Тайна озера Сайсары - Неймохов Егор. Страница 24

Иногда они вместе пьянствовали. Пузатов нарушал свой зарок не пить, для пользы дела... Кабан быстро пьянел, становился болтливым и хвастливым. У него была одна «голубая мечта» — накопить побольше деньжат и махнуть на Черное море, да купить там себе домик... Но денег из-за пьянок не хватало всегда. Пузатов поддакивал и согласно кивал головой, а сам насмехался в душе над спившимся «хищником», не умеющим жить. Не хотелось обижать выгодного для себя человека. Однажды Кабан проговорился во хмелю: «Ты наверняка знаешь старика Маркосяна? Его все тут знают... Тихий такой старикан, мухи не обидит... Молчун. Когда я буду рвать отсюда на юга, то выпотрошу этого ангелочка! О-о! Ты не представляешь даже, сколько у этого деда золота! Наверное, за весь его металл и деньжата можно купить Суруман целиком. Ты спрашиваешь, откуда я все это знаю? Я ему столько металла перетаскал! Прорву! Был у него еще один надежный кадр — Сундук... трусливый и хлипкий, но удачливый, зараза! Он знал такие богатые россыпи и в тайге жил как дома... Убрал его Маркосян, или по его приказу шлепнули... Сундук мне рассказывал по пьянке... Ты слушай! Слушай! Брось ты этот чайник, пусть кипит... воды много... золота много... жизнь одна! Так вот. Сундук таскал ему золотье килограммами и сдавал за копейки, он мне жалился пьяный, плакался в жилетку... Дурак! Золотье у Маркосяна в доме, верное дело... Он его не продает, а копит, как бурундук. Верное дело... Он ни с кем не дружит. Под полом хрыч прячет металл... Выпотрошу! Вот та-ак, наливай мне полный стакан, я жисть полную хочу! Давай споем о Черном море...»

Пузатов с того времени стал присматриваться к домику Маркосяна, исподволь приходили мысли: «А не тряхануть ли мне самому этого деда? Он же не заявит в милицию, что украли золото?» Мысли эти стали одолевать... Уже не хватало металла, который скупал у Кабана, хотелось развернуться шире, хапнуть разом побольше и на время затаиться. Люди, с которыми он связался на Кавказе, платили за металл бешеные деньги, они готовы были купить сколько угодно. Но когда Пузатов расплачивался с Кабаном и двумя связниками, возившими золото на юг, то ему казалось, что остается сам без денег, жалкие гроши... Нужно было развернуться по-крупному. Если взять металл у старика, можно будет смыться подальше от этих холодных мест и жить до конца дней припеваючи... Но как взять? Значит... убить...

Стук в дверь ванной его напугал. Доплыл ласковый голос жены:

— Ты там не утонул? Стол уже накрыт.

— Сейчас, милая, сию секунду, — он стоял перед зеркалом и смотрел на свое отражение, медленно расчесывал волосы. Мысли опять вернулись на круги своя: «Золото есть — деньги есть!» Шальные тыщи... разве можно от них отказаться?»

Он закрыл душ, вытер лицо полотенцем, продолжая думать о своем: «А если есть деньжата — весь мир у твоих ног. Есть все: вино, девочки, красивые тряпки и легкая беззаботная жизнь. Разве бы пошла за него такая красавица, как Норушка, будь он нищим и беспризорным, как Кабан? Но все же надо быть осторожнее. Пришлось поволноваться прошлой осенью, когда связник попался в самолете на пути в Москву. Хорошо, что действовал через посредника и связник не знал меня в лицо. А иначе — хана... Посредник застрелился, а «Пан» в Москве, ухлопав на золото денежки южан и потеряв металл — повесился. А может быть, его повесили? Как удачно все получилось! Концы в воду... Руки коротки теперь и у милиции, и у тех скупщиков... Не-е... по-умному можно дела делать. Пузатов не дурак... Есть еще одна ниточка и канал сбыта металла. Но его можно в любое время перекрыть... оборвать эту ниточку. Сейчас его связник повез партию металла в Якутск. Канал надежный... А если что... Терять нечего. Потом ищите ветра в поле...»

Пузатов, довольный собой, все еще стоял перед зеркалом, тщательно укладывая прическу. Его недавно расстроила свежая новость, что старика Маркосяна повязала милиция. Не успел «тряхнуть» деда никто... Весь город был переполнен слухами, которые распустили соседи-понятые. Болтали, что при обыске у деда нашли столько металла, что два милиционера еле затащили ящик в дом. А это ведь несколько пудов... «Значит, за Маркосяном следили, — подумал он, — а если бы я сунулся туда и засветился? Да-а, жадность фраера сгубила... Надо стать осторожным зверем... иначе...»

И вдруг он поймал себя на мысли, что с завистью вспоминает то время, когда у него было всего семьдесят две копейки мелочью. Была весна... Ничего-то он тогда не боялся, спокойно спал и жил. А ведь это было самое прекрасное время...

— Еда остывает, — опять послышался робкий голос Норушки.

— Иду-иду, — он отворил дверь и жадно стал целовать свою жену, словно вот-вот кто-то войдет и разлучит с нею навсегда.

Она дурашливо смеялась и вырывалась, но он серьезно и долго целовал ее, отгоняя все страхи и назойливые мысли о деле...

Машина выскочила на ровный лед заснеженной Лены, и Корней облегченно вздохнул. Вдали манили огни города, усталость от долгого рейса разом прошла. У него поднялось настроение: вот и кончается утомительный путь по бесконечным серпантинам и ухабам зимника. Нога сама давила на педаль газа, казалось, что машина обрадовалась и мощно неслась по гладкой дороге. Город приближался, над ним сиял купол света.

Корней много раз бывал в дальних рейсах. На этот раз из Сурумана выехали колонной в четыре машины, но все они отстали в горах Оймяконья. Там было по два водителя в каждой машине, они люди бывалые и не любили рисковать быстрой ездой. Напарник Корнея, Василек, угодил в больницу с приступом аппендицита, пришлось ехать одному. Пытался выпросить другого напарника, всякое может случиться на зимнике, но начальник автобазы встретил его холодно. Сердито посмотрел на Корнея через полированный стол и отрезал:

— Шоферов у нас лишних нет, крутись в ближних рейсах.

Еще неизвестно, когда Василек выпишется из больницы, а без дальних рейсов получки не жди. Едва тариф накрутишь. Поэтому он рискнул поехать один. Бригадир поломался, но согласился. Ему план тоже нужен.

По правде сказать, Корнею нравилось ездить одному. По всей трассе есть шоферские гостиницы для отдыха, в крайнем случае можно съехать на обочину и поспать в машине, не выключая мотора. А в этом рейсе лучше быть без лишних глаз... Таксист Пузатов, с которым он познакомился сразу, приехав в Суруман, снова дал тяжелый железный коробок. Попросил доставить туда же, куда и раньше Корней отвозил такие передачки. Если все будет нормально, то по возвращению обещал дать двести рублей, как обычно. А что не передать? Два стольника как с неба упадут в карман! Такие поручения ему не в первый раз исполнять. Корней догадывался, что может быть в коробке, плотно заклеенной в толстый целлофан. Но отгонял страхи и успокаивал себя: «Да плевать мне, будь там хоть золото. Оно же не мое и знать ничего не хочу! А вот от Пузы двести рубчиков получу...» Беспечно он жил и вольно...

Корней в школе занимался борьбой, любил показать свою силу. В одно время даже называл себя преемником дагестанского борца Насрулла Насруллаева, но спорт его не принял. Так и остался Корнеем... А с Пузатовым они близко сошлись после одного случая. Три года назад у Корнея умер отец, а у него в то время не оказалось денег для проезда на похороны. Решив, что у таксиста должны быть деньги, попросил взаймы двести рублей, чтобы добраться в Дяру. Пузатов одолжил деньги, а когда молодой шофер принес долг, категорически отказался брать деньги назад. Покровительственно похлопал Корнея по плечу и проговорил: «От нуждающихся людей я возвращения долга не требую, а уж если о чем-то попрошу... сделай одолжение тоже... не откажи».

Когда начал работать после похорон отца, тогда и отвез первую тяжелую коробочку в Якутск. Когда передал посылку второй раз, Пузатов дал ему двести рублей и сказал: «Каждый раз за такую услугу я буду платить тебе столько же... Но помни наш первый разговор, что об этом не должен знать никто... Если посылка попадет в чужие руки, ты меня не знаешь... нашел на дороге. А если кому пикнешь — пеняй на себя...»