Крылья любви (СИ) - Боброва Екатерина Александровна. Страница 70

Тело ломило от недосыпа, голова кружилась, во рту было сухо, точно Кэсси накануне переусердствовала с вином.

Она зябко поежилась. Вылезти из теплой кровати – подвиг. Выйти из комнаты в окутанный туманом парк – больше, чем подвиг. Но идти надо.

Холодная вода помогла проснуться, накидка из мягкой шерсти – смириться с неизбежным, и вот Кэсси уже шла по пустынным дорожкам парка, пребывающих в густых тенях ночи. Трава была покрыта прозрачным ковром из росы, первые птицы пробовали голоса, и туман лежал в низинах, словно огромный, спящий зверь.

Город тоже спал. Спали узкие улочки, спали дома с башнями, с бассейнами и беседками на крышах. Дремали храмы, похрапывал ветер в переулках, и лишь с полей уже доносился перезвон бубенцов – скот выгоняли на пастбище.

Когда Кэсси вышла из города, небо посветлело, окрасившись у горизонта бирюзой. Скоро встанет солнце, теплыми лучами окутает землю, а следом придет удушающая жара. Но до этого еще несколько часов, а пока воздух радовал своей свежестью, над дорогой носились ласточки, а в вышине заливалась звонкой трелью невидимая пичужка, радуясь восходу.

У дома Старой девушка замедлила шаг и едва успела разглядеть, как в густую тень скалы, стоящей у дома, нырнул человек.

У Старой посетитель? Так рано? Не одной ей не спалось сегодня ночью, но тем лучше – предсказательница точно встала и сможет её принять.

Девушка с трудом открыла тяжелую дверь, поморщившись от протяжного скрипа петель, вошла в пахнущий каменной сыростью, рыбой и высушенными травами коридор. Помялась у входа в лачугу.

– Заходи, раз пришла, – отчетливо донеслось из-за двери.

Голос Старой был сухим и шершавым. Так могло говорить засохшее дерево с потрескавшейся корой, если бы умело.

На этот раз внутри сильно пахло травами, заглушавшими даже рыбную вонь, которая, казалось, здесь прочно впиталась в камень. В очаге над огнем висел закопченный котелок, источающий горьковато-пряный аромат трав.

К удивлению девушки, сама хозяйка в это утро принарядилась. На черном свободном балахоне алела нитка бус, голову покрывал яркий платок, завязанный на восточный манер чалмой.

И ради кого она так, подумала девушка, гадая, кто же был тот таинственный визитер, ради которого старуха забыла о своей любимой тухлой рыбе?

Между тем Старая, с удивительной ловкостью перемещаясь по тесной комнате, взяла с полки глиняную кружку, зачерпнула варево и со стуком поставила на стол. Девушка сочла это за приглашение, прошла к окну и заняла место за столом, присев на колченогий табурет.

Пар вился над кружкой, собираясь в кольца. За крошечным окном разгоралась заря, и сквозь щели задувал свежий ветерок. Стояла тишина, прерываемая лишь треском поленьев в очаге.

Кэсси сидела, пытаясь собраться с мыслями. Надо с чего-то начать. Старуха долго терпеть её не станет – живо выгонит, а потому спрашивать нужно о самом важном. А как понять, какой из миллиона вопросов самый важный?

– Я никуда не хочу лететь.

Слова сами сорвались с языка. Девушка обозвала себя идиоткой – нашла о чем говорить, и замерла – сейчас её точно выпрут вон. Но Старая, как ни в чем не бывало, потрошила холстяной мешок, роясь там, точно в поисках завалявшегося кусочка сахара.

– Не хочу, – повторила ободренная её молчанием девушка, – ни с принцем, ни с кем-то еще. Не хочу вниз, мне здесь хорошо. И… – она запнулась, но все же решила быть честной: – Просто боюсь.

Старуху громко хмыкнула, её острый взгляд пронзил лицо девушки, и Кэсси ощутила, как запылали щеки румянцем.

– Не хочешь – оставайся, – проскрипела Старая, снова ныряя в мешок, – никто тебя не заставляет. Да и где это видано, чтобы девку, необученную, на войну отправлять!? Ты, чай, не подушка, чтоб с собой в постель тащить? Перебьется высочество, один поспит, не маленький уже.

Кэсси зачарованно кивала, соглашаясь с каждым словом Старой. Не подушка она и не собственность! Не обязана никуда лететь! Ей и здесь хорошо. Пусть они там, внизу, как-нибудь сами справляются.

– Да только, – Старая поскребла морщинистый подбородок узловатым пальцем, потом махнула рукой, – не важно. Решила – оставайся. Не твой мир, не твоя война, не твой суженый.

И вновь зашуршали сухие травы. Ну точно, сахар там ищет!

Кэсси нахмурилась. Было что-то царапающее тревогой в словах старухи. И почему, собственно, не её суженый?

– Что только?

Женщина не ответила.

– Нет, раз уж начали, говорите.

Старая, наконец, извлекла из мешка нечто темное, похожее на кусок засушенного гриба, осмотрела и, откусив кусочек, сплюнула на пол неожиданно ярко-синюю слюну. Кэсси отвернулась, скрывая тошноту, а потому следующее движение старухи уловила боковым зрением. Она бросила ЭТО в котел, не поверила девушка, твердо решив не пить из кружки. Даже под страхом смерти.

– А что тут говорить! – старуха внезапно рассердилась. – Я полжизни с этим пророчеством живу. ПОЛЖИЗНИ! – она погрозила кулаком кому-то невидимому. – Думаешь, ради этих кусков летающей земли стараюсь? Как бы не так! Да только эти камушки, как падать начнут, а они начнут, поверь мне, за собой всех потянут. Всех под собой угробят. И кто жив останется, о том сильно пожалеет. Земля умирать станет, не выдержав тяжести неба. А все гордыня да жадность, да злоба людская, – забормотала женщина, и шепот её становился все тише, пока не замолк окончательно.

У Кэсси мороз прошелся по коже, стены будто надвинулись, а воздух потяжелел. Стало трудно дышать. Захотелось прикрыть глаза, отрешиться от всего. Но разве можно забыть обещание смерти?

Внезапно холодный взгляд ожег левое плечо. Кэсси обернулась – никого. Лишь темнота в углу показалась плотнее обычного.

– А ну пошла отсюда! – крикнула вдруг Старая, махнув полотенцем.

Ощущение колючего взгляда пропало, точно испугавшись простой тряпки.

Кэсси передернула плечами и неожиданно поняла, что замерзла. Руки сами потянулись к теплой кружке.

– Ишь повадилась раньше времени, – проворчала, успокаиваясь, старуха, но полотенце продолжала сжимать в руках.

– Кто? – выдохнула Кэсси, грея ладони.

– Придет время, узнаешь, – нехорошо усмехнулась провидица. – Да ты не бойся, ко мне это. Давняя знакомая. Давно бы уже с ней ушла, да дела не отпускают. А ты что сидишь, душой горюешь? – внезапно сменила она тему. – Чай пей, живо!

Кэсси приподняла было кружку и даже потянулась к ней, но в последний момент вспомнила о синей слюне – кто знает, какие там гадости еще намешаны, и лишь сделала вид, что глотнула.

– А как вы догадались о принце? – задала девушка мучивший её вопрос, заодно желая отвлечь старуху от чая.

– Я хоть и старая, да не слепая. А если чего не замечу, кости живо подскажут. Они у меня еще никогда не ошибались.

Хлопнуло полотенце, прибивая муху, а затем в руках старухи мутным стеклом блеснул флакон, взятый с полки. Она зачерпнула из котла, посмотрела на свет, и Кэсси содрогнулась – сквозь стекло флакона явственно просвечивала синева.

Уже понимая, что сейчас произойдет, девушка приготовилась позорно удрать. Не успела.

– Тебе.

Флакон стукнулся о стол.

– Выпьешь, когда будешь все терять. Поняла? Не раньше.

Кэсси смотрела на подарок, словно на змею. Красивую, с синей чешуей, но очень опасную.

– Взяла и вымелась отсюда. Быстро!

Её опять выставляли вон, но в этот раз она была готова к этому.

– Последний вопрос, – осталась сидеть за столом, игнорируя сердитый взгляд хозяйки, – чем я буду полезна внизу? Чем смогу помочь? И что значит «золото небес разгонит мрак»?

– Привыкла, значит, тебе все помогают, за тебя все решают, да разжевывают?

Голос старухи источал ядовитую насмешку, но девушка лишь плотнее сжала губы, готовая терпеть издевательства. Ей нужны ответы!

– Нет, милая, в этот раз самой, своими мозгами, разбираться придется.

– Я, может, и разберусь, – она встала напротив Старой, внезапно осознав, что они одного роста и внешность Бабы Яги её больше не пугает, – да только не я объявила себя «золотом небес», не я решила, что мне уготована некая роль в исполнении пророчества, не я попросила свободовцев меня сюда доставить, хотя, признаю, это было проделано вовремя. И прошу не так много – намек, подсказку, хоть что-нибудь.