Тайная дочь - Сомайя Гоуда Шилпи. Страница 7

— Спасибо, Сарладжи. Увидимся, — доносится мужской голос из глубины небольшого кабинета. Высокая женщина поворачивается, чтобы уйти. В приюте для сирот ее элегантное сари и бриллиантовые серьги смотрятся так же неуместно, как смотрелся бы бенгальский тигр. Увидев сестер, она улыбается, слегка кивает и проходит мимо.

В кабинете мужчина средних лет с копной черных волос на голове, прищурившись, смотрит через очки в роговой оправе на печатную машинку.

— Сагиб, — говорит Рупа, — мы принесли в твой приют ребенка.

Мужчина поднимает взгляд на дверь. Сначала он видит Рупу, потом замечает стоящую позади нее Кавиту, и наконец его взгляд останавливается на ребенке.

— Да-да, конечно. Садитесь, пожалуйста. Меня зовут Арун Дешпанде. Должно быть, вы проделали долгий путь, — говорит он, глядя на их потрепанный вид. — Хотите чаю или воды? — спрашивает господин Дешпанде, подавая знак старухе.

— Да, спасибо, — отвечает Рупа за обеих.

От этого небольшого проявления доброты Кавита начинает тихо плакать. Слезы катятся, оставляя на запыленных щеках две дорожки. Конечно, она очень хочет пить, еще бы ей не хотелось! Голова раскалывается от жары и голода. Ступни ноют от порезов и волдырей после долгого хождения по городу. Дорога, роды и несколько часов мучительных схваток до них совершенно вымотали ее. Последние несколько дней она мало спала. Кавита очень устала. Но еще больше за весь день ее вымотало одинаковое выражение на лицах людей и эти укоризненные взгляды.

— Всего несколько вопросов, — произносит господин Дешпанде и берет планшет-блокнот и ручку. — Имя ребенка?

— Уша, — тихо отвечает Кавита. Рупа оборачивается на сестру с грустью в глазах. Господин Дешпанде записывает.

— Дата рождения?

Это последние слова, которые Кавита успевает четко расслышать. Она покрепче прижимает к себе Ушу. Головка ребенка упирается ей в подбородок. Женщина слегка раскачивается. Где-то вдалеке она слышит, как Рупа отвечает на вопросы Дешпанде. Кавита закрывает глаза и плачет громче и громче, пока вопросы директора приюта и ответы Рупы не превращаются в глухое бормотание на заднем плане. Она почти забывает о существовании этих людей. Бедная женщина уже не понимает, где находится. Кавита продолжает рыдать и раскачиваться, забыв о непрерывной боли в тазу и кровоточащих, израненных ступнях, пока Рупа не начинает трясти ее за плечо.

— Бена, пора, — говорит Рупа, осторожно протягивая руки, чтобы взять у Кавиты ребенка. И теперь все, что слышит мать, — это громкий плач. Она чувствует, как у нее вырвали Ушу, и крик ребенка заполняет все ее сознание. Кавита тоже начинает кричать. Она слышит, как плачет Уша, видит, как ругается Рупа, как движутся губы сестры, повторяя одно и то же. Потом она понимает, что сестра решительно уводит ее по коридору, держа за плечи. Несчастная женщина так и идет со сложенными на груди руками, которым уже некого держать. Когда металлические ворота с лязгом закрываются, Кавита все еще различает пронзительные рыдания Уши.

8

БЕЗ ВАРИАНТОВ

Сан-Франциско, Калифорния, 1984 год

Сомер

— Милая, ты меня слышала?

Супруги сидят на диване в гостиной лицом друг к другу, и Крис кладет руки жены себе на колени. Сомер пытается вспомнить, о чем только что говорил муж.

— Я сказал, что у нас есть и другие варианты.

Она оглядывается и замечает, что Крис зажег свечи и опустил шторы. Бутылка красного вина и два бокала стоят на кофейном столике рядом с толстым коричневым конвертом. За окном она слышит обычный для часа пик шум и звуки трамвая Муни Метро. Давно ли это случилось? Неужели всего час назад мы сидели в кабинете врача?

Сомер наконец настояла на походе к специалисту по зачатию. Она устала ждать милости от природы и больше не могла каждый месяц открывать бутылки красного вина в качестве утешительного приза за отрицательный результат теста на беременность. Если узнать, в чем проблема, рассуждала она, можно будет что-нибудь предпринять. Она подозревала, что дело в ней. У Криса большая семья, и у каждого его брата уже есть по паре детей. А Сомер была единственным ребенком, хотя ее родители никогда не обсуждали с ней этот вопрос.

Сегодня днем на приеме у врача ей поставили диагноз, которого она ужасно боялась. Дело было действительно в ней. Преждевременное угасание функции яичников. Ранняя менопауза. Теперь все встало на свои места. Последний год у нее часто нарушался менструальный цикл: кровотечения то не было совсем, то начиналось очень обильное. Она списывала это на гормональные изменения на фоне ранних сроков беременности. Но оказалось, что все это время ее репродуктивная система медленно останавливала свою работу. Врач сказал, что менопауза окончательно наступит примерно через год. К тридцати двум годам она полностью лишится возможности рожать детей — единственного, что делало ее женщиной. Кем же я стану тогда? Всю жизнь она соревновалась с мальчиками, пытаясь компенсировать неравенство женского пола, и, как ей кажется теперь, тем самым испытывала судьбу.

— Ты подумала о том, что мы обсуждали? — спрашивает Крис. — Об усыновлении? Мама говорит, это не займет много времени. Возможно, даже меньше девяти месяцев, — говорит он, криво улыбаясь.

Крис присмотрел приют в Бомбее, которому покровительствует его мать. Процесс не должен затянуться, поскольку один из предполагаемых родителей — гражданин Индии и может подтвердить, что располагает достаточными средствами.

— Это не смешно. — Она откидывается на подушки. — Ты предаешь нас обоих.

— Нет, милая, я не…

— Тогда зачем ты к этому прицепился? Мы можем попытаться еще. Врач сказал…

— Что возможность ничтожно мала.

— «Мала» не значит «совсем отсутствует». — Сомер кладет руки на колени.

— Милая, но мы уже все попробовали. Доктор Хэйворт сказал, что тебе не очень подходит этот новый метод оплодотворения из пробирки. И даже если бы подходил, я не хочу, чтобы они ставили над тобой эксперименты. Родная моя, посмотри только, до чего ты дошла из-за всего этого. Так из нас не выйдет ничего хорошего. Ты ведь хочешь семью?

Она кивает, впиваясь ногтями в ладони, чтобы сдержать слезы.

— Так что ты можешь либо убивать себя, пытаясь забеременеть при крайне низких шансах на успех, либо мы можем начать процесс усыновления, и в этом случае уже в следующем году ты будешь качать на руках ребеночка.

Она снова кивает, закусив нижнюю губу.

— Но буду ли я принимать его как собственного ребенка?

— Послушай, семьи бывают разные. И не кровь объединяет людей. Неужели ты хочешь, чтобы у нашего ребенка был мой большой нос или чтобы он был левшой?

Крис улыбается, как делает всегда, когда хочет добиться своего. Но на сей раз Сомер не желает ему подыгрывать.

— Из тебя получится изумительная мама, Сомер. Просто позволь этому произойти.

Крис придвигается к жене поближе, пытаясь заглянуть ей в глаза, как будто рассчитывая найти в них ответ.

— Что скажешь?

Что я скажу? Она больше ничего не знает.

— Я об этом подумаю, ладно? Слишком уж много всего и сразу приходится осмыслить, — говорит Сомер, взмахнув рукой в сторону коричневого конверта. — А сейчас я пойду на пробежку, проветрю немного мозги. Хорошо?

Она встает, не дожидаясь ответа.

Сомер сбегает по ступенькам дома в сторону парка Золотые Ворота. Она не настроена на пробежку, но ей просто необходимо убраться из дома. Крис говорит об усыновлении уже несколько месяцев, а она все отбрыкивается. Сомер знает, что должна решиться, но ей тяжело отказаться от идеи завести собственного ребенка: вынашивать, рожать, нянчить, узнавать в нем свои черты. Как я могу взять и наплевать на все это? Крису проще. Это не он потерпел неудачу.

Запыхавшись, она подбегает к фонтану и понимает, что пробежала уже три мили. Обычно она пробегает две мили по кругу вдоль аллеи Кеннеди. Но сегодня ей хочется бежать до самого океана. Она останавливается, чтобы попить из фонтана. Струя воды сначала едва журчит, а потом бьет ей прямо в лицо. Мимо проплывают обычные для раннего вечера посетители: парень с дредами на скейте, команда велогонщиков, мамочки с колясками, детишки на велосипедах. Она бегает по этим дорожкам уже три года. Целых три года она пытается родить ребенка. Если бы ее первая беременность не прервалась, ребенок бы уже вовсю бегал. И она бы подталкивала его на трехколесном велосипеде, как эти женщины — своих детей.