Слепой. Ловушка для слепого - Воронин Андрей. Страница 3

Активист потратил на оба замка в общей сложности около четырех минут и бесшумно распахнул тяжелую дверь.

– Твою мать, – тихо сказал у него за спиной Телескоп, увидев за первой дверью вторую.

Теперь стало слышно, что внутри квартиры работает включенный на всю катушку телевизор – там раздавалась стрельба, какие-то дикие вопли и хлесткие звуки ударов.

– Все как у людей, – сказал Телескопу Активист и повернулся к Тыкве: – Мишук, может, ты откроешь? Время – деньги.

Тыква отодвинул его в сторону, бегло осмотрел дверь, пожал плечами и коротко ударил ногой по замку. Косяк с треском вылетел, дверь распахнулась, и Тыква ворвался в квартиру, держа обрез у плеча стволами вверх. Активист стремительно и бесшумно нырнул за ним. Телескоп вошел последним, аккуратно закрыв за собой железную дверь и заперев ее на замок.

Тыква был уже у самых дверей гостиной, когда хозяин квартиры, плотный, почти квадратный бородач в малиновом халате, выскочил ему навстречу, привлеченный шумом. Он сжимал в волосатом кулаке огромный газовый пистолет, который тут же отлетел в угол, разбив стоявшую на низком столике керамическую вазу. Бородач охнул и сел на пол, прижимая ладони к окровавленному лицу. Тыква потряс в воздухе ушибленной левой кистью и от души врезал бородачу ногой по ребрам, продолжая держать обрез стволами вверх во избежание несчастного случая.

– Говори, где деньги, ты, дерьмо, – гнусавым голосом переводчика пиратской видеостудии проквакал в гостиной телевизор.

– Слыхал, что умные люди говорят? – сунул хозяину под нос лоснящийся ствол нагана Телескоп. – Колись, борода, а то я сегодня нервный. За тобой должок, ты не забыл?

– Поищи у меня в заднице, – прогнусавил телевизор.

Активист хмыкнул, перешагнул через хозяина квартиры и вошел в гостиную. На большом плоском экране телевизора маячило залитое кровью небритое лицо. Активист легонько похлопал по телевизору обтянутой черной кожей ладонью и вдруг резким рывком сбросил телевизор с подставки. Кинескоп лопнул с похожим на пистолетный выстрел треском, зазвенело стекло, и в наступившей тишине Тыква проревел неестественно громким голосом:

– Говори, где деньги, козел!!!

Хозяин поднял к нему смятое и влажное, неприятно поблескивающее лицо, и тут Телескоп пнул его в подбородок.

– Какие… деньги? – валясь на бок, прохрипел хозяин. – У меня ничего… Возьмите вещи… аппаратуру… Денег нет, клянусь.

– Все на евроремонтик истратил? – с лютым весельем прошипел Телескоп.

Тыква коротко размахнулся и треснул хозяина по шее стволами обреза. Активист брезгливо поморщился под маской и приступил к обыску, безжалостно выворачивая на пол содержимое шкафов и ящиков и обрывая обои везде, где за них можно было ухватиться. Телескоп немного постоял над хозяином, примериваясь, куда бы еще ударить, дернул плечом и присоединился к Активисту. Дынников напоследок еще разок пнул жертву в ребра, бросил обрез в сумку, достал пружинный нож и без предисловий вспорол кожаную обивку стоявшего у стены углового дивана. Хозяин застонал, словно холодное лезвие прошлось по его животу.

– Дорогой диванчик, – прокомментировал этот стон Телескоп, занятый простукиванием стен. – Должок вернуть, наверное, было бы дешевле.

Тыква тем временем извлек из своей чудо-сумки короткую монтировку и с хрустом выворотил дорогой пластиковый подоконник. Посыпались куски штукатурки, пластиковая оконная рама крякнула, но устояла. Хозяин заскулил. Тыква наклонился и, чихая от пыли, поднял с замусоренного штукатуркой паркета полиэтиленовый пакет, перетянутый аптекарской резинкой.

– Баксы, – сказал он, заглянув в пакет. – Тысяч пять-шесть.

– С почином, – поздравил его Активист. – Значит, где-то есть еще. Не может же он каждый раз подоконник выколупывать, когда ему с телкой расплатиться надо.

– А ты говорил, нету, – с упреком сказал Тыква и несильно ударил бородача монтировкой по спине. Хозяин взвыл и попытался отползти. – Только не вздумай орать, – предупредил Дынников, – не то возьму грех на душу. Говори, где деньги!

– Мамой клянусь, больше нет, – прохрипел хозяин.

– Мамой клянется, – с некоторым сомнением повторил Тыква, оборачиваясь к Активисту.

– У таких, как он, мамы не бывает, – уверенно ответил Активист. – Они, как бациллы, размножаются делением. Ищи, должны быть.

Телескоп уже со звоном и лязгом орудовал на кухне. Активист направился в спальню, по дороге словно бы невзначай сбросив на пол и растоптав трубку сотового телефона, а Тыква вышел в прихожую и взялся за фигурную медную ручку на двери ванной. Ванная оказалась запертой. Тыква неопределенно хрюкнул, вогнал заостренный конец фомки в щель между дверью и косяком и коротко двинул плечом. Что-то хрустнуло, звякнуло, дверь распахнулась, и вместе с клубами влажного теплого пара в прихожую вырвался истошный женский визг. Активист выглянул из спальни, но раздался звук тяжелой пощечины, и визг оборвался, сменившись тихим скулежом.

Тыква пинком вышвырнул из ванной совершенно голую девку с растрепанными мокрыми волосами, выкрашенными в тигровую черно-желтую полоску.

– Чего женщину пинаешь, урод? – возмутилась она, не делая ни малейшей попытки прикрыться.

– Может, он расколется, если ей сосок открутить? – спросил Тыква у Активиста, не обращая на слова девки никакого внимания.

– Вряд ли, – сказал Активист. – Ты что, не видишь, что она с Тверской?

– Да, – сказал Дынников, – похоже. Сиди тихо, – добавил он, поворачиваясь к проститутке, – и мы тебя не тронем.

– Одеться можно? – капризно спросила та.

– Одевайся, – разрешил Активист, скрываясь в спальне. Через мгновение там что-то затрещало и посыпалось.

Тыква вернулся в ванную и принялся шарить там, опрокидывая какие-то флаконы и роняя навесные шкафчики. Когда он перешел в туалет, хозяин вдруг вскочил, схватил длинный осколок керамической вазы и устремился в атаку с нечленораздельным воплем. Тыква развернулся и свалил его прямым в челюсть. Хозяин плашмя упал на пол в прихожей, ударившись затылком, и затих, не подавая признаков жизни. Тыква наклонился, пощупал у него пульс, удовлетворенно кивнул и занялся унитазом. В смывном бачке обнаружился запаянный пакет с белым порошком, а в вентиляционной отдушине – еще один сверток с долларами.

Они сошлись в прихожей, остановившись над распростертым на полу телом. Телескоп весь перемазался мукой и в ответ на вопросительный взгляд Активиста лишь отрицательно покачал головой, тщательно отряхиваясь и норовя заглянуть себе на спину. Тыква предъявил свою добычу, а Активист присовокупил к ней увесистый брикет российских рублей.

– Неплохо, – сказал он и повернулся к проститутке, которая к этому времени уже успела одеться и теперь сидела на распоротом диване, похожая на мокрую пеструю курицу. – Сколько он тебе должен? – спросил он, кивая себе под ноги.

– Триста, – глядя ему в глаза, нахально заявила девица.

– Да тебе красная цена – полтинник деревянными, – возмутился Телескоп, но Активист уже бросил на пол три бумажки по сто долларов.

– Десять минут, – с нажимом сказал он. – После этого можешь делать что угодно: кричать, звать на помощь, звонить в милицию. А лучше всего – просто мотай отсюда.

– Пришить бы обоих, – негромко высказался за спиной Телескоп.

Активист даже не обернулся.

– Десять минут, договорились? – повторил он.

Проститутка кивнула.

Они высадили своего заказчика возле станции метро «Багратионовская». Скукоженный еще раз многословно поблагодарил их, с треском раскрыл свой покалеченный коричневый зонт и с явным облегчением заторопился прочь, шлепая по лужам рваными кроссовками сорок шестого размера и унося за пазухой три тысячи долларов.

– Эх, – со вздохом сказал Телескоп, глядя ему вслед, – зря мы его отпустили, Активист. Зачем ему три штуки? Все равно пропьет.

Активист некоторое время молчал, глядя, как пятнают очищенное «дворниками» лобовое стекло упрямые дождевые капли.