Помещицы из будущего (СИ) - Порохня Анна. Страница 15
Александр так резко отпрянул, что чуть не упал, зацепившись о край ковра. Он схватился за щеку и уставился на меня ошалевшим взглядом.
- Елизавета Алексеевна…
- Я прошу вас покинуть мой дом, - я медленно поднялась, не сводя с него ледяного взгляда. – И больше здесь не появляться. Никогда. И маменьке передайте, что ей тоже здесь не рады.
- Что с тобой, душа моя? – его голос прозвучал как-то неестественно тонко. – Я не понимаю…
- Мне повторить еще раз? – процедила я сквозь зубы. – Я прошу покинуть мой дом.
И в этот момент выражение его лица разительно поменялось. Оно стало жестким, насмешливым и, я бы даже сказала, брезгливым.
- Ты что о себе возомнила, голь перекатная? Гордости где-то набралась, будто девица благородная… Или, может, ты думала, что я женюсь на тебе, а, Лизонька? – его губы скривились в язвительной усмешке. – Помещицы в дырявых платьях. Поплатишься еще за это, поняла? Надоела до чертиков…
Он окинул меня презрительным взглядом, развернулся и вышел из гостиной, а я только в этот момент почувствовала боль от ногтей, впившихся в ладошки.
- Зачем барин приезжали-то? – в комнату вошла нянюшка и, прикрыв дверь, с любопытством уставилась на меня. – Неужто…
В ее глазах засветилась надежда, но я не дала ее фантазии разгуляться.
- Вслед за маменькой за землями охотиться приезжали.
- Как это «за землями охотиться»? – Аглая Игнатьевна казалось, не могла поверить в такое. Ей, видимо, мечталось, что он возжелал на мне жениться и примчался с рукой, сердцем и остальными органами в нагрузку.
- Так, а вы бы, барышня, и сказали ему, мол, женитесь на мне. Тогда и половину земель получите, - принялась поучать меня нянюшка. – Хватит молчать да надеяться, что придут и замуж позовут! Время так быстро бежит, оглянуться не успеете, как старыми и никому не нужными станете!
- Не хватало еще себя предлагать! – я почти разозлилась, слушая ее речи. – У нас с Софьей Алексеевной чувство собственного достоинства имеется!
- Далеко вы на этом достоинстве не уедете! – буркнула Аглая Игнатьевна. – Достоинство! Тьфу!
Она ушла, а я вернулась к Тане.
Подруга все также сидела за столом, листая расчетные книги, и ее лицо не выражало ничего хорошего.
- Что-то ты быстро, - она на секунду оторвала взгляд от цифр. – Злишься, что ли? Что случилось?
Я поведала ей все, что произошло, и Таня возмущенно протянула:
- Вот это номера! Ловкий какой! Сильно, видать, пригорает у них с маменькой! И я знаю, почему.
- Почему? – я присела напротив. – Нашла что-то?
- Нашла… - Таня хитро посмотрела на меня. – Представляешь, оказывается покойный папенька, имел стекольный заводик, а еще собирался открывать бумажное производство. Место очень хорошее и для того, и для этого – река поблизости. А сырье для стекла – речной песок.
- Это ты по расчетным книгам поняла? – меня охватило любопытство. Оказалось, что и здесь все не так просто…
- Да, в ранних записях есть расходы на материалы для строительства. Я порылась в ящиках и нашла документы на завод и план строительства бумажного производства, - ответила Таня. – Вот только я не помню историй, в которых хоть что-то говорилось о стекольном заводе на этих землях.
- Я тоже не слышала, но это не значит, что его не было. Возможно, дело у них не пошло и развалилось все, - предположила я. – Мы за всю жизнь не могли поинтересоваться историей поместья. Позор на наши головы.
- Ладно тебе, - подруга подвинула ко мне план строительства. – Смотри, для производства бумаги тоже нужна река рядом. Вот она золотая жила, за которой они охотятся. Видимо, их поместье находится в совершенно другой стороне. Ты вообще знаешь, что к концу восемнадцатого века Россия обеспечивала себя бумагой в основном за счет своего производства?
- Я понимаю, к чему ты клонишь, но нам не за что строить все это. Ты представляешь, какие это деньги? – я понизила голос, чтобы, не дай Бог, нас никто не услышал. – Таня, мы тут без году неделя, а у тебя планы, как у Наполеона!
- Нет никаких планов, - подруга закусила губу и снова прищурилась, за что сразу получила шлепок по беленькой ручке. – Но если мы попробуем поднять хозяйство… там и до заводика недалеко…
- Таня! – засмеялась я, поражаясь ее активной деловитости. – Ох, прошу прощения, Софья Алексеевна… Вы в своем уме?
- В своем, в своем… - она усмехнулась, постукивая по книге пальчиком. – Разберемся.
Глава 16
На следующий день нас даже не пришлось будить. Как только на небе забрезжил рассвет, мы с Таней уже были на ногах. Уж очень хотелось отправиться на рынок.
В комнату, зевая, заглянула Аглая Игнатьевна и удивленно протянула:
- Сами встали? Удивительные дела творятся… Непонятные…
- Нянюшка, а мы завтракать будем? – Таня так активно расчесывала волосы, что старушка даже скривилась.
- Что ж вы делаете, Софья Алексеевна? Так и без волос недолго остаться! Сейчас Глашка придет вас одевать, принесет кислячка да пирожок. Некогда завтраки разводить…
Нянюшка ушла, а минут через десять явилась сонная Глашка в застиранной сорочке, поверх которой она накинула дырявую шаль.
- С чего это вам приспичило на базар ехать, барышнечки? – ворчала она, помогая мне одеваться. – За лентами, что ли?
- За картошкой, - ответила Таня, жуя пирожок. – Зачем нам ленты?
Глашка замерла и уставилась на нее с открытым ртом.
- Как это за картошкой?
- «Каком кверху», - подруга выпила кислого молока, вытерла белые усы, а потом грозно взглянула на девушку. – Рот закрой, ворона залетит.
Та прикрыла рот и снова взялась за дело, поглядывая на нас с некоторым страхом.
Вскоре мы уже стояли у фонтана в ожидании, когда подадут коляску. Аглая Игнатьевна не прекращала зевать, держа в руках большую плетеную корзину. Захар топтался рядом, и по его лицу было видно, что он вчера немало выпил.
Из черного двора, наконец, выехала коляска с конюхом на козлах, а следом заскрипела телега, которой управлял незнакомый мужик. Видимо, это и был Степан.
Мы забрались в коляску, затащили в нее охающую нянюшку и уже через минуту тряслись по подъездной аллее.
Горизонт стал алым, качая в своих ладонях поднимающееся солнце, в деревьях просыпались птицы, а по зеленому полю медленно плыли сероватые полосы тумана. Становилось все светлее, над рекой поднимался пар. И хоть с оврагов тянуло сыростью, воздух казался чистым, будто глоток родниковой воды.
Я наслаждалась природой, ее ароматами, звуками и, похоже, Таня тоже. Она прикрыла глаза, ее ноздри трепетали, а на щеках играл румянец. Зато Аглая Игнатьевна громко похрапывала, уронив голову на грудь. Ее не в силах была разбудить даже ужасная тряска, от которой стучали зубы.
Когда показались городские стены, все сразу же приободрились. Захар принялся что-то насвистывать, нянюшка ёрзала на сидении, роясь в корзине, а у меня от нетерпения даже пятки зачесались. Ужасно хотелось увидеть все своими глазами!
Рыночная площадь уже гудела, как пчелиный улей. Чего здесь только ни было! Живая рыба в бочках, мясо, птица, яйца, масло, мед, мука! Прилавки ломились от мыла, свечей, домашних тканей, а под стенами стояли возы с сеном.
Крестьяне торговали своим товаром в открытых лавках, а приезжие купцы - в гостином дворе, прилавки которого выходили и наружу, и вовнутрь самой постройки. Мы ходили между рядами, не в силах сдерживать изумленные возгласы, и нянюшка то и дело одергивала нас.
- Чего вы рты-то пораскрывали, барышни? Того и гляди, кошель сопрут, прохиндеи ярмарочные!
Но какой бы все это ни вызывало интерес, нужно было заниматься тем, зачем мы сюда приехали. Заметив один единственный воз, на котором стоял мешок картофелем, я направилась туда, а Таня засеменила следом, вцепившись в мой локоть.
Нам пришлось пересмотреть огромное количество посадочного материала, чтобы выбрать действительно хороший продукт. Клубни должны были быть твердыми и целыми, без механических повреждений. Я в обязательном порядке проверяла, нет ли на них гнилых участков, следов ризоктониоза* или присутствия вредителей. На сморщенные клубни я даже не смотрела, потому что от них вряд ли удастся добиться хорошего урожая. Конечно, продуктивность картофеля еще зависела от количества глазков, но в нашем случае опасно было брать со слишком длинными – мы могли обломать то, что еще не обломали продавцы, везя товар на ярмарку. Они поглядывали на нас с насмешкой, но ни я, ни Таня не обращали на это внимания, продолжая заниматься своим делом.