Трогать запрещено (СИ) - Коваль Алекс. Страница 36

В тот вечер мне будто на глаза повязали платок, лишив зрения и раскрутив. Навешали хорошего пинка, отправив, как слепого котенка, искать путь, что мне уготован. Да вот только я заблудился окончательно. Потерялся в трех соснах и не знаю, что с этим дальше делать. Хоть убейте – все.

Тупик…

Снова трезвонит телефон. Отвечаю, не посмотрев на имя звонящего:

– Сказал же, нет смысла уговаривать, – рычу в трубку, думая, что на том проводе Степа.

– На что же тебя уговаривают, что ты так яростно отказываешься, сынок?

Встрепенулся. Отнял телефон от уха, бросая взгляд на экран. Блть!

– Привет, мам.

– Здравствуй, Богдан, – буднично звучит голос родной женщины.

– Как ты? Как здоровье?

– Все нормально. Все, как всегда.

– М-м. Погода как? – спрашиваю, хотя уже ни хрена не понимаю, о чем с ней говорить.

Я люблю свою мать. Той любовью, которую они с отцом своим весьма холодным браком мне привили. Просто каждый ее звонок – локальный ледниковый период. Мама редко звонит и обычно начинаются наши разговоры с сухих и скупых обменов стандартными вопросами о природе-погоде. Заканчиваются же более красноречивыми постановками матери меня перед фактом о принятом решении. Был бы повод. Поэтому жду, в какую сторону “выстрелит” в этот раз.

– Да какая у нас может быть погода? Вполне себе плюс. На росписи, извини, присутствовать не смогу. Мне не на кого оставить Уильяма, – говорит мама.

Вот, собственно, и ответ. Уильям – это ее кот. Зацелованная в жопу наглая рыжая морда. Но это образно, конечно. Хотя морда у него реально наглющая. А задница с пушистым хвостом такая здоровая, что чудо, что этот увалень все еще умудряется дотащить свою многокилограммовую тушку до мисок. Людей он, кстати, на дух не переносит. Шипит и огрызается. Злыдень редкостный. Очевидно, именно поэтому ни одна из маминых подруг не решилась взвалить на себе эту ответственную миссию. Забавно.

– Чего молчишь, Богдан?

– Задумался. Я помню, ты говорила, что он плохо переносит перелет.

– Совершенно верно. Для него это большой стресс.

Иногда мне кажется, что к коту она испытывает больше теплых чувств, чем ко мне. Но соперничать с животным не собираюсь. Флаг ему в ж… в лапы. А вообще интересно, меня бы закусило, если бы свадьба все еще намечалась? То, что усатого жирдяя мать поставила выше меня?

– Я тебя понял.

– Надеюсь, ты не в обиде?

– Что ты, – закатываю глаза. – Разумеется нет, какие обиды, – про разорванную помолвку сообщить матери я не успел, да пока и смысла не вижу. – Это все или ты хотела еще что-то мне сказать?

– Хотела. Хотела сказать, что рада твоему взвешенному решению.

– Это какому, напомни?

– Не прикидывайся дураком, сынок. Я про женитьбу с Илоночкой.

Илоночка…

Ухмыляюсь.

Забавный факт – мать ее просто обожает. Жирдяй Уильям нет.

– У тебя уже серьезный возраст, чтобы ходить в холостяках, – заводит мама любимую тему. – Семья – это тыл, в котором ты должен быть уверен. А Илона – весьма надежный партнер.

– Партнер? Я ей не совместный бизнес предложил открыть, а руку и сердце, – “заедает” меня.

– Не передергивай, Богдан! Ты прекрасно понял, что я имела в виду. Что правильная женщина привносит в жизнь мужчины стабильность. Вы будете надежной опорой друг для друга. Вы оба уже вполне созрели для этого брака. Чай не дети.

От речи матери внутри все коробит. Моя жизнь с Ил подразумевала под собой выгодное соседство, основанное на взаимовыгодных отношениях. Это знали не только я и Илона, но, судя по словам матери, и она тоже. Действительно, это ли не семейное счастье?

– То есть жениться самое время? – решаю уточнить. – Правильно я тебя понял?

– Ты крепко стоишь на ногах. Можешь обеспечить свою женщину и ваше будущее. Она твоя “боевая подруга”, проверенная не одним годом отношений. Разумеется, самое время.

– Да, – киваю, – ты, конечно, права, – поднимаюсь с кресла и прохожусь по кабинету вдоль окон. Темнеет. Освещенные ночные улицы привлекают внимание. Останавливаюсь у одного из окон и разглядываю все это мерцающее великолепие с высоты птичьего полета.

– Богдан, мне не нравится твой тон. У вас с Илоной все хорошо?

– Все замечательно, – вру напропалую.

– У вас будет образцовая семья.

Образцовая. Какое отвратительное слово применительно к “семье”. Видимо, такая, как была у них с отцом. Да, определенно, в какой-то отрезок времени Титовы-старшие были “образцовой” семьей. Мать всегда выглядела шикарно на зависть многим. Отец играл образ примерного семьянина. Все вокруг ворковали и восхищались их крепким браком. Ну да, по расчету. Ну да, женить их было решением родителей – моих бабушки и дедушки. Зато какие гены и какие перспективы? Как шикарно они подходят друг другу? Образцовая семья!

Ага. Была. Пока отцу эта “образцовость” не надоела, а мать, с ее характером холоднее чем льды Антарктики, не встала ему поперек горла. Пока Андрей Титов не свалил, бросив жену и сына.

Так какого хера я творю?!

Я так не хочу. Не хочу пластиковых улыбок и пустых взглядов. Не хочу однажды проснуться и понять, что рядом со мной спит женщина, от которой меня воротит. Не хочу улыбаться всем вокруг, играя роль примерного мужа, в реальности же каждый вечер решаясь на новые леваки, потому что на жену не стоит. К жене не тянет. Жену не хочешь. Она, блть, образцовая! Улыбается по расписанию, секс по расписанию, разговоры и те, по расписанию.

Не могу!

Внутри все начинает кипеть. Я сжимаю руку в кулак, долбанув по столу. А ведь я верной дорогой топал к такой модели отношений! Я ведь чуть не пошел по стопам отца, идиот. Да, не по принуждению, а добровольно, но я чуть не угрохал собственную жизнь, оттолкнув от себя ту, которая могла бы ее раскачать и украсить. Ту, которая…

Да которая идеальная в своем несовершенстве! Да, Юле всего двадцать. Маленькая, наивная, милая, хрупкая Юля. Да, мать твою, вероятней всего однажды я ей надоем. И может быть, скорее всего, она однажды пожалеет о своем выборе. Похеру!

Я не хочу существовать в браке, упиваясь работой.

Я хочу жить!

Я хочу взглядов, полных страсти. Улыбок, переполненных счастьем. Даже ссор хочу полных эмоций! Так, чтобы если ругались, то до взрыва, до искр, до хрипоты. Я хочу, чтобы меня любили! Меня, а не мои бабки, положение и удобность. Я хочу и сам любить! Я, в конце концов, живой человек. Хочу взаимности. Тепла в каждом прикосновении, чувств в каждом вздохе, нетерпения в каждом стоне. Хочу самоотдачи, потому что клинит, косит и ведет! А не повинности, потому что супружеский долг. Потому что надо. А это будет, со временем. Хвала богам, у меня перед глазами конкретный пример того, как “удобный брак” губит людей.

Я хочу…

– Богдан?

В голове заработали сотни процессоров, будоражащих нервную систему. По позвоночнику прокатилась колючая волна решимости, заставляя выпрямиться и полететь широким шагом к вешалке с пальто.

Сдергиваю. Ключи от тачки хватаю. Ни хера!

– Богдан, ты меня слышишь?

– Я еще поборюсь, мам.

– Что это значит? С кем ты собрался бороться?

Со своей башкой, со своими предрассудками, с Даниловым, которому мое решение и мои притязания на его дочь не понравятся… Да хоть со всем миром, блть! Плевать. Я не трус. А Юля того определенно стоит.

– Спасибо, мам! – бросаю в трубку искренне. – Мы к тебе приедем, – обещаю, сам еще не понимая толком, кто “мы”. – С наступающим! – отключаюсь, с грохотом закрывая дверь в собственный кабинет.

Глава 24

Юля

– Улы-ы-ыбочку, – тяну, быстро щелкая нас с папой на свой телефон.

– Что там получилось? – заглядывает через плечо Степан Аркадьевич. – Я ужасно выхожу на фото! – качает головой. – Юлька, удали.

– Нет, ты получился просто шикарно, – приближаю снимок на экране. – А вот я моргнула, хм. Еще разок?

Папа закатывает глаза, выдавая мученический стон. Но я-то знаю, что это все так… напускное. Ему нравится. И этот день, и этот вечер, и даже глупенько вместе со мной улыбаться, позируя на фоне елки, нравится. Редкие моменты семейного уюта. С каждым годом я все старше, а жизнь все больше закручивает в водоворот. Сколько нам таких моментов вдвоем еще выпадет? Вот и я не знаю. Ловлю каждый. Как и он.