Законы заблуждений - Мартьянов Андрей Леонидович. Страница 32

– Что? – Гунтер всмотрелся вперед и ахнул. Вот этого они ночью не заметили. Коридор раздваивался наподобие латинской буквы Y. Можно было бы проследить, куда отправились mafiosi Алькамо, по капелькам крови, но следы вели и в правый проход, и в левый. Надо полагать, отряд сицилийцев разделился. Вот тебе новости…

– Направо, – убежденно заявил Фармер. На чем основывались его выводы, непонятно, ибо рыцарь, точно также, как и Гунтер, не обратил внимания на дополнительный коридор, когда они вместе с Роже направлялись в лагерь Ричарда. А Алькамо-старший забыл предупредить. Вероятно, сэр Мишель сейчас избрал путь наугад, чтобы не задерживаться и не вызывать подозрений у англичан.

«Подозрения так или иначе могут возникнуть, – досадливо подумал германец, шествуя за молодым Фармером, уверенно продвигавшимся вперед. – Конечно, мы натрепались Ричарду о своих знакомствах и он поверил… Однако как будет выглядеть наше столь подлая измена в глазах короля? После того, как Танкред захватит Ричарда, мы станем для Плантагенета врагами номер один».

Как оправдать свои знания о подземной галерее, посоветовала Элеонора Аквитанская – королева-мать велела обязательно сослаться на Ангеррана де Фуа, который, узнав о тайном проходе в город, якобы и послал двух благородных шевалье к Ричарду. Как ни странно, Львиное Сердце купился. Он лично знал Ангеррана и тот давал ему неплохие советы. Ричард никому не признавался, что идею потребовать назад приданое королевы Иоанны подал именно мессир де Фуа, но, простая душа, счел, что имеет основания доверять рыцарю из Лангедока. Наверное, это малообоснованное доверие и повергло короля в искушение совершить столь удивительный подвиг, едва ли не в одиночку захватив Мессину.

Коридор закончился округлой залой с лестницей, ведущей наверх к тяжелой, обшитой железом двери. В точности подвал башни.

– Ждем, – скомандовал Ричард. – Довольно скоро снаружи стемнеет, пока посидим здесь.

Бертран де Борн, брезгливо осмотрев запыленный пол, постелил темный плащ без украшений и устроился на нем, привалившись к стене. Остальные последовали его примеру, только Ричард беспокойно ходил туда-сюда, видимо, в предвкушении настоящего дела. Будет ему приключение, не извольте сомневаться.

Тишину нарушали только шаги короля и тихая песенка де Борна, мурлыкавшего под нос отнюдь не куртуазную балладу. Гунтер прислушался:

– Бертран, умолкни, – шикнул Ричард. – Услышат.

– Тут стены почище, чем в Тауэре, – непринужденно отмахнулся менестрель. – Должен же я порыдать над своей несчастной судьбой.

– А что там было дальше? – поинтересовался Гунтер, никогда прежде не слышавший подобных сочинений. – Это что-то из вашей биографии?

– Обобщенный образ, – вздохнув, ответил трубадур. – Думаете, опаснее всего на свете жизнь воина или короля, которого подстерегают заговоры, отрава и кинжалы убийц? Не-ет, хуже всего живется поэтам…

– Бертран! – тщетно воззвал король.

– А что Бертран? – перебил сам себя де Борн. – Хорошая песня, главное – правдивая…

– Хватит! – Ричард положил ладонь на рукоять клинка. – Готовьте самострелы, скоро пойдем. Бертран, если боишься, либо оставайся тут, либо возвращайся.

– Сир, – проникновенно сказал де Борн, – я не могу упустить такого случая и не поучаствовать вместе с моим королем в деянии, достойном рыцарей Круглого Стола. Если погибну, закажите по мне мессы в течении ста лет в соборе святого Мартина Турского, а балладу о моей смерти либо сочините сами, либо поручите написать шевалье де Монброну. И так, чтобы благородные девицы заливались слезам, едва заслышав первые аккорды.

Молодые оруженосцы короля захихикали, а Гунтер подумал: «Зря беспокоитесь, сударь. Вашей бесценной шкуре ничего не угрожает, если только кошельку. Танкред аккуратно вас повяжет, с Ричардом у сицилийца будет особый разговор, а вам, надо думать, придется выкупаться…»

– Вы все поняли? Сможете? Если вы свалитесь по дороге, никому от этого легче не станет, а дело окажется на грани срыва.

– Рено, я чувствую себя вполне нормально. Просто удивительно, как у вас получилось…

Шатильон восседал за столом в полупустом скриптории монастыря. Только в неопределенной дали, через пять или шесть высоких конторок, две пожилых монахини занимались духовным чтением, обложившись пудовыми томами Евангелий.

– Оба письма передадите любому дворянину из стана Ричарда. Они уж догадаются отдать пергаменты королю. Как я понимаю, вам лучше на глаза Плантагенету вовсе не попадаться. Потом спокойно вернетесь.

– Я здесь вижу только одну депешу, – Казаков указал взглядом на стол, где лежал только что исписанный Рено де Шатильоном лист. – Где второй?

– Получите, – старый интриган (а Сергей Рено по-другому и не называл, сочтя его кем-то наподобие графа де Рошфора образца XII века) вынул из рукава свиток отличнейшего тонкого пергамента с синей печатью, на которой красовались три лилии Французского королевства. – Если вообразить себе самый крайний случай, который, я надеюсь, нам не грозит, делайте с пергаментами что угодно, но в руки сицилийцев они попасть не должны.

– А что в них? – Сергей заинтересованно оглядел письмо с лилиями.

– Ну ответьте, зачем вам это знать? – Ангерран-Рено ласково глянул на оруженосца. – Если судить по справедливости, совершенно незачем. У вас есть дело – доставить бумаги королю Англии. Вот и исполняйте.

– Слушаюсь, шевалье, – отрапортовал Казаков, мысленно укорив себя за излишнее любопытство. Древнейшее правило гласит: получив приказ – выполняй, а не спрашивай вышестоящего, ради каких высоких соображений он отдан.

– Отправитесь к вечеру, – продолжал распоряжаться Рено де Шатильон. – Сразу после заката. Роже де Алькамо я успею предупредить, и он благополучно переправит вас за стены. Наденьте блио с наваррским гербом – все и каждый знают, что подданные короля Санчо держат нейтралитет. Вас не то, что не тронут, даже внимания не обратят. Вернетесь той же дорогой. Ясно?

– Более чем.

Рено быстро запечатал свою депешу, приложил перстень со своим гербом – головой орла, сжимающего в клюве кинжал – и поднялся с высокого деревянного сиденьица.