Пятое правило дворянина (СИ) - Герда Александр. Страница 32

— Спасибо, ничего не нужно, — ответил Георгий Васильевич, хотя поймал себя на мысли, что сейчас с удовольствием хлопнул бы рюмку хорошего коньячка.

— Как угодно, — пожал плечами Романов, дождался пока глава тайной канцелярии все же займет предложенное ему кресло, а затем спросил. — Слыхали, что в Москве говорят?

— Знать, о чем говорят в приличных домах империи и на улицах —является частью моих непосредственных обязанностей, Ваше Императорское Величество, — ответил граф.

— Вот и хорошо. В таком случае, ответьте мне на вопрос, когда я смогу пресечь эти разговоры? Я надеюсь, вы понимаете, что дать возможность усомнится в скорости и неотвратимости наказания от Императора может слишком дорого мне обойтись? — Николай Александрович нахмурился. — В нашем аристократическом мире все так сложно устроено, что даже легкое волнение может повлечь за собой цунами. Я не говорю, что этим уже кто-то занимается или будет заниматься, но при большом желании это возможно.

— Разумеется, Ваше Императорское Величество.

— А что с ответом на мой вопрос?

— Работаем, Николай Александрович. Я и сам не сплю, и парням не даю, — честно сказал Бестужев. — Думаю, что со дня на день я вас порадую какими-нибудь новостями.

— Было бы неплохо, — Романов посмотрел на Георгия Васильевича пристальным взглядом. — Скажу вам честно, граф... Мне нравится мальчишка. К тому же, он уверенно идет к своей цели и за неполный год у него появилось множество сторонников при дворе. Многие считают, что он верный сын своего Отечества и может не только показывать себя как отличный Мироходец, но и усилить наши позиции на мировой арене.

— Я слышал мнения на этот счет, — ответил глава тайной канцелярии.

— Более того, — продолжил Император пропустив слова Бестужева мимо ушей. — Самим фактом существования Соколова и его блестящей карьеры я набрал очень много политических очков. Во-первых, несмотря печальную участь его семьи, я дал парню возможность проявить себя. Во-вторых, он и в самом деле оказался весьма способным и талантливым юношей. Что, по мнению многих родов, говорит о моей политической дальновидности и проницательности...

Николай Александрович немного помолчал, а затем загнул еще один палец на своей правой руке и продолжил:

— В-третьих, граф, Владимир Михайлович и в самом деле крайне полезен империи. Он уже сделал столько, сколько некоторые не успевают за всю свою карьеру. А ведь есть еще и четвертый пункт — кроме него никто не владеет сразу двумя подобными Дарами одновременно. Этот мальчишка уникален! Ну а если он найдет себе достойную пару, то за его ребенка могут передраться все мировые державы, понимаете?

Большую часть того, что сказал ему сейчас Николай Александрович, Бестужев, конечно, понимал и сам. Пусть не детально, но в общих чертах совершенно точно. Вот только так далеко в будущее он не заглядывал и по части наследников Соколова никаких рассуждений пока не делал.

— В основном, понимаю, Ваше Императорское Величество, — ответил он.

— Тогда вы должны знать, что никакого желания казнить Соколова у меня нет. Я делаю на него большую ставку и мне бы совсем не хотелось отрубить голову курице, которая несет золотые яйца и будет это делать в дальнейшем, — взгляд Романова в этот момент стал холодным и жестким. — Но может случиться так, что мне придется это сделать. Такие правила у этой чертовски сложной игры под названием — политика и интриги. Просто нет другого выхода. Или он идет на плаху, или повсюду продолжаются разговоры, которые мне очень не нравятся, Георгий Васильевич. Чем больше времени проходит, тем все громче слышны эти разговоры, граф...

— Николай Александрович, дайте нам еще немного времени.

Император нахмурился и его бледный лоб перерезало сразу несколько морщин.

— Двое суток, Георгий Васильевич, — сказал он после долгой паузы. — Я даю вам еще двое суток, чтобы вы разобрались с этим вопросом. Если случится так, что я буду вынужден судить Соколова, Владыкиных и прочих участников этой неприятной истории... В общем, советую вам не разочаровывать меня.

Бестужева бросила в жар. Даже думать не хотелось, что мог повлечь за собой гнев Романова.

Глава тайной канцелярии встал с кресла.

— Разрешите идти работать, Ваше Императорское Величество?

— Идите, — махнул рукой Император. — И не забудьте то, о чем я вам сказал...

Бестужев стремительно вышел из кабинета в приемную, закрыл за собой дверь и сел на диван.

Двое суток. У него еще есть сорок восемь часов, чтобы попытаться вытащить Соколова из задницы, в которой тот оказался. Ну и спасти свою голову от гнева Императора, разумеется.

С одной стороны, в запасе еще уйма времени, а с другой, можно сказать, что его не осталось вовсе...

Бестужев вытащил из кармана телефон и набрал Демидова.

Нижегородское княжество.

Нижний Новгород.

Имение Унковского.

Больше никого из его близких в имении не было. Жену и дочь Гаврила Осипович отправил в Крым, подальше от Нижнего Новгорода. Сейчас им нечего было здесь делать — слишком опасно. Интуиция подсказывала ему, что дело пахнет жареным, а она редко его обманывала.

Причем кажется уже давно, с того самого момента, как Фома выполнил свою часть уговора и отправил на тот свет директоров всех трех заводов, принадлежавших сейчас Соколову.

Самое главное, что маркиз даже не знал кого ему стоит больше бояться — виконта из далекой Москвы или Фомина, который мало того, что совсем рядом, так еще и обнаглел вконец.

Если до этого бандит просто вел себя вызывающе, то после убийств и вовсе сел Унковскому на голову. Являлся к нему в офис и в имение как к себе домой, иногда даже пьяный, требовал к себе внимания...

Маркиз уже не один раз пожалел, что связался с этим головорезом, который даже не пытался выглядеть как интеллигентный человек. Более того, он еще и постоянно намекал Гавриле Осиповичу о возможности скоро родства... Даже спрашивал, что подарить его дочери на свадьбу, чем вводил маркиза в ступор. Каков наглец!

Однажды Фома до того обнаглел, что назвал Унковского папашей, да еще и панибратски приобнял. Конечно, в тот день он был пьян сильнее обычного, но кому от этого легче? Мысль о том, что скоро Фомин и в самом деле перейдет от намеков на брак с его дочерью к прямым предложениям — доводила его до бешенства.

Кроме всего прочего, было еще кое-что... Как-то раз жулик имел неосторожность сказать, что и вовсе предпочел бы жениться на сироте. Разумеется, Фома преподнес это как шутку, но вот маркиз с того момента потерял покой. По своему опыту он знал, что у людей такого типа с юмором туго...

К тому же, то и дело на ум приходил Соколов и куча трупов возле охотничьего домика. По правде говоря, он бы и сам с удовольствием сбежал отсюда в Крым хотя бы на пару недель, но вот именно сейчас он себе никак не мог этого позволить.

Как бы там не развивалась ситуация, а на кону в данный момент стояло все, ради чего это вообще затевалось. Какого черта отсиживаться в Крыму, если он уже влез в эту историю? Нет никакого смысла. Если он так поступит, то даст повод Фоме думать, что он его боится и лишится вообще каких-то шансов на то, что заводы вновь отпадут к нему.

Пока же эти шансы у него были. Мало ли, что он там себе надумал? Все-таки не законченный же гад, этот Фомин? Может быть он и в самом деле надумал себе больше, чем следовало.

Тем не менее, большую часть времени Унковский проводил в своем любимом подвале, который он любовно называл — крепость. Не то, чтобы это был именно подвал, скорее еще один этаж в доме. Разве что с одним небольшим дополнением — он был полностью расположен под землей.

Все здесь было обустроено по его личному желанию, а значит имелись самые разные приятные мужскому сердцу вещи типа сауны, бильярдного стола, комнаты для возлияний с приятелями и всего прочего. Даже имелся небольшой кинозал. Правда, последним Унковский не пользовался, но сути дела это не меняло — можно было посмотреть чего-нибудь если захочется...