Слепой. Волчанский крест - Воронин Андрей. Страница 17

Он поскользнулся на обледеневшем ухабе, с трудом удержал равновесие и, выйдя из задумчивости, заметил, что на улице полно народу. На ежовском заводишке кончилась смена, работяги валом валили домой, по дороге сворачивая то в один, то в другой шалман, чтобы перехватить на скорую руку свои законные сто пятьдесят граммов, покуда их не схватили за эту самую руку драгоценные супруги. Шалманы, кстати, все как один принадлежали все тому же Ежову. Это было очень удобно, поскольку позволяло снова, и притом без особых усилий, класть себе в карман львиную долю выданной работягам зарплаты.

С Басаргиным здоровались. Он, не задумываясь, отвечал на приветствия – работала укоренившаяся с раннего детства привычка здороваться с каждым встречным и поперечным, да и положительный имидж власти (то есть дяди Коли) надлежало поддерживать денно и нощно.

Драгоценные супруги – те из них, по крайней мере, кто имел счастье быть замужем за запойными мужиками, – уже были тут как тут, хватали своих благоверных за рукав, а то и за шиворот и с визгливой руганью оттаскивали прочь от ярко освещенных дверей питейных заведений. Некоторые пришли с детишками – молчаливыми, закутанными до бровей, с малолетства готовыми тютелька в тютельку повторить бесславный жизненный путь своих родителей.

Остановившись, Басаргин продул «беломорину», выудил из кармана пятнистого бушлата отцовскую бензиновую зажигалку, чиркнул колесиком и вдруг застыл, пораженный непривычным, диковинным зрелищем.

У обочины дороги, забравшись двумя колесами на тротуар, стояла невиданная в здешних краях машина – здоровенный, до самой крыши покрытый белесыми разводами соли и дорожной грязи тускло-черный «хаммер» с московскими номерными знаками. Вид у машины был усталый, угрюмый и грозный, как у только что вышедшего из боя танка; включенные габаритные огни тускло светились сквозь сплошной слой грязи, с грубого железного бампера неопрятной бородой свисали коричневые сосульки.

Возле радиатора «хаммера», где, наверное, было чуточку теплее, топтался какой-то нездешний мужик – молодой, спортивный, в дорогой кожаной куртке, с непокрытой, коротко остриженной головой. Воротник куртки стоял торчком – видать, у приезжего мерзли уши, – в зубах дымилась сигарета. С виду – стопроцентный братишка, и, между прочим, «хаммер» с московскими номерами этому предположению никоим образом не противоречил.

Братишка топтался возле своей железной американской зверюги не просто так: останавливая прохожих, он совал им под нос какую-то бумажку и о чем-то спрашивал. Волчанцы отрицательно качали головами, недоуменно разводили руками и всеми прочими доступными им средствами демонстрировали полную неспособность помочь – при всем своем горячем желании, естественно.

Басаргина это всеобщее неведение нисколько не удивило. Напротив, он бы очень удивился, если бы волчанские мужики и бабы пустились в разговоры со столь явно выраженным московским бандитом – с его кожаной курткой, стрижкой ежиком, стволом за пазухой и баснословно дорогим «хаммером». Да и спрашивал он, надо полагать, о чем-то, чего чужаку знать вовсе не полагалось.

Вообще, народ в Волчанке был вполне душевный, приветливый и хлебосольный – нормальный русский народ, те самые «дорогие россияне», о которых, помнится, любил со слезой в голосе поговорить незабвенный Борис Николаевич. Однако, в отличие от всех прочих россиян, волчанцы имели свой собственный, один на всех секрет. Одни о нем знали, другие только догадывались, но даже догадками своими никто из них с посторонними делиться, ясное дело, не собирался. Хорошо им здесь, в Волчанке, жилось, и каждый, что характерно, знал: хорошо ему до тех пор, покуда сор из избы не вынесен.

Басаргин снова чиркнул колесиком, закурил, и, в четыре длинные затяжки выкурив «беломорину» почти до самого мундштука, не глядя, бросил окурок в сугроб. Поправив на голове фуражку (с фуражкой он явно поторопился, к вечеру опять начало подмораживать, и уши у него мерзли, но, конечно, не так, как у московского братишки), капитан зашагал прямиком к «хаммеру».

Братишечка завидел его издали и, казалось, обрадовался, как родному. Басаргин вяло козырнул и, невнятно представившись, сказал:

– Вы, я вижу, нездешние.

– Неужели так заметно? – весело, как будто с ним тут шутки шутили, изумился братишечка.

Вместо ответа Басаргин красноречиво покосился на московские номерные знаки и со свойственной всем без исключения ментам натужной, ненатуральной вежливостью потребовал предъявить документы.

Документы были предъявлены без малейшего промедления и оказались, как и следовало ожидать, в полном порядке. Правда, «хаммером» братишка управлял по доверенности, и это послужило небольшим плюсом для капитана Басаргина: все-таки приятно было сознавать, что даже в Москве не каждый сопляк может позволить себе купить такое вот корыто. Представить себе было жутко, сколько оно может стоить.

– Какими судьбами? – осведомился капитан, четким, заученным движением возвращая водителю документы.

Краем глаза он фиксировал заинтересованные взгляды земляков. Впрочем, капитан не обольщался: круговая порука хороша, когда ты являешься одним из ее звеньев. А вот если, к примеру, этот бритый подонок сейчас достанет какой-нибудь навороченный заграничный ствол и пальнет капитану Басаргину чуток пониже кокарды, пресловутая круговая порука мигом обернется против него: сразу же выяснится, что никто из прохожих ничего не видел и не слышал, а если, не дай бог, удастся неопровержимо доказать, что он присутствовал на месте преступления, скажет, скотина такая, что ничего не помнит – ну, типа испугался или пьяный был.

– Слушай, командир, – вместо ответа горячо и искренне произнес братишка, – нам тебя сам бог послал. Чес-слово! Думали уже, что зря сюда из самой столицы пилили. Корефана надо найти, а ваши автохтоны то ли не знают ни хрена, то ли боятся чего-то. Дикие они у вас тут какие-то, ей-богу!

– Это да, – солидно согласился Басаргин. – Есть маленько. А ищете-то кого? Фамилия, имя?

Братишка замялся ровно на секунду.

– Не знаю, – честно признался он. – Ну вот, поверишь ты: забыл спросить! Встретились в одной забегаловке – там, у нас, в Москве, – выпили пивка, потом, как водится, водочки. потом опять пивка. Ну, короче, он мне и бакланит: давай, говорит, братан, приезжай ко мне в Волчанку! Места у нас, говорит, классные. Рыбалка там, охота.

– Какая сейчас рыбалка? – хмуро спросил Басаргин.

Он был слегка обижен. Что же они, за последнего лоха его держат? Кто он им – валенок сибирский, уральский пельмень? Приехали к человеку в гости и даже имени его не знают. Ну ясно: там, где они на самом деле повстречались, было не до взаимных представлений и прочей дипломатии.

«Горка, сучий потрох, – подумал Басаргин. – Тебя, подонка, за это убить мало!»

– Ну, охота, – сказал между тем братишка.

– Охота – это да, – согласился капитан. – Охота в наших краях знатная – что зимой, что летом. Только сейчас оно. ну, не то чтобы опасно, но горы все-таки. Снег, лед, камни.

– Э, командир! – весело перебил его братишка. – Ты меня, конечно, извини, но что это за горы – Урал? Я в Альпах бывал, а ты мне – горы. И вообще, пойми, жизнь у нас с пацанами такая, что лета ждать – ну никак не получается. Можно ведь и не дождаться. Врубаешься?

– Секу помаленьку, – снисходительно усмехнувшись в усы, ответил Басаргин. – Только вы давайте, знаешь, без глупостей. У нас тут места тихие, не хотелось бы. гм. ин-цин-дентов.

– Ин-цин-дентов не будет, – в точности скопировав его произношение, заверил братишка и энергично потер ладонью мерзнущее ухо. – Стволы зарегистрированы, лицензию оформим как полагается. Главное, кореша бы нашего найти. Неужели же он, козел, отправил нас за семь верст киселя хлебать, а сам, падло, живет себе в каком-нибудь Бутово?

– Очень может быть, – авторитетно поддакнул Басаргин. Он никуда не торопился; братишка явно мерз, и это было неизъяснимо приятно. – Как он хоть выглядел-то?

– Ну, маленький, щупленький, носатенький. Такой, знаешь, мозгляк. Но пьет, как лошадь.