Дом с привидениями (антология) - Агеев Леонид. Страница 40

Воронец опустил глаза, подчеркивая, что он тут ни при чем, что будь его воля, все прошло бы тихо и спокойно. Так, как скажут.

— Я ведь понимаю, о чем вы думаете, — сказал генерал. — Мол, сидит такой солдафон. Ать-два левой! Не знает ничего, кроме уставов. Мозги у него деревянные. Даже не представляет, что он открыл. Одно умеет — подать команду голосом.

Он усмехнулся добродушно.

— Нет, я совсем не о том, — смущенно забормотал Астафьев. — Вы совершенно напрасно, у меня и в мыслях не было…

— Профессор намеревался сказать совсем не это, — предупредительно пояснил Воронец. — Он лишь хотел привлечь ваше внимание, так сказать, к масштабу события…

Генерал неожиданно посмотрел на Воронца, как на провинившегося рядового. Тот даже выпрямился, будто по стойке смирно, невразумительно пробормотал еще что-то и замолк.

— Я могу принести извинения, если в моих словах… — нерешительно начал Астафьев.

— При чем тут извинения, профессор, — генерал тоже отложил вилку, посмотрел ему в лицо темными глазами, подумал и сказал медленно: — Два месяца назад, примерно в мае, американцы передали, что их противовоздушной обороной в пустыне одного южного штата был сбит советский разведывательный аппарат. Возможно, вы видели опровержение в газетах. — Астафьев покачал головой: не видел. — Как вы знаете, если есть хоть малейший повод, то сразу же поднимается невероятный шум в зарубежной прессе. Советская военная угроза и так далее. — Он помолчал. В траве трещали сотни кузнечиков. Воронец застыл с булкой в руке. — Так вот. Никакого шума не было. Вернее, он начинался, и вдруг замолчали радио, газеты, как по команде.

— Представитель госдепартамента выступил с опровержением, — сказал полковник.

— Да. Даже опровержение было. Хотя в других, гораздо более сомнительных, случаях опровержения не последовало.

Астафьев спросил напряженно:

— Вы думаете?..

— Никаких разведывательных аппаратов мы туда не посылали, — сказал генерал.

Опять наступило молчание.

— Но это… это… — сказал Воронец.

Генерал спокойно ответил:

— Это значит, что мы имеем дело уже со второй попыткой.

— Минутку, минутку, — сказал Астафьев. — И в первый раз тоже, значит, сбили. И во второй?

— Видимо.

— Неужели нельзя было договориться, подать сигнал! — фальцетом закричал Астафьев. Полковник, который до этого внимательно ел, уронил вилку. — Это же вам не маневры. Не игра в солдатики! Вы понимаете, что вы наделали?

Генерал подождал, пока он замолчит, и ответил еще спокойнее:

— Договориться мы пытаемся уже много лет. Не наша вина, если до сих пор нет почти никаких результатов. Что же касается данной ситуации, то здесь все предельно ясно. Пеленгаторы засекли неизвестный объект в воздухе. Двигался он со стороны границы в глубь страны. Скорость ниже ракетной. На запросы не отвечал. На приказ садиться не отреагировал — лез прямо сюда. Ну, а там дальше… — он мотнул головой назад. — В общем, допустить его туда мы не могли.

— И конечно, первым делом — стрелять!

— Вы полагаете, мы каждый день ждем звездолеты или как их там называют, — холодно ответил генерал.

— Но надо было еще посигналить… дать ракету… ну что там у вас… — беспомощно сказал Астафьев.

Генерал мгновенно улыбнулся, видимо, предложение показалось ему глупым: он ответил терпеливо, как школьнику:

— Существует инструкция, профессор. Приказ. Понимаете — приказ.

— Летчики действовали правильно, — сказал полковник.

— Но вы хоть внимательно все осмотрели? Вдруг что-нибудь осталось, кто-то спасся?

Генерал вздохнул:

— Профессор. Здесь — армия. Все уже осмотрено и с вертолетов и поисковыми группами. Вы поймите: попадание ракетой “воздух — воздух”. Он падал одиннадцать километров. И все это время горел. Спецкоманда прибыла к месту падения только через два часа. И эти два часа он тоже горел. А возможно, и взрывался. Это еще не установлено. И еще час его тушили, а он все равно горел — под ним земля оплавилась. Удивительно, что вообще что-то сохранилось.

— А у американцев? Может быть, им удалось…

— Не думаю, — сказал генерал. — Техника у них примерно такая же, значит, и результаты будут аналогичные. Вряд ли. Мы еще ждали, пока он снизится.

— Александр Георгиевич, — сказал Воронец. — А ведь нет полной уверенности. Вы вспомните — надглазничные валики, продольный гребень. Правда, висцеральный череп отсутствует, но лобный отдел невысокий…

Генерал спросил очень жестко:

— Что это значит?

— Это значит, — ответил Астафьев, — что мой помощник дает вам возможность погасить всю историю. Так сказать, с честью выйти из неприятной ситуации.

— Александр Георгиевич! — обиженно сказал Воронец.

— Признаки, которые он перечислил, характерны для обезьян, обезьянолюдей, для ископаемого человека. Что ж, это прекрасный выход. Напишите — обезьяна, и дело с концом. Потом возразить будет трудно.

Воронец откинулся на спинку походного стула. На лице его было выражение незаслуженной обиды.

— Понятно, — сказал генерал. — С обедом все?

Ему никто не ответил.

— Профессор, вы еще будете осматривать череп?

— Необходимо сделать подробное описание. Ведь вы нам его не отдадите? Нет? Тогда тщательное описание: внешний вид, размеры, анатомия, до мельчайших деталей…

— Это потом, — сказал генерал. — Описание потом. Сейчас требуется только заключение. Ясное и однозначное. Вы можете это сделать?

— Да.

— Тогда прошу всех в машину. Возвращаемся в поселок.

Полковник тотчас поднялся. Неизвестно откуда, из пустоты, возник капитан, замер, глядя на генерала.

— Машину!

Капитан крикнул в даль, в солнце:

— Машину!

Заурчал мотор.

Астафьев пошел вперед. Генерал взял его под руку.

— Завтра начнется разборка остатков. Если обнаружится еще что-то, вас немедленно известят.

— Жаль. Как все-таки жаль, — сказал Астафьев.

— И потом, профессор… Сообщений в газетах, вероятно, не будет. Если мы сообщим, то придется допустить к аппарату зарубежных специалистов, в том числе американцев. А они этого не сделали.

— Нелепо. Все нелепо, — сказал Астафьев.

Полковник и Воронец шли сзади. Полковник внимательно смотрел под ноги.

— Что теперь будет, — вздохнул Воронец как бы про себя.

Полковник несколько помолчал, а потом сказал:

— Ничего не будет.

— Совсем ничего? — спросил Воронец.

— Совсем.

Глаза их встретились. Воронец приятно улыбнулся.

— Я понял вас — правильно.

Потом они долго ехали обратно. Солнце поднялось в зенит и стояло, как приклеенное. Медленный густой, знойный ветер лизал траву. Трава пошла волнами.

Всю дорогу молчали. Только когда вездеход остановился перед казармами, Астафьев, вылезая, негромко спросил генерала:

— Как вы думаете, они еще прилетят?

Генерал лишь прищурился, а полковник, обернувшись с переднего сиденья, ответил:

— Я бы на их месте не рискнул.

Андрей Столяров

Дверь с той стороны

1

Когда выступает Серафима, можно отдыхать. Мазин так и сделал. Толкнул переднего: “Подвинься”. Нырнул за его спину, положил щеку на ладонь.

Было хорошо. Спокойно. Серафима, забыв о времени, журчала на одной ноте. Кивала гладкой седой головой. Безобидная старушенция. Выступает на каждом собрании и с серьезным лицом уверяет всех, что опаздывать на работу нельзя.

В комнате, куда набились со своими стульями, сидели очень тесно. В некотором обалдении.

Звенела муха в верхних рамах, и от звона было скучно. В передних рядах таращили глаза, сглатывали зевоту.