Обретение (СИ) - Блейк Анна. Страница 20

Онелия провела гребнем по волосам Эриты, легким и кудрявым. Эльфийка казалась ей воплощением женственности и изящества — высокая, стройная, с гордой осанкой, темно-вишневыми глазами и тонко вылепленными чертами лица. Она была прекрасна и в шелках, а без одежды походила на богиню Энлиль, при взгляде на которую любой мужчина терял голову. Другие на памяти Онелии в шатре Эрфиана не появлялись. Все как на подбор — красивые, холодные и высокомерные, но хорошо умеющие разыгрывать страсть. Иногда первый советник делал вид, что у них получается его обмануть, но чаще всего вел себя так, как сегодня. Молчал, дожидаясь ухода ночной гостьи. Эльфийки могли плакать, осыпать его проклятиями и умолять, чтобы он попросил их остаться, но все без толку.

В такие моменты Онелии хотелось научиться читать мысли. Эрфиан мог думать о чем угодно, от мешков с золотом и предстоящей беседы с Деоном или Таир и до личной истории, которой поделилась с ним Жрица Царсина. Мог он думать и о женщине, проснувшейся в его кровати… сегодня утром. Но вчера на месте Эриты проснулась Онелия. При мысли об этом в ней просыпались и страх, и стыд, и другое, незнакомое чувство, имени которого она не знала.

Обычно Эрфиан приходил поздно, но в тот вечер вернулся еще до заката. Онелия отложила украшение из янтаря, которое мастерила для Царсины, и собралась готовить еду, но первый советник сказал, что не голоден, и отправился на свою половину шатра. Еще одна странность: он мог приходить за полночь и падать с ног от усталости, иногда даже не сидел, а полулежал за столом, но ужинали они всегда, и трапеза сопровождался беседой. Девушка забеспокоилась, спросила у господина, не заболел ли он, и получила сдержанный и сухой ответ: он сам о себе позаботится.

Онелия закончила работу над ожерельем, спрятала украшение в маленький льняной мешочек и отправилась к Царсине. Нориэль беседовал с советниками, и Аллаат увела девушку в другую часть шатра. Жрица была не одна: подле нее на подушках сидела Энлиль, бледная и печальная. Бедняжка до сих пор тосковала по Нааману, хотя сменилась уже не одна весна. Царсина приняла Онелию с теплом, поблагодарила за украшение и спросила: как себя чувствует первый советник? Краткий рассказ расстроил Жрицу, и она избавила гостью от необходимости задавать вопросы.

Имя торговца Валида Онелия слышала не раз. Он жил в далеком городе Фелоте, на берегу моря, и время от времени наведывался к янтарным Жрецам. Его сегодняшний визит сопровождался пиром и танцами у костра. Пиры Эрфиан, будучи советником, до этого дня не пропускал. Заметив, что девушка хмурится, Жрица вздохнула и поведала гостье историю Гриаллы. Онелия испуганно ахнула и зажала рот ладонью, а потом забросала Царсину вопросами, забыв о том, что с этой женщиной нужно разговаривать иначе.

Когда служанка вернулась в шатер, от хорошего настроения не осталось и следа. Время близилось к полуночи, а вставала она до рассвета, и пора было отправляться в постель, но Онелия знала, что не уснет. В поисках подходящего занятия она вычистила ковры, унесла пустые кувшины, распорядившись сменить их на полные, проверила, достаточно ли фруктов в мешках, измельчила высушенные травы. Девушка достала из своего сундука ворох платьев, приведя в порядок и без того аккуратно сложенные вещи, поправила подушки и покрывало на кровати, рассеянно переставила бутылочки с ароматными маслами на невысоком столе возле зеркала, опустилась на колени и открыла шкатулку с украшениями.

Ее содержимому позавидовала бы любая служанка: здесь можно было найти и чистый янтарь, и речной жемчуг, и ожерелье из вампирского золота, и серьги из темно-красного горного камня. Онелия достала из шкатулки браслет из розовой бирюзы. Редкий и дорогой камень… почти такой же редкий, как фиалковая бирюза, свадебное украшение, подаренное Эрфианом Гриалле. Где ожерелье сейчас? Первые боги не любят, когда эльфы оставляют у себя вещи умерших. Но Эрфиан не верил в первых богов. Он почитает Великую богиню, носит медальон жреца. Что богиня думает по поводу вещей умерших?..

Когда луна поднялась, а галдевшие неподалеку воины угомонились, Онелия подумала о том, что пора ложиться в постель, но вместо этого наполнила фруктами небольшую плошку и отправилась проведать Эрфиана. Он не спал — лежал на спине, положив руки под голову, и задумался так глубоко, что не сразу заметил появление служанки. Девушка вгляделась в его лицо и поняла, что лучше будет так же тихо выйти, но уже в который раз за этот вечер сделала то, чего от себя не ожидала: приблизилась и поставила плошку с фруктами на ковер рядом с кроватью.

— Я решила, что ты захочешь есть.

— По возвращении я сказал, что не голоден. А теперь ты смеешь входить сюда и тревожить меня?

Прежний тон, сдержанный и сухой, заставил Онелию сжаться. Эрфиан смотрел собеседнику в глаза, и эта его привычка сводила с ума всех, за исключением Царсины и Нориэля, но девушка выдержала испытание. Взгляд первого советника напоминал речную воду — чистая и прозрачная серо-голубая гладь. Глаза его оставались спокойными и когда он был в ярости, и когда предлагал вино очередной женщине, которую привел в шатер, но сейчас Онелия видела в них боль. Тщательно оберегаемая тайна, бездна — слишком большая, чтобы в ней нашлось место для другого. Девушка присела на ковер, отставив фрукты.

— Я хочу помочь.

Она старалась говорить уверенно, но голос предательски дрогнул.

— Ты мне не поможешь. Отправляйся спать. Если ты не разбудишь меня на рассвете, я рассержусь.

— Помогу, если позволишь.

Онелия затаила дыхание. За такие речи ее могут выгнать из шатра. Куда она пойдет посреди ночи?..

— Ты упряма. Мне нужно объяснить себя иначе? Убирайся. Сейчас же.

Девушка не сдвинулась с места. Эрфиан вздохнул и запустил пальцы в волосы.

— Боги, что за наказание в твоем лице мне привел Нориэль? Я могу говорить целую ночь, могу говорить до следующей луны, но это ничего не изменит. Она умерла! Ты понимаешь?! Умерла! Так чем ты можешь мне помочь?!

Онелия чувствовала, как слезы, которые она с таким трудом сдерживала, катятся по щекам.

— Ты должен поесть.

— Оставь меня.

Он повернулся на бок, показывая, что разговор закончен. Девушка подняла одну из подушек, свалившуюся на ковер, и присела на кровать. Ей пришла в голову неуместная мысль: за ужином их разделял уставленный кувшинами и тарелками стол, они еще никогда не находились так близко, тем более — в спальне. А о том, чтобы позволить себе сесть вот так…

Онелия слышала свой голос будто со стороны — странный, глухой, почти чужой, как и фраза, которую она посмела произнести.

— Я могу обнять тебя?

Не дождавшись ответа, она забралась на кровать, нерешительно обняла Эрфиана и прижалась к его спине, уверенная в том, что уж теперь-то он разозлится всерьез, но… он прикоснулся к ее пальцам и легко сжал их. У Онелии закружилась голова от собственной наглости. Руки первого советника оказались неожиданно горячими.

— Зачем тебе мои беды, дитя?

— У каждого есть свои беды. Иногда внутри столько боли, что мы не можем вынести ее в одиночку. Расскажи мне.

Говорили они долго — так долго, что Онелия не помнила, чем закончился этот разговор. Проснувшись, она не почувствовала привычного холода, по которому определяла наступление утра. Девушка сладко потянулась, не открывая глаз, поняла, что в постели не одна, а мгновение спустя осознала ужасную истину. Постель ей не принадлежала, равно как и спальня. Солнце вот-вот поднимется, Эрфиан спит крепко и глубоко, а она пригрелась у него под боком и не разбудила его вовремя.

Весь день Онелия не могла найти себе места и успокоилась только под вечер: первый советник выглядел усталым, но от ужина не отказался, говорил с ней вежливо, пусть и не упоминал о ночной беседе, и сообщил, что Жрец не гневался по поводу опоздания.

— О чем ты думаешь, первые боги тебя побери?! Оставь мои волосы, я сделаю все сама!