Великая княгиня Елисавета Феодоровна и император Николай II. Документы и материалы, 1884–1909 гг. - Ковальская Елена. Страница 31
7 августа. Конец лагерного сбора.
… Не могу сказать, как мне грустно, что завтра уезжаю из полка, почти на целый год!!!
8 августа. Петергоф. Уложив все вещи, почти слезно простился с офицерами и уехал с д. Сергеем на станцию…
(ГА РФ. Ф. 601. Оп. 1. Д. 221. Л. 182–184,186,190,222–224.)
Воспоминания В. Ф. Джунковского
6 августа полк праздновал свой полковой праздник, как обычно, с тою разницею, что Наследник, как служащий в полку офицер, был одним из хозяев праздника, наравне со всеми офицерами, и принимал гостей, и угощал их. Ночью, с разрешения Даниловича, Наследник оставался в собрании до 2-х часов.
По окончании лагеря Наследник был отчислен, мы провожали Его, сохраняя самую лучшую благодарную память о первой его службе в полку.
(ГА РФ. Ф. 826. Оп. 1. Д. 41. Л. 86–87.)
После окончания летнего лагеря Николай Александрович с родителями путешествует по Дании. Здесь ему вместе с греческим принцем Константином (в кругу семьи — Тино) впервые довелось съездить в Копенгаген самостоятельно: «совершенно одним».
Сергей Александрович и Елисавета Феодоровна уезжают в Ильинское. 5 сентября, на именины великой княгини, устраивают днем праздник с подарками для крестьян, а вечером — маленький бал, «пляс» для гостей.
Сергей Александрович и Елисавета Феодоровна «глубоко наслаждаются деревенскою жизнью».
Вел. кн. Елисавета Феодоровна — цесаревичу Николаю Александровичу
18 сентября. Ильинское — Фреденсборг
Вам троим[251] нежнейшее спасибо, погода райская. Владимир, Михен здесь, вчера были танцы. От меня всем большой привет.
Элла Р<оманова>.
(ГА РФ. Ф. 601. Оп. 1. Д. 1395. Л. 60. — на англ. яз.)
Цесаревич Николай Александрович — вел. кн. Сергею Александровичу
13 сентября. Фреденсборг
Мой дорогой отец-командир!
Извини меня, пожалуйста, что я тебе так поздно пишу, но я тебя уверяю, что у меня вовсе не было свободного времени, дело в том, что весь день семейство собирается к завтраку, прогулке, катанию по целым часам, так что действительно теряется часа два каждый день, и оттого у меня не хватает времени ни читать, ни писать. Но все вместе взятое составляет очень симпатичную и буйную жизнь, которая не знает, что такое время!
Теперь я тебе скажу, как мы тут живем и что делаем.
Пришли мы в Копенгаген 14 августа, двумя часами позже, чем следовало, потому что туманы задержали нас в море. За исключением этого, переход наш замечательно удачен, мы шли все время по зеркалу. Но одно, что отравило наше впечатление на «Державе», то, что один бедный машинный унтер-офицер упал внутрь машины и вынут оттуда с раздробленным черепом, отчего тотчас же и умер; кроме того у него на спине видны были кровавые следы ударов, которые он получил при падении. Полтора часа спустя по нем отслужили первую панихиду, причем все были в вицмундирах, и флаги приспущены наполовину. На другой день нашего прихода в Данию он был похоронен с большою торжественностью, что произвело сильное впечатление на весь город.
С первого же дня наша жизнь пошла по-старому, как два года тому назад, с тою разницею, что я облекся в статское платье и превратился из боевого офицера в мирного «солдата-штатского», но это вовсе не предлог тебе называть меня так. Первые дни мне странно было не слышать ни выстрелов, ни барабанного боя, ни команд, и я тихо грустил по милому лагерю и дорогому полку.
Конечно, ты уже получил приказы о производствах 30 авг<уста> и между прочим заметил, что в вверенном тебе полку один офицер по фамилии Звягин[252]из поручиков производится в штабс-капитаны. Мне и радостно, и грустно расставаться с прежним чином, в котором я провел мой первый чудный лагерь! Я тебе и половины моих чувств и впечатлений о Красном не рассказывал, когда-нибудь после поговорим об этом, а теперь надо опять вернуться сюда к нашей семейной жизни. Я должен тебе сказать, что я особенно подружился тут с Тино[253], постоянно гуляем вместе, сидим вдвоем в его комнате и т. д., и наши самые любимые разговоры — про военную службу в его и моем полку, сравнение датских войск с нашими и тому под<обное>.
На днях тут начались большие маневры, в которых приняла участие и гвардия, так что с прошлой недели караулы заняла армейская рота; я много присматривался и к гвардии и армии, и заключил одно, что у них военная служба — игрушка и все это — слабо! Не знаю, удастся ли мне побывать на этих маневрах, а очень хотелось бы!
За все время до сих пор у нас было четыре небольших, но очень веселых вечера, на дни рождения какого-нибудь члена семейства. 18 августа рождение Аликс[254], был первый вечер, затем 26-го рождение Анмама[255], 30-го Папа именины и между ними, я забыл сказать, еще один, который можно назвать балом по его размерам, довольно скучный.
После лагеря я заметил, что сделался порядочно независимым господином, что тут и оказалось на деле. Два раза уже Тино и я ездили отсюда в город совершенно одни, генералами, ходили по улицам, покупали вещи в магазинах, ездили в извозчиках, одним словом, точь-в-точь, как следует быть в 19 лет. Мне этого рода прогулки доставляли огромное удовольствие, тем более что это со мною случилось в первый раз, тогда как в Петербурге навряд ли мне скоро удастся сделать то же самое. Много бы я дал, чтобы ты нас тогда видел сидящими где-нибудь на площади, на скамейках, с папиросками во рту и рассуждающими о самых разнородных вещах. Боюсь, что теперь больше не будет случая съездить в Копенгаген, потому что д. Вили[256] и тетя Ольга[257] с греками[258] уезжают через четыре дня, о чем мы все стараемся не думать.
Теперь прощай, мой дорогой дядя Сергей. Крепко обнимаю тебя, милую тетеньку и кавалера св. Владимира[259]. Папа, Мама, братья и сестра тебя целуют.
Твой Ники.
(ГА РФ. Ф. 648. Оп. 1.Д. 70. Л. 48–51 об.)
Вел. кн. Сергей Александрович — цесаревичу Николаю Александровичу
22 сентября. Ильинское
Дорогой Ники,
Благодарю тебя за милое, интересное письмо, доставившее мне огромное удовольствие, и, признаюсь тебе, ожидал его с большим нетерпением. Я уже думал, что поручик, — виноват, штабс-капитан Звягин не хочет уж знать своего отца-командира.
Итак, ты разъезжаешь один и гуляешь себе en grande persone (как взрослый человек — фр.) — воображаю, как тебя это забавляет, вполне это понимаю; теперь без Тино тебе будет труднее. Ужасный случай на «Державе» был нам уж известен — какое удручающее впечатление!
Доволен ли «солдат-штатский» своим одеянием? Надеюсь, что узнаю окончательно все мирные впечатления! Посылаю тебе вырезку из Моск<овских> Вед<омостей>, вот как я узнал о твоем новом чине.
Воспоминания Саблукова[260] окончил и очень тебе благодарен за интересное чтение — по возвращении передам их тебе.
Теперь сообщу тебе кое-что из нашей жизни. Во-первых и во-вторых, мы глубоко наслаждаемся деревенскою жизнью — да это тебе и не новость. Более 3 недель мы прожили в полном одиночестве: дышали и наслаждались — погода жаркая, чудная, грибов было пропасть, и весь сад был наполнен белыми. Вечера были такие теплые, что мы пили чай и просиживали их на террасе.
4 сент<ября> начали наезжать гости: Влад<имир> и Михен, с их свитою, Балясный[261] с женой, Маша Васильчикова и т. д. — одним словом, компания большая, и я должен признаться, очень веселая — забыл назвать еще Элен.
5 сентября было отпраздновано, как всегда, большою лотереею для крестьян, а вечером закатили мы маленький бал, скорее, пляс в 16 пар. Погода тоже была дивная, и пляс вышел оживленный. Пиц дирижировал. Из полка были: Пенский[262], Гартонг[263], Зуров[264], Зейме[265] и Джунковский[266] — последние трое приехали только на два дня. Михен была очень в ударе.