Слепой. Лунное затмение - Воронин Андрей. Страница 3

Неконтролируемый страх из детства, страх того, что его снова поднимут на смех и навсегда отвернутся от него, как обычно, бросив одного без надежды на понимание, мурашками пробежал по его суставам.

За его спиной висела удивленная и растерянная тишина.

– Как-то слишком красиво для того, чтобы быть правдой, – внимательно глядя на Оборотня, засомневался Старший.

– Мне брат рассказывал. Я потом проверил. И правда, в день моего рождения было лунное затмение, – не очень уверенно попытался защищаться Оборотень, а потом вдруг зачем-то добавил: – Со всеми вытекающими.

Старший вопросительно поднял брови и чуть внимательнее посмотрел на парня. Потом Оборотень сам для себя оправдывал это короткое уточнение тем, что якобы ему показалось, что сейчас ему как будто доверяют, а ему так давно хотелось сбросить с себя хоть часть груза, навешенного судьбой, чтобы освободить плечи! Вот он и не сдержался. Он подумал, что сейчас его выслушают и услышат.

Тогда перед всеми Старший не стал углубляться в подробности. Он отправил ребят обратно в строй и продолжил разбирать ошибки, допущенные в ходе прошедшей тренировки. А после обеда к Оборотню подошел дежурный по отряду и сказал, что командир зовет его к себе.

Глава первая

– Скажите, а возможно, что конец света наступит только в одной стране? – высохшая почти уже до состояния мумии бабуля робко, но настырно тянула руку вверх, привлекая к себе внимание лектора.

– Ха! В любом случае это будет страна, в которой живем мы! – съязвил пузатый дядька, откидываясь на спинку стула, довольный своей шуткой.

Бабуля вызывающе взглянула на него и отвернулась. В ту же секунду она уже снова включила излучатель любви и бесконечной веры в лектора.

– Как вы себе это представляете? – серьезно, будто испрашивал мнение доктора наук о перспективах внедрения новейших бактерий в закрытую экосистему, поинтересовался у бабули лектор.

Лектору на вид было лет сорок. Аккуратно подстриженный, с идеально очерченной бородой, одетый в строгий черный костюм и белую рубашку, он выглядел подчеркнуто официозным. Его строгий образ разрушал разве что желтый галстук. Мужчина излучал благополучие и уверенность.

Бабушка, заполучив долгожданное внимание, опустила руку и часто захлопала глазами. Через какое-то время ее растерянность испарилась и она начала фантазировать.

– Ну, например, если Великобритания, как обещают, уйдет под океан, утонет, как Атлантида, получится, что для Англии наступит конец света. Ну разве нет? – она обернулась за поддержкой и одобрением к аудитории и, обнаружив довольно много внимательных и заинтересованных взглядов, воодушевилась собственной сообразительностью.

– Ну и что получается? – не дал утвердиться ее триумфу лектор.

– Как «что»? – не сдавалась бабуля. – Для целой страны наступает конец…

– Это же конец истории целого народа, – робко поддержал ее молодой девичий голос с галерки.

– Обоснуйте! – потребовал лектор, выискивая глазами нового выступающего.

Девушка робко поднялась с места, но мужчина помахал рукой, предложив ей сесть и говорить со своего места. И она начала:

– Ну, ведь все погибнет: литература, архитектура, люди с их социальными привычками, политическим укладом. Это будет так же, как если умирает человек. В среде его друзей устанавливается пятно пустоты, которое затягивается только со временем, а иногда и вовсе не затягивается… Такое же произойдет, я думаю, если уйдет с земли целая нация.

– О’кей, о’кей! Достаточно мечтать, я думаю. Скажите, – переключился лектор на всю группу, – все думают так же или есть другие мнения? Например, о том, чем значим человек для окружающих его людей и что случается, когда он уходит из их круга?

В наступившей тишине стало слышно, как за окном барабанит дружная мартовская капель. Где-то во дворе тявкнула собака, тут же возмущенно заорал кот.

– Прежде всего, уважаемые, наши близкие и друзья ценят нас за то, что мы им даем. Наши собственные проблемы, и заботы, и радости, и желания вызовут у них отклик и соучастие, только если их помощь гарантирует восстановление удобного для них равновесия в мире, то есть если это вернет нас в то состояние, когда мы снова будем помогать им, чем-то важным для них наполнять их жизнь. Как только наши трудности начинают беспокоить их, мы сразу начинаем меньше и меньше видеть рядом этих так называемых друзей и близких. Разве не так?

Слушатели нехотя закивали головами в знак согласия. Лектор сделал паузу, давая им время на то, чтобы озвученный посыл укрепился в почве их сознания, открытого сейчас для любых экспериментов.

– Но, если человек умирает, – подал голос кто-то из зала, – то он не только прекращает беспокоить, но и перестает давать близким то, что давал, то есть перестает поставлять то, из-за чего его ценили, и вот в этом как раз случае, как я понимаю, наступает упомянутая пустота.

– Согласен! – как будто только этого и ждал, поддержал его лектор. – Но посмотрите, опять же, на природу этой пустоты! Наши близкие привыкли брать. Нашу энергию, наш ум, наши таланты, наше хорошее настроение. И вдруг отрезают привычный канал, по которому им поступали эти питательные элементы. Конечно, у любого живого организма может наступить агония. И чем больше зависели от нас наши близкие люди, тем больше они будут болеть, когда нас не станет.

Слушатели немного расслабились, увидев, что ведущий вроде не собирается полностью нивелировать значимость каждого из них для семьи и друзей.

– Но! – лектор высоко поднял указательный палец, подчеркивая мысль, которую намеревался высказать дальше. – С другой стороны, получается, что чем больше мы заботимся о своих близких при жизни, тем больше вероятность грандиозного страдания после нашей смерти. Давайте представим себе ребенка, готового родиться. Вот он еще в утробе. Через пуповину он получает от матери именно то, что ему надо, именно столько, сколько надо. Заметьте, он не заботится о том, хватает ли самой матери микроэлементов, не заботится о том, сколько он причиняет ей боли. Это все благодаря основному инстинкту – инстинкту самосохранения. Он просто берет то, что ему необходимо.

– Вы прямо монстра какого-то изобразили! – недовольно пробурчала молодая женщина в первом ряду. – Как будто чудовище какое-то злобное и чужеродное внутри нас развивается!

– А по-моему, похоже, – усмехнулся прыщавый длинноволосый юноша.

– Девушка, разве вы раньше не знали, что именно так ведет себя ребенок во время своего развития в утробе матери? – возмутилась полногрудая, сильно накрашенная матрона рядом с девушкой.

– Знала, конечно, но мне это никогда не казалось чем-то таким ужасным. Так должно быть, потому что он маленький и сам еще не может…

– А высасывать из матери энергию он может?! – продолжала свое воспитание матрона.

– Но природа дает матери дополнительные ресурсы, организм перестраивается, даже обновляется; как говорят врачи, он так меняется, что способен работать на двоих…

– Ну вот, – присоединился к спору потный лысый мужчина, – «работать на двоих»! Один за двоих! Разве справедливо?

– Вот-вот! – благодарно повернулась к нему матрона. – К тому же насчет обновления хочу добавить. Волосы ломаются, зубы летят, глаза от тяжести вваливаются, ноги отекают. Это все, по-вашему, дамочка, на улучшение работает? Нет, я согласна с уважаемым Игорем Леонтьевичем в том, что ребенок истощает организм матери.

– Друзья мои, давайте не будем постоянно впадать в крайности. Что одна крайность, что другая – это всего лишь выбор цвета морали. Юной девушке сейчас полезно думать, что все романтично, потому что ее сама природа готовит к тому, чтобы она стала матерью. Ее сейчас надо убеждать в том, что это – хорошо и правильно. Женщина постарше уже свободна от природной программы деторождения, потому что свое отработала, она может посмотреть на все в другом свете. Но я не собирался ни критиковать дитя, ни романтизировать. Я говорю голые факты. Пойдем дальше. Как только ребенок рождается, ему обрезают эту самую пуповину, по которой поступало питание его жизни. Ребенок возмущается. Все изменилось. Его не спросили. Питающую машину от него отрезали. Нет ее больше, привычной! Нет, значит, умерла. И вот с первым вдохом он должен учиться другой жизни. Вдумайтесь: другой! Другой жизни.