Законы заблуждений - Мартьянов Андрей Леонидович. Страница 37

Беренгария была девушкой любопытной, а посему собирала все доступные сведения об интересующих ее людях, государствах или крепостях. Оказывается, ранее Ренн-ле-Шато главенствовал над целой цепью укрепленных римских фортов, протянувшейся с северо-запада на юго-восток вдоль Пиренеев для охраны границ Империи от иберийских варваров. Когда пришли другие варвары – германцы, именовавшие себя вестготами и вандалами, Рим уступил им крепости. Вандалы ушли дальше, в Иберию, а затем и в Африку через пролив Геркулесовых столпов, готы же остались. Королевская семья предпочла жить в соседней с Ренн-ле-Шато Кустассе, крепости, стоящей в полулиге от столицы Разеса, как раньше называлось графство Редэ. Оттуда и происходила родом знаменитая королева Гизелла, жена Дагоберта II Меровинга.

Однако сейчас Беренгария меньше всего хотела вспоминать о лишенной короны древней династии. Ее мысли занимал Ренн-ле-Шато и связанные с ним загадки.

Каждый знает, как выглядит обычный человеческий череп. Гладкий свод, чуть выпуклые надбровья, тонкие кости челюстей. А лет пять назад, во время перестройки одного из бастионов Ренна, наткнулись на удивительнейшее захоронение – в песке были найдены невероятно толстые, почерневшие от времени кости, и странные черепа. Черепа, похоже на человеческие, но человеческими не являющиеся. Низкий скошенный лоб, по своду идет выпуклый костяной гребень, огромная нижняя челюсть, клыки… Ученый хранитель библиотеки замка, отец Ансельмо, едва не умер от восторга, посчитав, что найдены останки людей, живших в этих местах до библейского потопа или кости представителей загадочного народа Гог и Магог, упоминающегося в Библии, но неизвестного истории. Несколько черепов отнесли в оссуарий, а один забрал себе Рамон де Транкавель и утвердил на столе в своей комнате, заявив, что так будет красивее.

Но это еще полбеды. Следующим днем, когда рыли котлован для фундамента, рабочие графа Бертрана прибежали к священнику в экстатическом ужасе. Они, видите ли, откопали дракона. Скелет огромного зверя, вплавленный в сухую глину. Тут уже примчались смотреть все – и старый граф, и его сыновья, и дочка Бланка, которой тогда исполнилось десять лет.

Действительно, дракон. Большой и зубастый. На поверхности лежала огромная, с две бочки, зубастая голова ящера, а полуразрушенный хребет уходил вниз, в плотную красноватую глину. Бертран де Транкавель приказал выкопать все, что можно найти, и вопросительно посмотрел на капеллана. Тот лишь пожал плечами и высказал нелепую гипотезу, что это останки дракона, убитого святым Георгием. Транкавелям эта версия, однако, безумно понравилась, и с тех пор одна целая кость «дракона», весьма похожая на коровью, оставалась в дарохранительнице под часовней. К сожалению, из-за неаккуратности рабочих череп и прочие части скелета рассыпались, но все дети Бертрана набрали себе по пригоршне драконьих зубов.

Необычные находки в Ренн-ле-Шато не считали чем-то экстраординарным. В Разесе всегда что-то находили. Крестьянин начинал строить дом и выкапывал римскую статую, а то и хорошо сохранившийся доспех. Перестраивали сам замок – вдруг обнаруживались запечатанные коридоры, подземелья, о которых давно забыли. Во время правления отца Бертрана де Транкавеля, графа Анри, из земли была поднята готская сокровищница – фунты плохо обработанного золота и драгоценных камней, ржавые мечи, ожерелья, подвески, лунницы с языческими символами и даже небольшой бронзовый идол, изображавший древнего божка в шлеме, с копьем и двумя волками у ног. Кажется, готы называли этого бога Вотаном.

Граф, как и все представители рода Транкавелей, отличавшийся едким чувством юмора, преподнес находку епископу Алье, полагая, что это будет очень остроумно. Тому ничего не оставалось, как принять подарок, а затем втихомолку переплавить богомерзкого кумира на слитки. Все остались довольны.

Ну а к многоразличному волшебству, пронизывающему Разес-Редэ, все местные жители давно привыкли. Никого не удивляло, что в Ренн-ле-Шато полно призраков, от самых безобидных до способных свести с ума, а к бессмертному существу, полтысячелетия шлявшемуся в окрестностях, относились как к самой обыденной вещи наподобие блохастой бродячей шавки, Дикую Охоту, изредка появлявшуюся в горах, боялись, однако знали, как оградить себя от опасности, несомой призрачными рыцарями в необычных доспехах и шлемах. Опасаться следовало не привидений, а людей. Людей, владеющих древними секретами и наследующих загадочные тайны прошлых столетий, оставивших свою печать на каждом камне Ренн-ле-Шато.

Беренгария этому совету не вняла. Она часто раздумывала о том, что в Транкавелях, в каждом из них, заключалась хотя бы частица любовной магии. Им не требовалось делать ничего особенного ради того, чтобы понравиться. Людей невольно тянуло к ним некоей странной силой, которую никак не назовешь демонической. Беренгария очень уважала отцовского оруженосца дона Хуана, испытывала к нему чувство привязанности, но никак не любви. Он был великолепным любовником, сильным, способным защитить мужчиной, куртуазным рыцарем… Но таких сотни и тысячи. А вот найти в человеке нечто особенное, ту самую жемчужину, ради которой ты готова копаться в горке дерьма… У Рамона де Транкавеля имелась такая жемчужина, но, как выяснилось, при внешнем совершенстве испорченная внутренними изъянами. Хайме владел совсем маленьким перлом, однако его жемчуг имел божественную окраску и идеальную форму.

Потому Беренгария после некоторых колебаний согласилась с предложением отца поехать через Пиренеи, погостить летом в Ренн-ле-Шато.

Первым же вечером принцесса обманула придворную даму (которая получила от Санчо Мудрого строжайшее указание – после наступления темноты запереть дверь и отваживать любых визитеров, даже Хайме де Транкавеля, буде таковой заявится) и провела самую запоминающуюся ночь в своей пока еще не слишком долгой жизни.

Хайме, неожиданно повзрослевший и за несколько месяцев превратившийся из мальчишки-подростка в худощавого и необычно задумчивого молодого человека, внешней привлекательностью вскоре готового сравниться со старшим братом, а то и превзойти его, ожидал наваррку на соседней галерее, хотя они не уславливались о встрече. После заката столь жестокого в графстве Редэ летнего солнца он, сохраняя непонятное молчание, привел слегка удивленную подругу на самую высокую точку замка – на выступ одного из бастионов, главенствующего даже над центральной башней-донжоном, и помог забраться в широкий проем между двумя зубцами стены.

И там, где сходились земля и небо, а вокруг простирались зеленовато-желтые холмы, вырастающие затем в Пиренейские горы, Беренгария поняла, что полюбила всерьез. Она не заметила, когда порывисто целовавший ее Хайме успел расшнуровать лиф ее длинного платья, а затем и снять его. Сильные, загорелые почти до черноты руки младшего сына Транкавелей ласково скользили по шее и плечам наваррки, нежно стискивали напрягшиеся соски, устремлялись все ниже, легко касались вздрагивавших бедер девушки, и снова начинали безостановочно кружить по ее изгибавшемуся телу, сводя с ума и даря несказанное возбуждение.

Принцесса сама сдернула с Хайме серовато-белую рубашку, нетерпеливо прижавшись к теплой, но казавшейся сделанной из железа, покрытого шелковистой кожей, жилистой груди. Хайме еле слышно застонал, поспешно избавляясь от остальной одежды, наклонился вперед, сжимая замершую от предвкушения Беренгарию в объятиях… и в этот миг она почувствовала, что, кроме них двоих, рядом пребывает некто третий. И этот третий полностью разделяет их чувства.

В краткой передышке меж упоительной схваткой двух людей, когда покрытая мозолями от оружия и охотничьих пик ладонь Хайме вкрадчиво двигалась меж ее бедер, расслабившихся и готовых выполнить любое желание бывшего с ней мужчины, а губы молодого человека притрагивались к сладко изнывавшей груди, Беренгария приподнялась на локтях и огляделась, на мгновение испытав безумный страх, что заметит соглядатая и это непременно окажется Рамон де Транкавель, с его обманчивой улыбкой и тщательно скрываемой ненавистью. Однако из живых существ поблизости обнаружились только два медленно круживших в темно-зеленом небесном океане коршуна, да желтокрылая бабочка, примеривавшая усесться на камень. Принцесса перевела дыхание, облизнув пересохшие губы и назвав себя мнительной дурочкой, мягко привлекла с готовностью откликнувшегося на ее безмолвное желание Хайме поближе, и тут в мире произошло нечто странное.