Кавказ подо мною (СИ) - Шопперт Андрей Готлибович. Страница 7

В принципе, граф Морков ни на секунду не сомневался, что все эти договоры ничего не стоят, как только появится малейшая возможность или необходимость, так любая из стран нарушит эти ограничения, договорённости, и война начнётся вновь. Тем не менее, приписку в Парижском договоре об Ионических островах Аркадий Иванович ставил себе в заслугу. Он сумел выполнить пожелание Государя. Теперь в последующих документах на статью Парижского договора о республике Семи островов можно будет ссылаться.

Событие седьмое

Терпеть не могу лошадей: посередине они неудобны, а по краям опасны.

Когда умрёт последний конь — мир рухнет, потому что самые лучшие люди — это кони.

Шукшин

Широка страна моя родная. И пустая. После Нижнего Новгорода берега Волги стали освобождаться от деревенек. Словно по земле вообще незаселённой плывёшь. Бескрайние степи. Сколько можно народу переселить, какая плодородная земля пустует. Заселяй, обрабатывай. Нет. Есть огромное количество минусов. Потому и пустошь. Нет лесов. А значит, не из чего дома строить, а самое главное нечем топить зимой. Переселившиеся сюда гораздо позже немцы будут, как и в первобытные времена, топить коровьим навозом, кочевники топят овечьими катышками. Нужен уголь. И он есть не так и далеко. Нужно просто его найти. Только потом потребуется транспорт, чтобы этот уголь доставить к жилью. Без железных дорог тяжело. Водные магистрали — это только несколько летних месяцев, и очень небольшая скорость. За навигацию еле-еле успеешь туда-сюда от Астрахани до Москвы сплавать.

Всё это, с грустью глядя на проплывающие мимо зелёные степи, думал Брехт. Двигались они медленно. Когда решился на эту авантюру, думал, сократит время в пути. Дебил. На ночь расшивы пристают к берегу и стоят до утра, нельзя по изобилующей мелями Волге плыть ночью. Даже при чисто дневном передвижении уже три раза стаскивали корабли, застрявшие в намытой на новом месте мели.

Стоило, наверное, своим ходом добираться, на лошадках. Решил, что самый умный. Оказалось, как всегда. С другой стороны — сидеть в кресле на палубе менее утомительно, чем глотать дорожную пыль. Опять же, как ни готовился, а с коняшками — так себе. Про лошадей стоит отметить следующее. Брехт не сидел сложа руки. Он продолжал собирать великанских лошадей для своего конезавода в Студенцах. Томас Пайркер за эти полгода два раза скатался в Англию. Комиссар Московской торговой компании не обманул, привёз двадцать шайров поздно осенью, привёз новую паровую машину Ричарда Тревитика и сотню винтовок. Пётр Христианович дрыща этого прижал к груди могутной и сдавил на радостях. Тот и помер. Ладно, откачали. Закупил нагл пшенички с парусиной и отправился в обратный путь. Брехт ему снова шайров заказал и ещё ружей, пришлось расплатиться честно награбленным и отбитым у грабителей золотом. Чтобы не палиться, часть табакерок и шкатулок пришлось расплющить и даже переплавить потом, сидел сам запершись, камешки выковыривая. Могут ведь узнать табакерки эти, объясняй потом, что в лесу под кустом нашёл или на рынке у ражего и рыжего мужика в зипуне купил. Жалко было. Стоимость готовой табакерки раза в два больше, чем материалы, но всё одно, решил подстраховаться. Благо не последнее отдавал, пять сундуков, всякой золотой и серебряной утвари, в закромах Родины ещё стояло.

Так про лошадей. Нагл хоть и уверял, что он мол сделал всё что мог, но именно в лошадях мечты Брехта сильно приземлил. Хотел вывести породу лошадей больших и вороных. Большие могут получиться, куда уж больше, а вот с вороными затык. Из двадцати великанских лошадей вороными, и то условно, можно назвать четырёх. И то ноги белые и звезда во лбу, и у одного жеребца ещё и грудь с белым пятном. Остальные же шестнадцать были всяких разных мастей.

Тех четверых Пётр Христианович в Студенцы отправил, а для остальных пришлось конюшню строить недалеко от завода Прасковьи Ивановны Метляевой урождённой Салтыковой. Паша легко договорилась с матерью о продажи Брехту недалеко от этой Райволы большого участка земли, где по приказу Брехта построили большую конюшню и несколько домиков для конюхов. Метляева ему и с лесом помогла и с конюхами — подарила. Ходила довольная, мечта её осуществилась. Не праздна была.

Второй раз Томас Пайркер прибыл уже в марте и опять привёз двадцать великанских лошадей, при этом даже четыре жеребёнка оказалось. Сказал, что выгреб почти всех шайров в Англии и больше за такую коммерцию в ближайшие пять лет не возьмётся. В этот раз вороной масти коняшек было больше, гораздо больше, не четыре, а пять. Их Брехт опять отправил в Студенцы, а под оставшихся в Райволе срубили срочно ещё одну, тёплую с печью, на всякий случай, конюшню. И это не вторая была конюшня, а четвёртая. Среди подаренных конюхов Брехт выбрал самого толкового и поручил ему ответственную работу, ходить по рынкам Петербурга и, при обнаружении, скупать тяжеловозов. За первый месяц поголовье увеличилось в два раза, восемнадцать лошадок удалось прикупить. Вороных опять почти не было, только два жеребца фризы. Остальные: першероны, битюги и прочие французские гиганты — были всех возможных мастей. Фризов Брехт опять отправил в Студенцы и вместе с ними этого проныру. В Москве лошадей всяко-разно продают не меньше, пусть и там пошукает. Тоже удачно съездил, вернулся Ефим Третьяк с двенадцатью разномастными и разнопородными лошадками, и два битюга вороных и один почти вороной, французский першерон, остались в Студенцах.

Потом дело пошло медленнее, но опять тоже, к сожалению, разномастных великанов удалось прикупить. В результате, отбывая на Кавказ, Брехт взял с собой двадцать великанских жеребцов. Всех кобыл, уже стельных, оставили в Райволе. За полгода получилось, что Пётр Христианович купил семьдесят две лошади. Много. Только, вот, денег на это дело, если на серебряные рубли переводить, ушло просто «страшно» много. Без копеек двести тысяч. Огромный дворец можно в Петербурге построить. Нужно с покупками завязывать. Пусть теперь естественным путём табун увеличивается.

Глава 4

Событие восьмое

Раны затягиваются, но шрамы от них растут вместе с нами.

Станислав Ежи Лец, из книги «Непричёсанные мысли»

Как ни медленно двигались, как ни противилась природа, дожди посылая и ветра встречные, а флот расшив добрался до Астрахани. Путешествие заняло месяц почти, если ещё и дорогу от Петербурга к Москве считать. Здесь на юге уже не только календарное лето настало, но и самое настоящее. Жара и духота, и только ветер с моря Каспийского чуть ситуацию исправлял.

В Астрахани задержались на три дня. Всё как всегда, губернатор решил бал устроить для офицеров сводного отряда, что Брехт с собой притащил. Но первым к себе в небольшой домишко, князя Витгенштейна и подполковника Ермолова затащил генерал-майор Попов Павел Семёнович. Петру Христиановичу было чем Попова обрадовать. Когда Александр в очередной, пятый, наверное, раз обсуждал с Брехтом этот его поход, то заикнулся о киргизцах и казаках, мол, их не возьмёшь ли с собой? Вот тут Пётр Христианович и вспомнил, что Попов сетовал, что было бы замечательно создать Астраханское казачье войско. Явно мало одного неполного полка для освоения такого огромного пространства, тем более что добавился кусок земли в несколько тысяч квадратных километров между реками Волга и Урал в их нижнем течении. Александр аргументы выслушал и дал адъютанту команду: подготовить указ о создании такого войска и о назначении генерал-майор Попова Войсковым атаманом Астраханского казачьего войска.

Улыбающийся Павел Семёнович Попов — это зрелище не для слабонервных. Толстый сабельный шрам у Попова начинался со лба и шёл через всё лицо. Даже кончик носа был обрублен. И когда генерал кривил лицо в улыбке, по-другому это не назовёшь, то нос подтягивался к разрубленной щеке, а низ шрама загибался и кровью наливался, становясь ярко-розовым. Глаз правый подтягивался к носу, опускаясь, и усы при этом чуть не вертикально на лице располагались. Жуть.