Все к лучшему - Грей Ронда. Страница 18

— Твое тело стало таким мягким, таким округлым… — Его пальцы властно и в то же время нежно дотронулись до небольшого холмика, уже обозначившегося внизу ее живота. — И все из-за меня…

Тихий голос Дэвида дрожал от переполнявших его чувств, и женщина судорожно вздохнула. Он наклонил голову и губами коснулся того места, на котором только что лежала его рука. Айрис едва не расплакалась. Неудержимо тянуло сказать, что она любит его до боли в сердце и не может без него жить. Но тут губы Дэвида коснулись ее груди; женщина выгнулась всем телом и всхлипнула от наслаждения.

До вечера было еще далеко, но из-за разыгравшейся непогоды в комнате почти стемнело. Она слышала, как барабанил по стеклу дождь, сквозь сомкнутые веки ощущала сверкание молний; вырывавшиеся у нее крики мучительного блаженства заглушались мощными ударами грома, от которых дрожало все вокруг.

Он вошел в ее плоть одним властным толчком, заставив забыть обо всем, кроме всепобеждающей радости слияния с ним в одно целое. Сила этого ощущения затмевала ярость бушевавшей на улице бури. Его тело было тяжелым и горячим. Она выгнулась навстречу этой всесокрушающей силе, постанывая от первобытного наслаждения. Желание обладать друг другом было таким сильным, таким неистовым, что сокрушило бы их, если бы не нашло выхода в бурном заключительном аккорде, умиротворившем обоих.

Всему приходит конец. Вот и Дэвид поднялся и начал молча одеваться. Стряхнув с себя блаженное забытье, Айрис приподнялась на локте.

— Ты уезжаешь?

— Да. — Он даже не взглянул в ее сторону. Тишину нарушало только слабое громыхание умчавшейся вдаль грозы. — Я вернулся только потому, что забыл часы. Прости меня. Нам не нужно было этого допускать. Ну, так уж получилось…

Его слова пронзили молодую женщину, как стальной клинок.

— Я знаю, — безжизненным тоном сказала она, не понимая, как жить дальше. Да, конечно, он винил себя и сожалел о случившемся, потому что на самом деле хотел вовсе не ее. Дэвид оплакивал потерянную любимую. То, что Мейбл предала его, сейчас не играло роли. Он нашел средство облегчить боль. — Это не только твоя вина, — мягко сказала Айрис. Но кто облегчит ее собственную боль от сознания того, что она снова получила кусочек принадлежавшего Мейбл. — Не суди себя слишком строго. Нам обоим была нужна разрядка, — быстро произнесла она, собрала остатки воли и добавила: — Это ведь ничего не значит…

Дэвид перестал одеваться и метнул на нее пронизывающий взгляд.

— Так уж и ничего? — с издевкой спросил он, насмешливо выгнул бровь и начал застегивать пуговицы.

Женщину охватило смятение. Не мог же он догадаться, что, самозабвенно отдавая ему тело, она в страстном упоении открывала перед ним и душу… Призвав на помощь всю свою выдержку, Айрис с нажимом ответила «да» и завернулась в одеяло с таким видом, будто оно могло ее защитить. От кого? От него или… от самой себя?

— Ну конечно, — ухмыльнулся Дэвид, присаживаясь на кровать. — Я успел запамятовать, как ты щедра. Ты заставляешь мужчину забыть обо всем на свете. Твое тело создано для любви. Спасибо, милая, — тихо добавил он.

Айрис замерла, вдыхая его терпкий, возбуждающий запах, а Дэвид наклонился и, несмотря на все свои сожаления о случившемся, нежно поцеловал ее в распухшие губы и медленно провел по ним кончиком большого пальца.

— Почему у женщин после слез губы становятся такими мягкими?

Уж кто-кто, а он должен был это знать.

— Знакомо по опыту? — горько усмехнулась Айрис.

Сколько женщин было у него до Мейбл? И многие ли из них лили по нему слезы… как, несомненно, рано или поздно будет их лить она сама?

Дэвид взял ее за плечи, внимательно посмотрел в глаза, будто хотел заглянуть в душу, и глухо сказал:

— Я не такой уж бабник, Айрис.

Она почувствовала, как к глазам подступают слезы, но сдержалась и чуть слышно прошептала:

— Именно такой…

Лицо Дэвида было так близко, что его прерывистое дыхание шевелило ее волосы; ощущение тепла чуть пахнувшего мускусом тела было невыносимой пыткой для ее взбудораженных чувств. Айрис ощущала, как желание тонкими ручейками снова проникает в кровь, и знала: стоит этому человеку вновь прикоснуться к ней, и она утонет в могучем, безжалостном огненном потоке…

Резкий стук заставил обоих вздрогнуть. Сильный порыв ветра распахнул створки окна. Устремившись к нему, Дэвид задел туалетный столик, и фарфоровая вазочка с сухими цветами упала на пол.

По пояснице и животу Айрис разлилась тянущая сладкая боль, стоило ей взглянуть, как он, нагнувшись, поднимает с ковра вазу. Держа ее в руках, Дэвид вздохнул:

— Должно быть, сначала она ударилась о стул… Кусочек откололся. Попробую подклеить.

— Может, это к счастью, — заметила Айрис, вставая с постели. Каждая лишняя секунда, проведенная рядом с Дэвидом, была для нее мучением. Его уход принес бы ей облегчение. — Сунь ее в какой-нибудь ящик, — взглянув на вазу, бросила она.

Сейчас ей больше всего хотелось смыть с тела запахи Дэвида и обо всем забыть. Впрочем, она прекрасно понимала, что последнее невозможно. Направляясь в ванную, Айрис обернулась, услышав недоуменный возглас:

— Это еще что?

Раскрыв один из ящиков туалетного столика и положив в него разбитую вазочку, он заметил лежавший там листок и быстро выудил его. Айрис вздрогнула. Это был последний счет из частной клиники, в которой лечилась мать! Счет пришел в тот день, когда она узнала о гибели Мейбл. Тогда было не до того, чтобы подкалывать листок к другим. Впопыхах пришлось сунуть его в ящик.

— Я же тысячу раз говорил, чтобы… — Дэвид хмуро разглядывал клочок бумаги, наверняка решив, что Айрис тайно посещала врача, хотя он настаивал на оплате всех ее счетов, связанных с беременностью. Но через секунду он изумленно воскликнул:

— Элспет Милфорд? Твоя мать?

Его темные брови поползли вверх. Поняв, что теперь скрывать от него правду бессмысленно, Айрис тяжело вздохнула и во всем призналась.

— Мама не хотела, чтобы знали о ее тяжелой болезни, — закончила она свою исповедь.

— И поэтому ты все держала в секрете? — произнес он, снова глядя на счет. Было видно, что новость произвела на Дэвида ошеломляющее впечатление. — Но ведь это целое состояние… — Не закончив фразу, он поднял глаза и, заскрипев зубами, пробормотал себе под нос фразу, которую не каждая женщина осмелилась бы повторить. — Значит, ты согласилась переспать со мной… родить… только для того, чтобы… Проклятие! Ты обязана была сказать мне!

Айрис опустилась на кровать.

— И как бы я это сделала? «Пожалуйста, дорогой, дай мне некую приличную сумму, чтобы я могла оплатить счет за лечение матери… Конечно, мне не по силам будет вернуть тебе эти деньги, но ведь ты очень добрый, правда?» — она скорчила язвительную гримасу. — К вам не так уж легко подъехать, мистер Стронг. Как-никак, я дружила с Мейбл, а не с ее мужем. У нее тоже не было таких денег. А если бы и были, я бы все равно не осмелилась попросить…

— Но ты могла сказать мне потом… после того, как мы… — Он выразительно посмотрел на ее невинное лицо, прошелся взглядом по атласному халату, который, распахнувшись, обнажил стройную белую ногу. — Хорошенькая история, нечего сказать! Если даже такая близость, как у нас с тобой, не предполагает откровенности.

— Да какая откровенность?! — едва не закричала Айрис, надменно вздернув подбородок. — Ведь это было всего лишь… — Она хотела сказать «соглашение», но побоялась, что голос дрогнет от боли, и быстро сменила тему: — Ты с самого начала шантажировал меня и непременно воспользовался бы своим профессиональным опытом… Но дело даже не в этом. Как бы себя чувствовала мама, если бы узнала, что своим пребыванием в больнице она обязана благотворительности совершенно чужого человека?

— Думаешь, ей было бы легче, знай она, каким образом ее дочь заработала эти деньги?

— Ты ведь не скажешь ей? — в глазах Айрис мелькнул панический ужас. Дэвид сунул счет обратно в ящик. — Не скажешь, правда? — умоляюще повторила она.