мире можно разговаривать с кем-то невидимым в открытую, не рискуя попасть в дурку. Я достал из кармана гарнитуру, вставил себе в ухо и с улыбкой повернулся к Понтию, надеясь на одобрение.

— Я разочарован. Если ты хотел моей реакции.

Сказал Понтий и хлопнул себя по лбу ладонью.

— Да что сейчас-то не так?!

Уже взбесился я не на шутку.

— Я тебе последний раз повторяю, мы можем слышать мысли! Тебе не обязательно отвечать мне вслух. (Пон)

Сразу вспомнился случай из детства, когда мама попросила отделить ягоды от компота, я тогда взял дуршлаг и слил компот в раковину, отделив ягоды. Выражение лица Понтия полностью соответствовало маминому на тот момент. В очередной раз почувствовав себя идиотом, я шагнул в трамвай, который опять стал видимым, из-за того, что я отвлёкся. Понтий зашёл вслед за мной.

— Крис, не бесись и слушай внимательно. В баре, куда мы едем, всё не так, как ты привык и всё, повторюсь, и акцентирую на этом ещё раз, абсолютно всё не то, чем кажется. Тебе, по большей части, нужно будет молчать и выполнять наши указания, и тогда, возможно, именно возможно, нам помогут.

— Такие всемогущие «проекты», как ты и твой брат просят о помощи? Есть кто-то сильнее вас?

Мысленно спросил я Понтия.

— Ты зря приписываешь нам «всемогущество», мы всего лишь «проекты» явлений, можешь воспринимать нас, как людей. Мы являемся процессами, которыми не управляем, насколько они масштабными бы не были. (Пон)

— И кого же о помощи вы будете просить?

— Богов. (Пон)

Я буквально услышал, как моя челюсть щёлкнула об пол трамвая.

— Кого? Богов?

— Мы же вроде бы тебе объясняли, что всё в этом мире имеет «событие» и «форму». Событие — это гром, жизнь, болезнь, солнце, а форма — это облик, которым наделяют «событие» люди, если их очень много. (Пон)

— Ну или аспект проводника может самолично облачить в «форму» «событие», если ему это взбредёт в голову.

Добавил Понтий, задумавшись.

— Так это я, получается, опасен?

С гордостью спросил я?

— В нынешнем состоянии? (Пон)

— Ага.

— Примерно, как щипанный волнистый попугай.

Сказал, глядя мне в глаза Понтий, и ехидно засмеялся.

Я представил себе то, что он сказал и тоже засмеялся.

— Хорошо, с существованием «богов» разобрались, а кого именно просить-то будем, и как? Ритуал там какой, или жертвоприношение, и почему в баре?

С энтузиазмом первоклассника задавал я вопросы.

— Кто-то из ныне бездомных «богов» там живёт. Кто-то приходит, чтобы встретиться с семьёй. Те, кто уже обезумел, просто существуют, как …

Понтий немного помрачнел, но продолжил.

— Понимаешь, каждое божество — это «событие», сила, как и разум «формы» зависит не только от веры в «событие», но ещё и от, скажем так, «подношений». Кому-то из них достаточно кратких упоминаний, кому-то болезней, а кому-то нужны целые ритуалы и жертвоприношения. Так вот, кто лишается, грубо говоря, «еды», тот медленно, но уверенно теряет силы, рассудок, и «форма» начинает терять свои изначальные свойства. И такие боги истлевают, более понятно я не могу тебе объяснить, это нужно увидеть самому, чтоб понять.

— То есть, это скорее приют, чем бар?

— Можно и так сказать… последний приют.

Окончательно помрачнев, закончил фразу Понтий.

В неловкой тишине я задумался и углубился во внутренний диалог. Неужели мир тех сказочных существ и чудес, которые я себе всегда представлял, на самом деле так ужасен. Не просто даже ужасен, а невероятно печален в своей простоте и бессилии. По сути, одно из важнейших событий во вселенной не имеет над ней никакой власти. Боги забываются и умирают… даже нет, не умирают, а иссыхают, подобно осенней листве, но при этом не дают новую жизнь, а остаются лежать под ногами, незамеченные и никому не нужные, буквально преданные теми, кто олицетворил их, придав им облик и сознание. Неужели при этом всём есть смысл продлевать существование обречённых? Всех когда-то настигнет забвение.

— Ты-то чего помрачнел?

Выхватил Понтий меня из плена подсознания.

— Вам хорошо, прожил свою жизнь и баиньки, а они в пыль, причём в сознании превращаются. (Пон)

— Впервые слышу, что в смерти есть что-то хорошее.

— Ну, в контексте бесконечности многие вещи приобретают совсем иной смысл, нежели за отдельно взятый отрезок времени, называемый вами «жизнь».

Опять по-профессорски огласил Понтий.

— Всё, выходи, приехали.

Указал Понтий на открывающуюся дверь трамвая.

— Наша остановка, осталось через дорогу перейти, и на месте. (Пон)

Мы вышли из трамвая, и я немного огляделся. Обычная улица, обычная дорога, пешеходный переход, на другой стороне серое, ничем не примечательное здание и в нём вход в бар. Бар почему-то назывался не «Баюн на печи», а «Стопка». Я посмотрел на Понтия и задал справедливый вопрос.

— Нам вот туда?

И не успел Понтий мне ответить, как меня за локоть потянула маленькая, дряхленькая старушка.

— Молодой человек, тут есть пешеходный переход? Бабушка старенькая уже, очки дома забыла, мне бы на ту сторону перейти, да только не могу разглядеть, где тут переходить нужно. Не могли бы Вы помочь бабушке?

Обращалась бабулька ко мне, говоря о себе, как иногда это делают старые люди, в третьем лице.

— Да, матушка, нам тоже на ту сторону, помогу конечно.

Я взял её под руку и стал, аккуратно глядя по сторонам, переводить через дорогу.

— Вот ведь спасибо тебе, сынок. Гляди какой вежливый, а то остальные все мимо ходят, помочь никто не хочет, вид делают, что не замечают. А ты вот заметил, не побрезговал помочь.

Продолжала причитать, и мне показалось, чуть не расплакалась.

— Тяжело старикам, а у кого нет никого так и вовсе, хоть пропадом пропадай.

И под эти слова мы вместе поднялись на ступеньку бордюра, оказавшись на другой стороне улицы.

— Спасибо тебе, сынок. Вот, держи яблочки спелые, только с дачи привезла, и друга своего угости.