Фрейд и психоанализ - Юнг Карл Густав. Страница 11
[102] Комментарий: Здесь отсутствует фрагмент о нехватке места в раздевалке; Мария сразу же идет купаться с учителем. Их совместному пребыванию в воде придается более личный оттенок посредством веревки, соединяющей учителя и двух девочек. Двусмысленность относительно «посадки»[24] в оригинальном варианте имеет здесь свои последствия, ибо часть о пароходе теперь занимает второе место, тогда как первое место отдано учителю, который сажает Марию себе на спину. (Восхитительная оговорка «она может забраться мне на спину» вместо «ему на спину» свидетельствует о внутреннем участии рассказчицы в этой сцене.) Это объясняет, почему пароход появляется так неожиданно: он нужен для того, чтобы придать двусмысленной «посадке» знакомый, безобидный оборот. Пассаж об отсутствии одежды, двусмысленность которого мы уже отмечали, вызывает у девочки особый интерес. Учитель покупает куртку, а девочки получают длинную густую вуаль, которую носят только на похоронах или на свадьбах. О том, что свадьба здесь понимается в более широком смысле, свидетельствует замечание, что у невесты не было вуали: та женщина невеста, у которой есть вуаль! Рассказчица, близкая подруга Марии, помогает сну продолжаться: обладание вуалью характеризует Марию и Лину как невест. Все оскорбительное или аморальное в этой ситуации нейтрализуется тем, что девочки снимают вуаль; рассказчица, таким образом, придает ситуации невинный оборот. Тот же механизм используется и при описании двусмысленной ситуации в Андерматте: там нет ничего, кроме приятных вещей, кофе, картофеля, меда и масла, возврата к инфантильному по хорошо известному образцу. Конец кажется весьма неожиданным: учитель становится крестным отцом.
[103] 2. Марии снилось, что она купается вместе с Линой и учителем. Отплыв далеко от берега, Мария сказала учителю, что у нее болит нога. Учитель сказал, что она может плыть на его спине. Не знаю, действительно ли последняя фраза звучала именно так, но думаю, что да. Так как в это время по озеру плыл пароход, учитель сказал, чтобы она подплыла к пароходу и села на него. Я правда не помню, как она это рассказывала. Потом учитель или Мария – не знаю, кто именно – сказали, что они сойдут в Z. и побегут домой. Учитель подозвал двух мужчин, которые только что купались, и попросил переправить детей на берег. Лина села на спину одного из них, Мария – на спину другого, толстого, а учитель, держась за его ногу, поплыл следом. Оказавшись на берегу, они побежали домой. По дороге учитель встретил своего друга, у которого была свадьба. Мария сказала, что тогда было модно ходить пешком, а не ездить в экипаже. Потом невеста сказала, что они тоже могут прийти на торжество. Учитель сказал, что было бы неплохо, если бы девочки отдали невесте свою черную вуаль, которую они раздобыли по дороге, не знаю где. Девочки отдали вуаль, и невеста сказала, что они славные, добрые дети. Потом они пошли дальше и остановились в гостинице «Солнце». Там они что-то ели, не знаю что. Потом они отправились в свадебное путешествие в Андерматт. Они пошли в амбар и стали танцевать. Все мужчины скинули верхнюю одежду, кроме учителя. Невеста сказала, что он тоже должен. Учитель сначала отказывался, но потом все-таки согласился. В итоге он оказался… Учитель сказал, что ему холодно. Дальше рассказывать не могу, это неприлично. Вот и все, что я слышала о сне.
[104] Комментарий: Рассказчица обращает особое внимание на «посадку», но не уверена, относится ли она в оригинале к учителю или к пароходу. Эта неопределенность вполне компенсируется подробным рассказом о двух странных мужчинах, которые посадили девочек себе на спину. Для нее сидение на спине – слишком ценная мысль, чтобы от нее отказываться, но ее смущает учитель как объект. Отсутствие одежды также вызывает сильный интерес. Свадебная вуаль теперь стала черной, как траурная (естественно, чтобы скрыть нечто неприличное). Здесь невинному обороту придается даже добродетельный акцент («славные, добрые»); аморальное желание незаметно превращается в добродетель, на которой делается особый акцент, а потому вызывает определенные подозрения. Рассказчица щедро заполняет пробелы в сцене с амбаром; мужчины снимают верхнюю одежду, учитель следует их примеру и, оказавшись голым, замерзает. После этого происходящее становится слишком «неприличным». Девочка правильно распознала параллели, которые мы предположили выше, обсуждая оригинальную историю, и добавила сцену раздевания, на самом деле относящуюся к купанию, сюда – в конце концов, должно же было как-то получиться, что девочки оказались наедине с голым учителем.
[105] 3. Мария рассказала мне, что видела следующий сон: Однажды я пошла купаться, но в раздевалке не было места. Учитель отвел меня в свою кабинку. Я разделась и вошла в воду. Я плыла, пока не добралась до отмели. Там я встретила учителя. Он спросил, не хочу ли я переплыть озеро вместе с ним. Я согласилась, и Лина тоже. Мы поплыли и вскоре оказались на середине озера. Плыть дальше мне не хотелось. Что было потом, точно не помню. Вскоре показался пароход, и мы на него сели. Учитель сказал: «Мне холодно», и матрос дал нам старую рубаху. Каждый из нас оторвал по лоскуту. Я обвязала свой вокруг шеи. Затем мы сошли с парохода и поплыли в К. Мы с Линой не хотели плыть дальше, и двое толстяков посадили нас к себе на спины. В К. нам дали вуаль. Мы завернулись в нее и пошли по улице. Учитель встретил своего друга, который пригласил нас на свадьбу. В гостинице «Солнце» мы играли в разные игры и танцевали полонез. Я точно не помню. После этого мы отправились в свадебное путешествие в Андерматт. У учителя не было с собой денег, и он украл несколько каштанов. Учитель сказал нам: «Я так рад, что путешествую с двумя моими ученицами». Потом произошло кое-что неприличное, о чем я писать не буду. Вот и весь сон.
[106] Комментарий: Здесь совместное раздевание происходит в отдельной кабинке. Отсутствие одежды на корабле порождает новый вариант (старую рубаху разрывают на три части). Из-за своей неопределенности сидение на учителе не упоминается – девочки садятся на спины двух толстяков. Характеристика «толстый» подчеркивается и в этой и в предыдущей версии; видимо, учитель отличается полнотой. Замена типична: у каждой из девочек есть учитель. Дублирование или приумножение личностей выражает их значимость, то есть наделение либидо. То же самое верно и в отношении повторения действий[25]. Значение подобного приумножения особенно явственно проявляется в религии и мифологии. (Ср. Троицу и две мистические формулы исповеди: «Isis una quae es omnia», «Hermes omnia solus et ter unus»[26].) В быту мы говорим: «Он ест, пьет или спит „за двоих“». Кроме того, приумножение личностей выражает аналогию или сравнение: мой друг имеет «ту же этиологическую ценность», что и я (Фрейд). При dementia praecox – или шизофрении, если использовать более широкий и удобный термин Блейлера – дублирование является прежде всего выражением инвестиции либидо: дублированию подвергается именно та личность, на которую пациент осуществляет перенос. («Существует два профессора Н.» – «И два доктора Юнга. Сегодня утром ко мне приходил человек, который тоже называл себя доктором Юнгом».) Очевидно, в соответствии с общей тенденцией шизофрении это расщепление представляет собой аналитическую депотенциацию с целью предотвращения слишком сильных впечатлений. Еще одно значение приумножения личностей, несколько иного рода, заключается в возвышении некоего атрибута до уровня живой фигуры. Простой пример – Дионис и его спутник Фалес, причем Фалес (фаллос) – олицетворение пениса Диониса. Так называемая дионисова свита (сатиры, титиры, силены, менады, мималлоны и т. д.) состоит из персонификаций атрибутов самого Диониса.
[107] Сцена в Андерматте изображается с большим остроумием, или, вернее, получает дальнейшее развитие. Фраза «Учитель украл несколько каштанов» означает, что он сделал нечто недозволенное. Под каштанами подразумеваются жареные каштаны, которые при высокой температуре трескаются и, как известно, символизируют женские половые органы. В этом контексте становится понятным замечание учителя, что он «так рад путешествовать с двумя своими ученицами», последовавшее непосредственно за кражей каштанов. Кража каштанов – это, конечно, личная интерполяция: ничего подобного не встречается ни в одном другом рассказе. Она показывает, насколько интенсивным было внутреннее участие одноклассниц в сновидении Марии, то есть оно имело для них «одинаковую этиологическую ценность».