Слепой. Метод Нострадамуса - Воронин Андрей. Страница 2

Юрген в углу громко зашуршал бумагами и деликатно кашлянул в кулак, давая понять, что готов высказаться. Задача перед ним была поставлена важная, решал он ее без малого неделю, а явившись сюда, к Альберту Витальевичу домой, зачем-то попросил еще часок для какой-то там проверки расчетов. Жуковицкий подозревал, что сделано это было просто для солидности, чтобы набить себе цену, но спорить не стал: каждый зарабатывает как умеет. Главное, чтобы результат был, а так пусть хоть на голове стоит, если ему от этого легче…

– Ну, что там у тебя, Эрнст Карлович? – привычно сдержав снисходительную улыбку, поинтересовался Альберт Витальевич.

Юрген шумно выбрался из кресла, собрал бумаги в охапку и пересел поближе к Жуковицкому. Альберт Витальевич подвинул бутылку и пепельницу, освобождая на столе место для его бумажек, и залпом допил виски. Пока Юрген раскладывал на столе свои исчерченные окружностями и странными геометрическими фигурами бумаги, Жуковицкий раздавил в пепельнице сигарету и откинулся на спинку кресла, приготовившись слушать. Во всей этой процедуре было что-то от сеанса черной магии, даже несмотря на то, что уже после второй встречи с астрологом Альберт Витальевич заставил того отказаться от привычной шаманской атрибутики – ароматических палочек, хрустальных пирамидок и прочей дребедени, при помощи которой такие вот самозваные эстонцы вечно норовят запудрить мозги.

В камине треснуло полено. Звук получился громкий, как выстрел из спортивного пистолета; Юрген вздрогнул от неожиданности, суетливо перебрал бумаги, сдернул с переносицы очки и принялся протирать их мятым носовым платком.

– Кстати, Эрнст Карлович, – с улыбкой сказал ему Жуковицкий, – все время забываю тебя спросить: ты почему компьютером не пользуешься? Попробуй, тебе понравится. Чертовски удобная штука! Не придется, по крайней мере, с бумажками возиться. Вечно у тебя полный портфель этой макулатуры, прислуга после тебя из-под каждого стола, из-под каждого дивана листки выгребает…

Юрген смущенно, чуть виновато улыбнулся, водружая очки на переносицу.

– Компьютер – вещь бездушная, – заявил он. – К тому же меня раздражает, когда запрограммированный какими-то невеждами железный ящик пытается думать за меня, править мой стиль и орфографию… причем править, заметьте, абсолютно безграмотно. Так что я, с вашего позволения, буду работать по старинке. Мой компьютер вот здесь, – он постучал себя согнутым пальцем по лбу, – и ему я доверяю. Он не испортится в самый ответственный момент, пустив псу под хвост результаты недельного труда…

– Тоже верно, – согласился Жуковицкий. – Хотя в наше время головы портятся едва ли не чаще компьютеров…

– Ну, если у меня испортится голова, компьютер ее точно не заменит, – заметил Юрген. – Да и мне в таком случае будет уже безразлично, сколько при этом пропадет файлов.

– Нет уж, Эрнст Карлович, – хмыкнув, полушутливо запротестовал Жуковицкий, – ты свою голову, пожалуйста, побереги! Где я вторую такую найду?

– Полагаю, это будет непросто, – без ложной скромности сообщил Юрген.

– Я тоже так полагаю, – согласился Альберт Витальевич, краем глаза заметив скользнувшую по губам Леры понимающую улыбку.

Юрген и впрямь был незаменим. Как всякий по-настоящему талантливый человек, он на восемьдесят процентов состоял из непроходимой житейской глупости; манипулировать им было одно удовольствие, и найти второго столь же наивного и в то же время полезного человека тут, в видавшей всевозможные виды, умудренной опытом Москве, действительно не представлялось возможным.

– Ну-с, так что там с моим пакетом акций? – спросил Жуковицкий, сразу переходя к делу и не давая тем самым Юргену углубиться в дебри профессиональной терминологии.

Эрнст снова кашлянул в кулак и тяжело вздохнул. Вид у него разом сделался озабоченный и вроде бы даже недовольный, из чего следовало, что по поводу интересующего Альберта Витальевича пакета акций он не может пока сказать ничего утешительного. Жуковицкий привычно подавил вспыхнувшее было раздражение, напомнив себе, что Юрген, он же Юркин, все-таки не колдун, не черный маг, а всего-навсего астролог. Он способен с большей или меньшей степенью вероятности предугадать грядущие события, но влиять на них ему не под силу. Влиять на события – прерогатива Альберта Витальевича, а Юрген может только снабжать его информацией, необходимой для того, чтобы это влияние приносило максимальную отдачу.

– Что такое? – спросил Альберт Витальевич с едва заметным оттенком иронии. – Звезды ко мне неблагосклонны?

Астролог опять вздохнул, покопался в бумагах и, покосившись в сторону сидевшей на диване Леры, негромко, но твердо объявил:

– С вашего позволения, я хотел бы говорить конфиденциально.

Жуковицкий недоуменно поднял бровь: это было что-то новенькое. Обычно присутствие Леры, которая, собственно, ввела Юргена в этот дом и являлась его благодетельницей и заступницей, астрологу никоим образом не мешало. А тут – здравствуйте, пожалуйста! – конфиденциальность ему подавай…

Альберт Витальевич еще не успел решить, как ему реагировать на это беспрецедентное заявление, а Лера уже встала, грациозно потянулась и направилась к дверям.

– Пойду проверю, как там ужин, – сказала она. – Не скучайте, мальчики.

Юрген поспешно вскочил, едва не опрокинув стол, и склонился в полупоклоне, прижав к сердцу растопыренную пятерню, блестя очками и расточая извинения. На Леру он не смотрел, а прямо-таки пялился. В какой-нибудь Америке за один такой взгляд на него непременно подали бы в суд, как на сексуального маньяка. Что ж, очень может быть, что катить бочки на Леру он начал именно по причине неразделенной, так сказать, любви – получил от ворот поворот и решил, недотыкомка этакий, отомстить в меру своих сил и возможностей…

Альберт Витальевич подниматься не стал, а просто, поймав проходящую мимо Леру за руку, на мгновение прижался губами к теплой узкой ладони.

– Ну, – угрюмо сказал он, когда женщина вышла, – что это еще за новости? Опять будешь мне сказочки про Шемаханскую царицу рассказывать?

– Я хочу, чтобы вы взглянули сюда, – заявил Юрген, усаживаясь и выкапывая из груды бумаг на столе какой-то лист, на взгляд Альберта Витальевича ничем не отличавшийся от всех прочих. Было на нем несколько пересекающихся окружностей, пропасть жирных точек, соединенных между собой прямыми линиями, и уйма каких-то формул, нацарапанных корявым почерком Юргена. Половина формул была написана черным, а вторая – почему-то красным. – Я составил уточненную космограмму, – продолжал Эрнст, мягко, но настойчиво подсовывая лист Жуковицкому, – основываясь на последних полученных данных. Вот, взгляните, пожалуйста, сюда…

– Да не стану я никуда глядеть! – возмутился Альберт Витальевич, отталкивая лист. – Все равно в твоих каракулях черт ногу сломит. Ну, что ты мне суешь? Я же в этих закорючках ни черта не понимаю! Сколько раз тебя просить: объясни простыми словами, что тут у тебя к чему! А не можешь сказать по-человечески, так и не пудри тогда мозги…

Юрген надулся – ну, ей-богу, как маленький! – и придвинул помявшийся с краю лист к себе.

– По-человечески… – разглаживая мятую бумажку ладонью, повторил он с такой интонацией, словно впервые слышал это выражение и не совсем понял, что оно означает. – Простыми словами… Что ж, тогда я буду краток: вы в большой опасности.

– Эка невидаль, – хладнокровно произнес Жуковицкий. – Я всегда в опасности. В полной безопасности только покойники, а мне до этого состояния еще очень далеко!

– Гораздо ближе, чем вы думаете, – сказал астролог.

Альберт Витальевич опешил.

– Ты чего, звездочет, белены объелся? С чего ты это взял?

Юрген вооружился шариковой ручкой с явным намерением пуститься в объяснения.

– Вот, посмотрите…

– По-русски, – коротко напомнил Жуковицкий, и астролог с видимым сожалением оставил космограмму в покое. – Давай, выкладывай, что тебе твои звезды нашептали и, главное, при чем здесь Лера. Что-то ты, Эрнст Карлович, в последнее время на нее наезжаешь. С чего бы это, а?