Крылья любви (СИ) - Боброва Екатерина Александровна. Страница 77
«Обещаю… если ты примешь меня таким, каким я есть, с недостатками, вспыльчивым и заносчивым нравом, а главное – с империей».
Империя… Кэсси поморщилась, вспомнив свое пребывание во дворце. Увы, Лейнар и империя неразделимы. Выбираешь одного, получаешь обоих.
Рискнуть что ли и побыть фавориткой? Подпалить парочку комнат или потоп устроить, а то расслабились, понимаешь. Там недолго и кланам распоясаться. Нехорошо…
«Трон примеряешь?» – мелькнула едкая мысль.
Звякнуло маленькое окошко в нижней части двери, чья-то рука в темно-серой форме поставила на пол миску с кашей, куском хлеба и кружку с водой.
«А вот и кормежка, ваше, хм, величество».
Кашу девушка есть не стала – доверия та не вызывала: серая, со странными комками. А вот хлеб съела, запивая водой.
Когда дверь распахнулась и в камеру шагнул охранник – забрать посуду, Кэсси была готова. Атаковала сразу и встретила гаденькую улыбочку мужчины – пламя точно всосалось в воздух – раз и нет ничего.
– Новенькая, да? – ухмыльнулся охранник, оставшись стоять на пороге. – Правил еще не знаешь? Тогда слушай: кормежка два раза, утром и вечером. Посуду оставляешь тут, – и он ткнул себе под ноги. Не оставила, следующей кормежки не получишь. Не буянить, вести себя тихо, тогда, может, лишний кусок хлеба получишь, поняла?
– Где остальные? – указания охранника Кэсси пропустила мимо ушей. Он был ей интересен только с одно точки зрения – убить и вырваться на свободу.
– Все здесь, – еще шире улыбнулся мужчина, – взяли тепленькими.
– Врешь! – крикнула девушка. – Не могли наши сдаться без боя!
– Тю, – сложил губы трубочкой мужчина. Был он широк плечами, лицо округлое, с первыми признаками полноты, голова гладко выбрита, а над губой яростно топорщились темно-рыжие усы, – да ваши, окромя пируэтов в небе, ничего и не умеют. Порхают да ножичками машут, вот и все, на что способны.
– Врешь, – уже спокойно произнесла Кэсси.
– Не хочешь – не верь, только все ваши летуны у нас по камерам сидят, да головы лечить пытаются. Ты, кстати, быстро отошла. А скоро и остальные, которые на островах, будут…
– Надсмотрщик Саброев! – резкий оклик заставил мужчину побледнеть, отшатнуться, пробормотав: – Заговорился я с тобой, – он забрал кашу и удалился, хлопнув дверью.
Кэсси осталась одна – кипеть от злости, кусать губы и переживать. Нижние миры вызывали у нее отвращение. Сначала сумасшедшее бегство по ночному городу, а теперь вот камера. Дайте только вырваться отсюда – и больше она в Нижние ни ногой. Хватит. Небо роднее и привычнее будет.
Он появился вечером. Сначала пришел уже знакомый Саброев. Нахмурился, встопорщив усы, неодобрительно покачал головой на полную тарелку каши и, воровато оглянувшись по сторонам, положил еще один кусок хлеба на кружку.
Вздохнул, споря сам с собой – правильно ли это, проявлять сочувствие к заключенной – и подпрыгнул от дернувшей его за рукав детской ручонки.
– Это она? – прошептал голосок, и Кэсси навострила уши.
– Вы что здесь делаете? – испуганно прошептал Саброев, цветом лица равняясь со стенами камеры. – Не положено!
– Оставь нас! – приказал ребенок.
– Но ваш батюшка… – взмолился надсмотрщик.
– Пошел вон, – процедил ребенок, и столько непоколебимой уверенности было в его тоне, столько силы, что Саброев прерывисто вздохнул и исчез из дверного проема, а на пороге Кэссиной камеры появился мальчик. Примерно лет десяти, с некрасивыми, мелкими чертами лица, курносым носом и жидкими черными волосенками. Самыми примечательными у него были глаза – большие, зеленые, сейчас в них плескалось презрение напополам с ненавистью, но Кэсси не обманулась – мальчика привело сюда любопытство.
Несколько минут они молча разглядывали друг друга.
– Твой отец засадил нас сюда? – спросила наугад девушка. Уж больно точно пацан копировал чей-то тон, старательно вздергивал подбородок и наморщивал лоб.
– Мой, – мальчик расправил плечи, – он самый сильный.
– Сильнее нас?
Разговор принимал любопытный поворот, да и она сама была рада хоть какому-то разнообразию. Четыре стены, капель и тишина надоели до зубовного скрежета.
– Конечно, а скоро все ваши острова он поставит на колени, и тогда мы будем жить вон там, – и пацан ткнул пальцем в небо.
Какая самоуверенность, раздражаясь, отметила Кэсси. То есть кто-то уже распределил их острова себе. Ну-ну. А луну они не хотят добавить до комплекта?
– А если мы не пожелаем, хм, на колени?
– Тогда, – и он провел ладонью вниз к полу, – бах.
Отлично, просто отлично, со злостью подумала девушка. Ей угрожает малолетний преступник. Эх, выпороть бы, да нельзя.
Так значит, они попали куда нужно – отец вот этого негодника и есть ронятель островов. Интересная информация, но абсолютно бесполезная для сидящих в камерах. Впрочем…
– Ты, наверное, гордишься таким отцом?
Пацан еще выше вздернул свой курносый нос.
– Ты должна обращаться ко мне ваша светлость.
– Так ты – княжич?! – сделала вид, что удивилась Кэсси.
– Непохож что ли? – набычился ребенок, шмыгнул носом и вытер его рукавом, и тут же испуганно оглянулся – не видит ли кто.
– Мне сложно судить, на моей родине нет князей.
– Как это? – вытаращил зеленые глазенки княжич.
Кэсси намагичила воздушную подушку – благо в центре камеры сила слабо, но повиновалась, и села, устроившись напротив двери, а потом прикрыла глаза, вспоминая о родном мире.
– А вот так. Давным-давно в моей стране жил был царь…
Это была самая неправильная история России, пересказанная когда-либо. Правда и откровенный вымысел смешались в ядреную смесь, больше похожую на сказку. В ней Кощей похищал юного царевича, а Иван-дурак в красной рубахе бился с белоголовым змеем. Баба-яга травила всех подряд и строила козни против купцов, обманом захвативших трон, пока царь удалился в печали, переживая похищение сына. А потом… Иван прогнал змея за море, нашел смерть Кощееву, но царевича не спас. Царь-батюшка пал от рук вероломных купцов, а народ… решил, что трон надо отдать Ивану. Только Ивану трон был не нужен. Так и не стало царя в царстве. А народ стал сам выбирать, кто им будет править.
Кэсси откашлялась. Горло от долгого рассказа пересохло, но горящие глаза ребенка молили о продолжении.
– Княжич! – донеслось издалека, и ребенок замер испуганным зверьком.
– Ты это… – он завертел головой на тонкой шее, – поменьше магичь здесь, понятно? Пора мне, – он снова шмыгнул носом, дернулся было идти, но вернулся: – А ты еще такие истории знаешь?
– Знаю, – стараясь не улыбаться, серьезно ответила Кэсси.
– Ага, – кивнул княжич и бегом припустил по коридору, в противоположную сторону от той, где доносились звавшие его голоса.
Кэсси развеяла воздушную подушку, взлохматила нечесаные волосы. Что она делает? Рассказывает сказки врагу? И какая разница сколько ему лет, если он мечтает жить на островах, а жителей Верхних миров превратить в рабов.
Что тут можно сказать? Дура…
Одиночество – вот что она увидела в зеленых глазах ребенка. И сердце откликнулось жалостью. Погубит её когда-нибудь эта жалость, однозначно погубит.
За окном стремительно темнело, и кровать тонула в серых тенях. Первый день подошел к концу, а никто даже не пошевелился их спасать. А ведь должны были подойти корабли сопровождения. Доложить об исчезновении принца императору. Что-то должно было происходить за этими долбаными стенами!
Главное верить – спасение близко. Вот-вот постучится в дверь, ворвется в окно. Сейчас наступит полная темнота, под её прикрытием их и спасут. Хорошо бы раскатать тюрьму по камушку, но она согласна и на тихое исчезновение из камеры.
Ну почему никто не идет?! Сколько можно… неужели ей придется спать на этой кровати? И почему, интересно, здесь нельзя пользоваться силой? Можно ли верить словам княжича? И как так получилось, что все Верхние миры проглядели угрозу? Где, спрашивается, была их разведка?