Словами огня и леса Том 1 и Том 2 (СИ) - Дильдина Светлана. Страница 68

Он все чаще ссорился с Седым — в конце концов швырнул в него тяжелым камнем и велел убираться.

Седой не был удивлен. Он знал, что прав. Нельзя трогать того, на ком печать харруоханы. Убьешь — и конец всему племени. Да и убивать такого — зачем? Он смешной, и, хоть довольно высокий, правда еще совсем детеныш. И пускай в племени Рыжебрового даже малыши больше чувствуют мир вокруг, он все же не боится леса и кое-что понимает. Помогает еду собирать.

Но после ссоры с Рыжебровым жить в котловине стало невозможно. Горстка рууна с Седым во главе ушла на север, искать новое место, прочие остались.

**

Астала

В этот год погода словно с цепи сорвалась — перед сезоном дождей сухой воздух боролся с надвигающимися тучами, вызывая бури и смерчи. Люди равно опасались отходить далеко от дома и укрываться под крышей — вблизи от деревьев каждое мгновение могло стать последним. Огни тин катились по земле, вызывая пожары, появлялись даже в домах, что мало кто мог припомнить.

Старики шептались — подобное бывает, когда земля недовольна своими детьми. Уже не один город в прошлом погиб, и вулканы были тому виной, и мор, чего ждать сейчас?

Служители домов Земли и Солнца ежедневно принимали подношения, в ответ успокаивая людей. А сами гадали, что еще вытворит сердитое небо, какими дарами его задобрить, и что происходит на деле — это случайно выдавшийся тяжелый год или нечто худшее. Башня стала получать втрое больше жертв, но пока это не помогало.

На Кайе гнев природы действовал тоже — он то метался, не находя себе места, то испытывал беспричинную сумасшедшую радость. И все чаще перекидывался в энихи, несмотря на запрет, и даже в доме порой — рискуя вызвать нешуточный гнев старшего.

Но того часто не было дома, предместья города и дальние поселения он навещал куда чаще, чем раньше — напуганные гневом природы люди даже к нему тянулись за помощью. Сильнейшие Восьми Родов отмечены особой силой и властью, кому, как не им, противостоять стихии?

На сей раз ураган задел северный край предместий Асталы крылом, но без серьезных разрушений вроде. И сейчас грис, немного возбужденные, все же не проявляли особых признаков тревоги — но этим глупым животным можно было доверять, приближение грозы или смерча они чуяли раньше всех.

Хлау смотрел прямо перед собой, между ушей большой серой грис. Кайе, которого взяли с собой, поглядывал на небо — тело напряжено, казалось, тронь, и зазвенит, будто лист меди. Старший брат его ехал замыкающим — он единственный казался, да и был, совершенно спокоен.

Тут Читери изгибалась — и небольшая речушка впадала в нее, неширокая, темная благодаря цвету дна. По ее берегам во множестве водились дикие пчелы, и люди селились в маленьких домах на значительном расстоянии друг от друга, извлекая тягучий тяжелый мед из дупел. Всадники ехали медленно — после урагана повсюду валялись ветки и листья, дорожних плит под ними почти не было видно. Рабочие расчистят тут все, а пока лишь бы грис ноги не переломали.

Человек, показавшийся из-за поворота, выглядел измученным и испуганным — судя по клокочущему дыханию, он пробежал много; впрочем, немолодой возраст и нездоровая полнота любую дорогу сделали бы для него гораздо длиннее.

Завидев всадников, он кинулся — а точнее, поковылял к ним, протягивая руки, вознося молитвы всем, кого вспомнил.

— Что случилось? — Къятта выехал вперед; но человек продолжал идти, едва не уперся грис.

— Али, мой сосед… дерево!

— Кретин, — Къятта удержал скакуна, который шарахнулся от человека, едва не хватавшего его за шерсть.

Всмотрелся в пустую дорогу, и ударом направил грис вперед; та помчалась, будто ошпаренная. Спутники последовали за ним.

Маленький домик был полностью скрыт ветвями. Всего пара дворов: тут собирали мед, разводили пчел в дуплах. Смерч обошел стороной остальные постройки, но с корнем вырвал десяток деревьев на обочине, словно протанцевал по ней. И одно из деревьев придавило домик. Тяжелая крона обрушилась на крышу, проломив и ее, и глиняные стены. Из-под нагромождения массивных ветвей доносились тихие стоны. Къятта перевел непривычно светлые глаза на младшего:

— Сколько там человек?

Юноша описал полукруг возле того, что недавно было домом.

— Не меньше троих.

— Живые?

— Еще один точно, молчит, но шевелится.

На лице отобразилось возбуждение, ноздри вздрагивали. Хлау поморщился — вот уж кто сейчас лишний. Ему кровь чуять нельзя, в последние несколько лун и так сам не свой. Взглянул на Къятту — тот задумчиво качнул пару ветвей, но основная масса не шелохнулась. Даже втроем людям было не поднять ствол — от соседа, который приплелся назад, да его сына — тощего подростка — толку не было. А обрубать ветви, потом растаскивать обломки… да кого-то в хижине явно придавило, судя по вновь раздавшемуся тихому стону прямо под стволом. Звать подмогу из ближайших селений того безнадежней, пока доберутся, спасать будет некого.

— Ладно, — тихо и уверенно сказал Къятта, обращаясь непонятно к кому, махнул рукой собирателю меда — мол, отойди. — Хлау, помоги мне. А ты… — смерил младшего долгим, тяжелым взглядом. Если бы можно было просто дерево сжечь… но тогда и торопиться не стоило, чтобы устроить еще живым огненную могилу.

— Иди сюда.

Кайе не спешил повиноваться. Он приник к стволу; уцепившись за толстую ветку, попробовал приподнять дерево. Хлау издал шипящий звук и, пригнувшись, почти подскочил к юноше, видя — ствол начинает двигаться… самую малость, и все же! Готов был подхватить, поднимать тоже — хоть и не знал, может ли тут помочь человек.

— Хватит, — сказал Къятта, — Только убьете тех, что внутри.

И верно, опомнился Хлау. Ветви перемешались с кусками стен… кто знает, что держит жизни жителей этого домика?

— Иди сюда, — повторил Къятта более резко, и это походило уже на команду. Младший шагнул к нему, злой и взъерошенный.

— Мы ничего не сможем. Если ты…

— Помолчи пока.

Зрачки старшего из братьев чуть расширились, лицо больше не казалось равнодушным — появилось нечто, похожее на недобрый азарт. Потянулся внутренним движением к младшему. Не в первый раз уже, но впервые — так, ради каких-то глупых собирателей меда… едва не задохнулся, соприкоснувшись с пламенем — не от испуга или боли, скорее — от счастья. Это — мое… наше…

Едва ощутимое сопротивление — но не сильнее, чем сопротивляется вода, когда в нее входишь.

Младший, как всегда, забыл поставить “щит”… и даже не вздрогнул, когда Сила старшего соприкоснулась с его собственной, кажется, попросту не заметил. Желание дать по шее Къятта едва не осуществил; но из-под завала послышался короткий слабый плач.

— Попробуем поднять эту колоду, — сказал молодой человек, в очередной раз смерив дерево взглядом. И, брату: — Просто позволь мне делать то, что надо, а сам не пытайся убрать все одним махом.

Молчание счел знаком согласия, несмотря на искривившиеся губы и угрюмо склоненную голову.

Хоть и отнюдь не слабые руки были у троих, огромный ствол они бы не сдвинули с места, даже Кайе проиграл старому дереву; а под воздействием Силы оно вздрогнуло, начало выпрямляться, словно устало лежать на земле и решило вновь спокойно расти.

Собиратель меда и парнишка его глядели со стороны, приоткрыв рот. Счастливая улыбка на лице Кайе; если хоть немного ослабить контроль, он таки бросит всю свою силу на борьбу с этим стволом, недоумок малолетний. Но зато про кровь позабыл; ему нравится видеть — дерево поднимается.

Вот оно уже полностью над землей, ни одна веточка не касается развалин — и можно толкнуть в сторону, и услышать тяжелый стук, и вздрогнет земля. Бездна… какое же безумие, отдавать все каким-то нищим… но это хороший случай, показать людям, кто о них заботится. Всего-то поднять дерево, а слухи пойдут, как о спасителях, готовых ради самых безвестных своих работников тратить силы и время.

Завал разобрали быстро — тут и собиратель меда помог, хоть и забавно было работать всем вместе. Под завалом обнаружились тела — мужчина был мертв, но старик, девочка и старуха дышали. Девочка так и вовсе отделалась испугом и ссадинами. Одно дерево едва не стало могилой четверых. Хлау прикрыл тело мужчины найденной на развале холстиной, сказал: