На дороге - Керуак Джек. Страница 42

За Эль-Пасо, в темноте, мы заметили маленькую нахохленную фигурку с вытянутым вперед большим пальцем. Это и был наш обещанный стопщик. Мы притормозили рядом.

– Сколько у тебя денег, пацан? – У пацана денег не было вообще: лет семнадцати, бледный, странный, с одной недоразвитой скрюченной рукой и без всякого чемодана.

– Ну не милый ли он? – сказал Дин, оборачиваясь ко мне с напускной серьёзностью. – Залезай, приятель, мы заберем тебя… – Пацан сразу же ухватил все свои преимущества. Он сказал, что у него тетка в Туларе, Калифорния, у которой есть бакалейная лавка, и как только мы туда доберемся, он нам возьмет немного денег. Дин от хохота аж сполз с сиденья – так это походило на пацана из Северной Каролины.

– Да! да! – вопил он. – У нас у всех есть тетки; ладно, поехали, посмотрим всех теток, и дядек, и бакалейные лавки, все, что есть вдоль этой дороги!! – Так у нас появился новый пассажир, и притом прекрасный парень, как оказалось. Он не говорил ни слова, он лишь слушал нас. Через минуту разговоров Дина он, должно быть, решил, что сел в машину к психам. Он сказал, что едет стопом из Алабамы в Орегон, где и живет. Мы спросили его, что он делал в Алабаме.

– Ездил навестить дядю: тот говорил, что у него есть для меня работа на лесопилке. Но с работой не вышло, и вот я еду домой.

– Едешь домой, – отозвался Дин, – домой, да, я знаю, мы довезем тебя до дому, ну, до Фриско уж точно, во всяком случае. – Но у нас не было никаких денег. Тогда мне пришло в голову, что можно занять долларов пять у моего друга Хала Хингэма в Тусоне, Аризона. Дин немедленно заявил, что дело решенное, мы едем в Тусон. Туда и свернули.

Ночью мы миновали Лас-Крусес, Нью-Мексико, и на рассвете приехали в Аризону. Я вынырнул из глубокого сна и обнаружил, что все спят, как ягнята, а машина стоит Бог знает где, потому что в запотевшие стекла ничего не видно. Я вышел. Мы стояли в горах; вставал небесный рассвет, прохладные лиловые ветерки, красные горные склоны, изумрудные пастбища в долинах, роса и изменчивые облака из золота, на земле – норки сусликов, кактусы, мескитовые деревья. Пришла моя очередь ехать. Я растолкал Дина и пацана и спустился с горы на сцеплении с выключенным двигателем, чтобы сэкономить горючее. Таким манером я и вкатился в Бенсон, Аризона. Тут я вспомнил, что у меня есть еще карманные часы, которые Рокко только что подарил мне на день рождения, хорошие часы за четыре доллара. На бензоколонке я спросил человека, где тут в Бенсоне ломбард. Оказалось, прямо рядом с заправкой. Я постучал, там кто-то поднялся с постели, и через минуту за свои часы я получил доллар. Он целиком утек в бак. Теперь бензина до Тусона нам хватало. Но тут вдруг появился большой патрульный с пистолетом – не успел я выехать с бензоколонки – и потребовал мои права.

– Права у парня на заднем сиденье, – сказал я. Дин спал вместе с Мэрилу под одеялом. Фараон велел Дину вылезать. Внезапно он выхватил свою пушку и заорал:

– Руки держать вверх!

– Начальник, – услышал я елейнейший и смешной голос Дина, – да я ничего, начальник, я только ширинку застегивал. – Сам фараон чуть не разулыбался. Дин вылез наружу, весь в грязи, ободранный, в майке, почесывая живот, ругаясь, ища везде свои права и бумаги на машину. Легавый обшарил наш багажник. С бумагами все было в порядке.

– Я только проверяю, – сказал он, широко улыбнувшись. – Теперь можете ехать. Бенсон, на самом деле, – неплохой городок; вам может понравиться, особенно если тут позавтракать.

– Да-да-да, – сказал Дин, не обращая на него никакого внимания, и отъехал прочь. Все вздохнули с облегчением. Полицейские подозрительны, когда компании молодых людей приезжают в новых машинах без цента в кармане и вынуждены закладывать часы.

– Ох, да они всегда лезут, – сказал Дин, – но этот был гораздо лучше, чем та крыса в Виргинии. Они стараются арестовать так, чтобы это попало в заголовки, они думают, что в каждой проезжающей машине – какая-нибудь крупная чикагская банда. Им больше делать нечего. – Мы ехали дальше, в Тусон.

Тусон располагается в очень красивой речной пойме среди мескитовых рощ; над ним возвышается заснеженный хребет Каталина. Весь город – одна большая стройплощадка; люди временные, дикие, амбициозные, занятые, веселые; бельевые веревки и трейлеры; суматошные улицы центра, увешанные флагами; все вместе выглядит как-то очень по-калифорнийски. Форт-Лоуэлл-роуд, на которой жил Хингэм, вилась вокруг ласковых деревьев над рекой посреди плоской пустыни. Мы увидели и самого Хингэма, слонявшегося по двору. Он был писателем; он приехал в Аризону работать в тишине и спокойствии над книгой. Это был длинный, мосластый, робкий сатирик, который в разговоре вечно бормотал, отвернувшись в сторону, и всегда говорил смешные вещи. Его жена с ребенком жили с ним в глинобитном домике, выстроенном его отчимом-индейцем. Мать жила напротив в собственном доме. Она была такой вечно возбужденной американкой, которая любит керамику, бусы и книги. Хингэм слыхал о Дине по письмам из Нью-Йорка. Мы налетели на него, как ураган, все голодные, даже Альфред, наш калека-автостопщик. На Хингэме был старый свитер, он курил трубку в резком воздухе пустыни. Вышла его мать и пригласила нас на кухню поесть. Мы сварили лапшу в огромном котле.

Потом все поехали на перекресток в винную лавку, где Хингэм обменял чек на пять долларов и отдал деньги мне.

Прощание было кратким.

– Мне определенно было приятно, – сказал Хингэм, глядя в сторону. За деревьями на той стороне песков красным пылала огромная вывеска придорожной закусочной. Хингэм всегда ходил туда выпить пива, когда уставал писать. Он был очень одинок, он хотел вернуться в Нью-Йорк. Было грустно видеть его высокую фигуру, отступавшую в темноту по мере того, как мы отъезжали – совсем как те, другие люди в Нью-Йорке и Новом Орлеане: они неуверенно стоят под неохватными небесами, и всё в них тонет. Куда ехать? что делать? зачем? – спать. Но эта глупая шайка гнала вперед.

9

За Тусоном на темной дороге мы увидели еще одного автостопщика. Это был сезонник из Бейкерсфилда, Калифорния, который тут же выложил нам свою историю.

– Прок-клятье, я поехал иэ Бейкерсфилда на машине из бюро путешествий и забыл гит-тару в багажнике другой машины, и ни гит-тара, ни эти ковбоишки больше не появились; я, видите ли, музыкант, и ехал в Аризону играть с «Полынными Парнями» Джонни Маккоу. И вот – ч-черт, видите, я в Аризоне, без гроша, а гит-тару увели. Отвезите меня, парни, в Бейкерсфилд, и я возьму денег у брата. Сколько вы хотите? – Мы хотели ровно столько, чтобы хватило на бензин от Бейкерсфилда до Фриско, около трех долларов. Теперь в машине нас стало пятеро.

– Добрый вечер, мэм, – сказал он, приподняв шляпу перед Мэрилу, и мы покатили дальше.

Посреди ночи мы проехали над огнями Палм-Спрингса по горной дороге. На рассвете, по заснеженным перевалам мы пробирались в сторону Мохейва, к подъему на великий перевал Техачапи. Сезонник проснулся и стал рассказывать анекдоты; маленький славный Альфред сидел и улыбался. Сезонник рассказал нам, что знал человека, который простил свою жену за то, что та стреляла в него, и вытащил ее из тюрьмы только ради того, чтобы она стреляла в него вторично. Мы как раз проезжали мимо женской тюрьмы, когда он это рассказывал. Мы видели, как впереди начинается перевал Техачапи. Дин сел за руль и вознес нас прямиком на вершину мира. Мы проехали большой, окутанный пеленой цементный завод в каньоне. Потом начали спускаться. Дин заглушил мотор, выжал сцепление и делая все, что полагается, без помощи акселератора. Я лишь крепче держался. Иногда дорога снова ненамного уходила в гору; он просто обгонял другие машины без единого звука, на чистой инерции. Он знал каждый ритм и каждый взбрык этого первоклассного перехода. Когда надо было повернуть налево, огибая низкую каменную стенку, отгораживавшую это дно мира, он просто отклонялся далеко влево, не выпуская из рук руля, напрягшись, – и так миновал его, а когда новый поворот изогнулся вправо, и на этот раз у нас слева оставался утес, он отклонился вправо, заставив нас с Мэрилу качнуться с ним вместе. Таким макаром мы плыли и летели вниз, в долину Сан-Хоакин. Она раскинулась в миле под нами, самое донышко Калифорнии, зеленая и чудесная на вид с нашей воздушной полки. Мы делали тридцать миль в час, не расходуя топлива.