Пошла, нашла, с ума сошла (СИ) - Красевина Анна. Страница 3

Я выложила на диван, где сидел, чинно сложив на коленях руки, мой находимец, полный комплект одежды: трусы, носки, футболку, джинсы, и даже поставила на пол рядом дырявые тапки, которые собиралась, но к счастью, так и не выбросила. И сказала, подкрепляя слова жестами:

— Мою куртку снимешь, все это наденешь. Андэстенд?

— Стенд… куротко, — выговорил Гоша.

— Ну хоть коротко, и то хорошо. Главное, штаны на голову не надень, остальное не так страшно. Я пока на кухне буду, кофе нам сделаю. И бутерброды. Голодный ведь, наверное? Но что-то более существенное приготовлю позже, в мага́зик еще сходить надо.

Господин Энатакор выслушал мою тираду не моргнув и глазом, хотя за стеклами очков я это все равно бы не увидела. Вряд ли что-то понял, ну да ладно. Я вообще удивилась, что так много балаболю, Валере столько слов я и за день не всегда наговаривала. Правильно он от меня ушел, наверное.

— Ты очки-то дома сними, — перебивая неприятные мысли, протянула я руку к Гошиному лицу. Но он так вцепился в дужки, что я побоялась: сломает. И отмахнулась: — Да хоть в душе в них мойся, мне-то что. У меня еще одни есть.

Сказав про душ, я подумала, что идея-то здравая. Вот только как втолковать ее Гоше? Да еще показать потом, как воду открывать, как теплей-холодней ее делать. Проще тогда самой его вымыть, но я к таким подвигам была еще не готова. Да собственно, и не собиралась к ним готовиться. В конце концов он не маленький, захочет помыться — даст уж как-нибудь знать. Впрочем, грязным находимец и не выглядел — лишь ноги в пыли, ну да ногами не хлеб брать, и так пока сойдет.

Так что я оставила Гошу переодеваться, а сама пошла на кухню варить кофе и резать бутерброды. Хлеба, колбасы и сыра хватило на восемь штук — чтобы заморить червячка вполне достаточно. Пьют ли гребешочники кофе, я не знала, но чая у меня все равно не было, так что или кофе, или просто вода — пусть сам выбирает. С сахаром или без — тоже пусть самостоятельно определяется.

Подготовив все для незатейливой трапезы, я отправилась за гостем, предварительно крикнув из кухни:

— Можно?!

— Курдец, — послышалось из комнаты.

Я вошла — и чуть не села прямо на пол. Нет, штаны он на голову не надел. Это вообще был единственный предмет одежды, который Гоша использовал по прямому назначению. На голову он надел футболку. Точнее, замотал ею свой красиво стриженный кочан на манер тюрбана. Носки гребешочник натянул на руки. Ах да, еще он правильно надел тапки. Правда, на босые ноги. Только почему-то уже не пыльные. Ответ обнаружился быстро — неподалеку валялись на полу испачканные грязью и пылью трусы.

Сам законодатель новой моды выглядел очень довольным. Я не выдержала и расхохоталась. А потом сказала:

— Прямо в точку. Действительно, курдец.

После этого я с горем пополам объяснила своему гостю, в чем он не прав, и общими усилиями мы расположили предметы одежды на нужных частях тела. Кроме трусов. Их мне опять пришлось отправить в стирку. Ничего, походит пока без них, джинсы не настолько протерты, чтобы просвечивать.

Я и так уже понимала, что без знания хотя бы основных слов и фраз нам с Гошей трудно будет о чем-либо договориться. Вынужденное переодевание лишь укрепило эту мысль, а последующий перекус бутербродами с кофе вывел ее на верхнюю позицию списка первоочередных дел.

С кофе вообще вышло так, что его мы даже не попили. Я поставила перед гостем чашку, плеснула туда совсем чуть-чуть и жестом показала: попробуй. Себе же налила как обычно, доверху. Но успела сделать всего один глоток. В следующий момент Гоша, проведя осторожную дегустацию, завопил словно резаный: «Улюхапа!!! Покатол обиссяки!» и выбил у меня из рук чашку.

— Сам ты ссяка, — обиженно буркнула я, подбирая осколки. — Очень даже неплохой был кофе.

Глава 2

Теперь требовалось решить, кто из нас будет обучаться: Гоша русскому или я обиссякскому. В принципе, на память я не жаловалась, английский, к примеру, дался мне легко. Но и преподаватель на курсах был хороший. Я сильно сомневалась, что мой находимец обладал педагогическим талантом, а даже если и так, то попробуй это втолковать гребешистому сенсею. Да и мне, если честно, не особо хотелось учить чужой язык для того лишь, чтобы разговаривать на нем с единственным человеком, и то, я надеялась, недолго. Пусть лучше гребешочник учит русский, ему-то это может и в том же магазике пригодиться, не век же он у меня в квартире будет сидеть.

Я привела накормленного бутербродами Гошу в комнату, поставила в центре стул на колесиках и объявила:

— Буду учить тебя разговаривать по-нашему. По крайней мере попытаюсь. Садись.

Вряд ли Гоша хоть что-то понял из сказанного, но мой палец, указывающий на стул, оказался хорошим помощником, ученик занял свое место.

А я стала думать, с чего бы начать, невольно крутанув при этом стул, что, судя по счастливой улыбке, явно понравилось обучающемуся. Неплохо было бы дать ему понять, что это он и есть. В смысле, что я задумала его именно учить, а не просто поиграть в карусельку.

Я решительно остановила стул и сказала:

— Слушай внимательно. Вот я, — открыла я рот и поболтала языком, — говорю. Бла-бла-бла и все такое. Это называется го-во-рить. А ты, — дотронулась я до ушей ученика, — мое бла-бла-бла вот этим принимаешь. И это называется слу-шать.

— Бля-бля-бля, — широко улыбнулся Гоша.

— Будешь такое говорить, родителей вызову. Нет, вот плохое они схватывают быстро! Даже пришельцы с гребнями. Хотя я сказала совсем другое. — Я почесала затылок и продолжила урок: — Значит так: го-во-рить, — показала я на свой рот, — слу-шать, — ткнула пальцем сначала на левое Гошино ухо, а потом и на правое. — Теперь наоборот… Когда ты произносишь свои «обиссяки» и «акутуры»…

— Акутура!!! — подпрыгнул со стула учащийся и принялся озираться.

— Энатакор, сядьте! — притопнула я. — «Акутура» — это образно. В смысле, что это ты го-во-рить, а я, — легонько хлопнула я по ушам, — слу-шать. Понял?

Но Гоша не понял. О стоял, явно встревоженный, а потом помотал головой:

— Акутура котока.

— Котока, котока, — шагнула я к нему и невольно погладила выпирающий сквозь ткань футболки гребень. — Все хорошо.

— Все хорошо? — переспросил Гоша.

— Ну конечно, глупенький. Нет тут никакой а… — Я как открыла рот, так и забыла закрыть. Потом все-таки вспомнила и просипела сквозь пересохшее горло: — Что ты сказал?

Но мой удивительный находимец молча смотрел на меня сквозь темные стекла очков, определенно не понимая, чего я от него хочу. Но он ведь только что, четко, даже без акцента, переспросил меня… Впрочем, он скорее всего опять спопугайничал, просто уж очень к месту получилось.

— Да ты садись, садись, — снова провела я по его гребню, — попробуем учиться дальше.

— Садись? — показал на стул Гоша.

Он понял! Он все-таки понял! Я даже запрыгала. Ученик тоже подпрыгнул, но я замотала головой:

— Нет-нет-нет! Садись — это вот это, — замахала я на стул, негодуя на себя за такую оплошность, — ты правильно понял.

Гоша осторожно сел. Ура-ура! А вот дальше дело опять не заладилось. Как я только перед ним ни прыгала, как ни гримасничала, какие пантомимы ни строила, объясняя смысл слов и понятий — все впустую. Причем этот мой великовозрастной учащийся принял все, похоже, за игру — то и дело вскакивал и пытался схватить меня за руку. Я ее, понятно, отдергивала, а Гоше это определенно не нравилось. В итоге он, как недавно сама я, притопнул и взмахнул руками:

— Бля-бля-бля!

— Так говорить некраси… — начала я, удивившись такому поведению ученика, но тот удивил меня еще больше, схватив все-таки мою руку и, повернувшись спиной, приложив ее к гребню.

Я решила, что ему просто понравилось, когда я пару раз погладила его гребешок. Сейчас это было совсем не к месту, но с другой стороны — что мне, жалко? Мне даже самой нравилось это делать. И я погладила Гошин гребень. Но вместо благодарности мой ученик снова топнул и выкрикнул: