Измена. Право на любовь (СИ) - Арская Арина. Страница 12

Я удивленно оглядываюсь на бледную Лену, а та неловко улыбается:

— Это мое вылезло. Мне так однажды сказали.

— Кто?! — возмущенно округляет глаза Маша.

— Бывший.

— Вот подлец, — Маша бьет по столу ладошкой. — Козел! У самого там в штанах, поди, корнишон!

— Так, договор, девочки, — возвращаюсь за стол.

— Слушай, — тихо говорит Маша, — я, как вредная хозяйка, запрещаю тебе мужиков водить, но…

— Но? — поднимаю взгляд от договора.

— Брату Лены можно, — она хитро улыбается. — Никому нельзя, ему можно.

— Лен, — смотрю на Лену, — вмешайся. Она же его не видела и знать не знает.

— Ну, как такому милому мальчику можно отказать, — Маша подхватывает букет и носом в ромашки, — романтик же. Люблю романтиков.

— Познакомь их, — заговорщически шепчу Лене, и та медленно кивает. Перевожу взгляд на Машу, чей нос весь в желтой пыльце. — Какие-нибудь еще требования или запреты?

— Запрещаю разбивать милому мальчику сердце, — Маша пальчиками поглаживает лепестки ромашек и переводит на меня очарованный взгляд, — не будь стервой.

— А если серьезно?

— А если серьезно, — она откладывает букет, — то у меня особых требований нет. Все, что в договоре прописано, то и требую.

На экране телефона с короткой вибрацией высвечивается сообщение от клиники, которой заведует Дима:

“Уважаемая Виталина! Сегодня в 14:00 у вас назначен прием к Ляхову Дмитрию Федоровичу.”

Глава 19. Что-то тут нечисто

— Ты сегодня одна? — круглое лицо Димы с маленьким подбородком сминается в улыбку.

Одна. Надо отдать должное Артуру, что на прием к Диме он всегда меня сопровождал и за руку держа, а теперь кресло рядом со мной пустует. Очень не хватает его теплой ладони.

— Что не так с анализами?

— Гормоны немного шалят, — Дима перебирает бумаги, — пролактин повышен, — поднимает обеспокоенный взгляд, — тебя не беспокоят бессонница, перемены настроения, усталость? Не было ли в последнее время стресса?

Внимательно вглядывается в глаза. Проинформировал ли его Артур, что у нас тут развод намечается?

— Да, пусти ты! — раздается за дверь голос Карины, и в светлый кабинет распахивается дверь. — Дима, почему ты меня игноришь? Этот Урод Борисович…

Глаза Димы вспыхивают злобой. Я оглядываюсь. На пороге застыла Карина, а ее сумку стискивает испуганная медсестра и тянет на себя в попытках заволочь незваную гостью обратно в приемную.

— Урод Борисович? — вскидываю я бровь. — Или я ослышалась?

— Ослышлась, — тихо отвечает Карина и вырывает сумку из рук медсестры.

— Знаешь, Дмитрий, — я обращаю спокойный взгляд на напряженного Диму, у которого лицо идет красными пятнами гнева, — я бы не сказала, что у меня были беспричинные перемены настроения. Только по делу. Как сейчас. У меня тревога обратилась в удивление. Как “я люблю его” превратилось в Урода Борисовича?

— Прочь, — шипит Дима.

— Нет, — я вновь оглядываюсь на Карину у которой нарощенные ресницы дрожат, — проходи, присаживайся. Ты же по делу?

— Да…

— Вероятно, по делу своего интересного положения?

У меня нарастает желание схватить со стола ручку, воткнуть ее в глаз Димы, а после разбить горшок с фикусом о голову Карины. Все-таки Артур притащил свою потаскушку к нашему семейному доктору, а он меня тут про стресс спрашивает.

— Я, пожалуй, пойду…

— Села! — повышаю я голос до зычного приказа, и медсестра позади Карины ойкает и прячется за дверью.

Карина в панике смотрит на Диму, а затем, вскинув подбородок, шагает к креслу.

— Я бы ее принял после тебя…

— Нет, — перевожу на Диму твердый взгляд. — Какая интересная вырисовывается ситуация. Наблюдаем жену и любовницу.

— Я ведь в первую очередь врач…

Карина присаживается в кресло и поджимает губы.

— Вы в первую очередь мои пациентки…

— Допустим, — я недобро щурюсь. — Я могу поверить в то, что врач не будет говорить жене, что ее муж притащил любовницу к нему. Но, Дима, меня интересует другой вопрос, ты ее давно наблюдаешь и по какому вопросу?

— Это врачебная тайна, — Дима стискивает в пальцах карандаш.

— О, понимаю, — медленно киваю, не отрывая взгляда с его красного и лживого лица. — Однако же, я смею предположить, что у вас сложились очень доверительные отношения, раз эта шлюшка смеет называть моего мужа Уродом Борисовичем.

— Ты ослышалась… — упрямо шепчет Карина и вся дрожит.

Откуда такой страх в этой милой красавице? Ее отношения с моим мужем для меня уже не тайна, поэтому… чего так бояться? Она делает вдох, заметив мой взгляд, и распрямляет плечи, но все еще бледная, почти белая, как лист бумаги.

— Тошнит? — участливо спрашиваю я. — Неужели токсикоз?

Глава 20. Нехорошее предчувствие насчет хорошего доктора

— Токсикоз? — елейным голоском повторяю я, и Карина кивает. Перевожу взгляд на Диму, — а какой срок?

Я могу сейчас убить или покалечить его или Карину, если та что-нибудь вякнет про Урода Борисовича. Никто не смеет называть моего мужа уродом. На это имею право только я, потому что он меня обманул и макнул в грязь после одиннадцати лет брака.

— Кариша, милая, — я протягиваю руку и сжимаю ее ладонь, не разрывая зрительного контакта с Димой, — какой у тебя срок?

— Три недели…

— И тебя ничего не беспокоит? — шепотом спрашиваю я.

Карина молчит, а я обращаю на нее немигающий взор:

— Очень опасный срок, милая.

— В каком смысле? — Карина медленно поворачивает ко мне бледное лицо.

— В таком смысле, дорогая, что высок риск выкидыша…

Из отчаянной истерички я обратилась в хладнокровную маньячку. Вот только недавно я полоскала Артуру мозг, что он будет отцом, и была в шаге от отчаяния и желала отобрать у его любовницы малыша, а сейчас хочу придушить эту гадину.

— Ты мне угрожаешь? — голосок у Карины тоненький, как писк мыши.

— Нет, я выражаю свое беспокойство, — поддаюсь в ее сторону и заглядываю в ее глаза, — и меня очень тревожит твой эмоциональный фон. Урод Борисович? Тебя обидел мой муж?

— Да… — на глазах проступают слезы.

— И чем же, моя хорошая? — я ласково улыбаюсь, а рука Карины в моей ладони дрожит. — Сомнениями?

Медленно кивает.

— А есть причины в тебе сомневаться? — задаю я тихий вопрос.

— Нет…

Лжет. Отпускаю руку Карины из захвата и откидываюсь назад:

— Это уже ваши разборки, — поправляю ворот блузки и одариваю улыбкой молчаливого Димы, — говоришь, гормоны шалят? Пролактин повышен? Нехорошо, — задумчиво вздыхаю, — но боюсь, что на этом, Дмитрий, мы и закончим.

Мне сейчас липко и мерзко.

— Вита…

— Во-первых, — складываю руки на коленях, — я не смогу теперь себе позволить твою замечательную клинику, а, во-вторых, — я смеюсь, — ты же все сам должен понимать, разве нет? Как я могу наблюдаться у врача, который будет вести беременность любовницы моего мужа? Я тебе, что, терпила?

Какое мерзкое слово и как оно емко меня описывает. Я терпила для мужа, терпила для врача, терпила для мелкой потаскушки, которая сейчас всхлипывает в шелковый брендовый платок. Тер-пи-ла.

— Услуги моей клиники и моих врачей оплачены Артуром на полгода вперед…

— Да ты издеваешься, Дим, — в изумлении приподнимаю бровь и киваю на Карину. — Вот твоя забота, а мне теперь дорога, как обычной смертной, в городскую поликлинику с очередями, злыми старушками, которые “я только спросить” и хамоватыми врачами. Как круто меняется моя жизнь и я… — скалюсь в улыбке, — в предвкушении.

— Наша система здравоохранения, мягко скажем, карательная, — верхняя губа Димы дергается. — Там сидят одни мясники.

Встаю и приглаживаю волосы:

— Зато бесплатно.

— Вита! — вскакивает Дима и сжимает кулаки.

Слишком уж яростно сопротивление у нашего семейного доктора, будто он что-то скрывает.

— У Артура закрались подозрения насчет отцовства, и Кариша прибежала к тебе, — всматриваюсь в его разъяренные глаза. Хмыкаю и шагаю прочь, — но как я уже сказала, это ваши проблемы. Я умываю руки, — кидаю пренебрежительный взгляд на Карину и выхожу, усмехнувшись под нос, — ну, дела…