Сыны Зари - Кертис Джек. Страница 9
– Мини-юбка, пояс с подвязками, этакие эротические чулочки...
Пегги покачала головой и расплакалась. Пытаясь остановить слезы, она кусала губы.
– Но ведь должен же в этом быть какой-то смысл, а? – сделал Доусон еще одну попытку. Он подбросил ей версию вполне в русле того, что она сама говорила раньше: – Линда ведь, бывало, задерживалась в конторе в какие-то вечера, оставалась там после вашего ухода.
– Она ходила в вечернюю школу. – И рассерженно добавила: – Хотела научиться лучше печатать. – Взяв еще одну сигарету, она позволила Доусону зажечь ее. Наконец Пегги сказала, прикладывая сигарету к губам: – Я не... я не могу сама этого понять. А сколько там было в ее банковской книжке?
Ответив ей, Доусон решил, что пора поднажать.
– Так что бы это могло такое быть? Проституция?
– Нет.
– Может быть, она пользовалась служебным телефоном, давала этот номер, может быть...
– Нет, нет!
– ...просила звонить ей после шести, имела по нескольку встреч... Ну, сколько? Скажем, две-три за ночь, пока ей не надо было возвращаться назад на...
– Нет! – взвизгнула Пегги. Она впилась взглядом в Доусона, ненавидя его и в то же время думая, а вдруг он прав.
– Ну а что же тогда? – Его голос был спокойным, словно истина уже стояла у порога и оставалось только ее уговорить пойти в комнату. – Этот наряд... чего ради он был в ящике ее стола?
Пегги кивнула. Это могло означать: да, наряд был, ведь так же? Вещи были, спору нет. Как будто то, что произошло, все то, о чем они раньше говорили, как-то противоречило этому! Как будто по поводу содержимого запертого ящика в столе Линды можно было спорить! Пегги признавала: «Да, вещи там были». Но она не сказала: <<И я знаю почему". Нет, она не знала, и Доусон понял это.
После такого признания Пегги получила право сама задавать вопросы. Теперь ее отношения с Доусоном стали дружественными и доверительными. И поскольку ни у одного из них ответов не было, она могла задать те же самые вопросы, которыми Доусон терзал ее всего минуту назад.
– Почему? Чего ради? Они жили очень счастливо. В прошлом году мы вместе отдыхали, вчетвером. Они женаты не так давно, и она не могла... Я хочу сказать, что Пит не отходил от нее, он приносил ей разные напитки, не выпускал ее руку из своей, и она к нему так же относилась. С какой бы стати она...
Это воспоминание вызвало у нее вопрос, о котором она раньше не думала. Это был ее личный вопрос. Она остро взглянула на Доусона, и ее глаза заблестели от страшной догадки, потому что она уже знала, каким будет ответ.
– Ему придется это узнать, да? Питу?
Доусон выдержал ее взгляд, но ничего не сказал.
– О Господи! – воскликнула Пегги и отвернулась.
Эрик Росс приставил ступню боком к нижней части двери, около петли, и сильно толкнул. Дверь была заперта, но он знал, что она подается внутрь помещения. Ему пришлось потратить совсем немного времени дня три назад, чтобы выдернуть заржавленные шурупы из петель, а потом на всякий случай затолкнуть их обратно в прогнившие отверстия. Это, возможно, было перестраховкой, но не стоило сокращать шансы на успех. Дверь заскрежетала по обломкам битого камня.
Он осторожно подтолкнул ее, освобождая достаточное пространство чтобы согнувшись пройти внутрь. А оказавшись там, сразу же водворил дверь на место.
Этот дом долгие годы стоял заброшенным. В нем царил запах гниения и, помимо этого, чего-то кислого – этакий аромат безнадежно испорченных вещей. Росс карабкался с этажа на этаж. Более чем в половине стальных рам стекла были выбиты. На бетонном полу, там, где демонтировали станки, зияли ямки. На одной лестничной площадке был небольшой кабинет со стеклянными стенами, совершенно пустой, если не считать нескольких стальных шкафов да еще плаката-календаря с девушкой, улыбавшейся и нацелившей прямо на него голые груди. Ее ладонь с игривой застенчивостью чашечкой накрывала место между ног. На все остальное, мол, вы можете полюбоваться, а там – нельзя, запрет.
Еще три этажа – и он остановился. Там было окно в форме высокой арки с изъеденной ржавчиной рамой. Стекло сохранилось только в верхней ее части. Он поставил на пол сумку и выглянул наружу. В шестидесяти футах под ним и в футах тридцати от этого дома тянулись четыре заброшенные железнодорожные колеи с бурыми от бездействия рельсами и высокой травой между шпалами. Дальше виднелись колеи для сортировки и паровозное депо. Потом – основная станция. Пассажиры торопливо поднимались и спускались с платформ, садились на поезда. Зал ожидания был битком набит людьми. Они покупали билеты или газеты, изучали расписание поездов, пили у входа в кафетерий и в пивную, ожидали чьего-то приезда или собственного отъезда...
И у всех было какое-то свое прошлое. У всех были знакомые, у всех был вот именно этот миг в их жизни. Но Росс ничего такого не думал. Он смотрел на них, словно выбирал покупку. Зал задержал его внимание лишь на мгновение. Он наклонился и быстро смонтировал винтовку, особенно даже не концентрируясь на этом занятии, а потом посмотрел на свои часы. Люди спешили по самой ближней к нему платформе, заглядывая в вагоны в поисках свободных мест. Идеальная ситуация.
Какой-то мужчина, с черным портфелем, рысцой бежал через зал к турникету, где он показал свой сезонный билет, и бросился дальше, к поезду. Росс поднял винтовку и слегка высунул дуло в третью вертикаль оконного проема, где был подоконник, чтобы упереть локоть. Он обвел взглядом платформу. В телескопическом прицеле появился молодой человек с футляром для какого-то музыкального инструмента. Росс подержал его в прицеле, пока человек не вышел за пределы удобного сектора огня, подыскивая себе место в переднем вагоне.
Вот через перекрестье прицела прошла девушка, а потом вернулась назад. На ней были юбка с жакетом, волосы перехвачены заколкой, а через плечо висела на ремне довольно дорогая сумка. Росс отвел от нее прицел: он видел сообщения о смерти Линды Боумэн и обратил внимание на сходство имени девушки с именем его дочери. Это не понравилось Россу, посчитавшему подобное совпадение дурным знаком.
А тот мужчина, с черным портфелем, показался в окне вагона где-то посередине состава, даже заметно подальше. Устроившись на своем месте, он повернул лицо в сторону высоких заброшенных зданий к югу от станции. Как раз в это мгновение состав медленно тронулся.
– Она ничего не знала.
Кэлли собирался позвонить кому-то, но, когда вошел Доусон, он опустил трубку.
– Что-что?
– Я только что говорил с другой секретаршей. Ну, с этой Пегги Харрисон. Она ничего не знала.
– Этим ты меня не удивил, – вздохнул Кэлли. – Нам придется еще разок повидаться с ее мужем.
– Нам?
– Ну одному из нас. – И видя, что Доусон пристроился на углу его стола, Кэлли добавил: – Я собирался позвонить.
– Так давай. – И Доусон локтем подтолкнул к нему телефон. – Чепуха это все, как думаешь? Ты и сам это говорил. Если бы она у кого-то там стояла на дороге, у какой-нибудь другой сучки, ее бы возможно, просто отметелили хорошенько. Нет, это не то. И как бы там она ни использовала свое игривое нижнее бельишко, это ведь не могло стать достаточно серьезной причиной, чтобы кто-то взял да и прострелил ей сиськи посередине Оксфорд-стрит.
– И все же мы должны это узнать.
– О, разумеется! Думаю, ее муженек напрасно горевал и бился головой о стену. Они ведь делают из нас, мужиков, клоунов, а? – Доусон покачал головой и снова толкнул локтем телефон. – Ну, ты собираешься звонить, куда хотел?
Кэлли ничего не ответил, и Доусон сам потянулся к телефону, но не успел он коснуться его, как раздался звонок, и Кэлли снял трубку. Было ясно, что голос с другого конца провода просто сообщает информацию, не ожидая никакого ответа. Кэлли только вставлял вереницу коротких «да», «да», «хорошо», «да», а в конце – «когда». Все это длилось с минуту. Потом Кэлли встал, стянул свою куртку со спинки кресла и сказал: