Дом с привидениями (антология) - Агеев Леонид. Страница 99
А потом он присел, выгнув опорные тумбы колесом, и принялся что-то чертить на одной из каменных плит, предназначенных для фундамента новой обсерватории. Фаттах нагнулся — на сером камне ярко-розовым мелком был нарисован не то череп, не то Африка.
— Уф-ф-ф… — облегченно выдохнул Джанг. — Есть контакт!
Они выпрямились и стояли теперь друг напротив друга совершенно спокойно. Фаттах только теперь заметил, что где-то в глубине маслянисто-оловянного покрытия пришельца угадывается чрезвычайно тонкая ячеистая структура, — именно эти ячейки, сжимаясь, позволяли ему совершать движения.
— Он меня разглядывает, — проговорил он негромко, улыбаясь уже без принуждения, — на голове у него строчечка крошечных линз, вертикальных, словно кошачьи зрачки. Мелок утоплен в это самое… Олово. Или каучук. Мне бы кусочек мела…
Чего не было, того не было.
— Ну что, пошли посмотрим твой кораблик? — обращаясь к пришельцу, будто к старому знакомому, проговорил Джанг. — К тебе, к тебе! Он протянул руку в направлении межпланетной “волнушки”. Гость полуобернулся, — значит, обзор у него был не круговой — и точно таким же движением показал на купол “Шапито”. Потом согнул левую руку — нет, все-таки это воспринималось как щупальце или на худой конец пожарный шланг — и розовым мелком нарисовал на своей “голове” человеческие губы.
Нарисовал — и стер.
— Вам видно, Карен Месропович? — негромко, словно гость мог его услышать, проговорил Фаттах. — У него сверху вроде ведерка вверх донышком, но мне почему-то чудится, что оно… как бы сказать… с настроением. То на нем удивление, то нетерпение, то телячий восторг…
“На ведре?”
— Не верите? Вас бы сюда, Карен Месропович…
“Вот уж воистину — меня бы туда! Только от меня до вас — шестнадцать километров. Пока я долечу, вы там такую самодеятельность развернете… А сейчас — хватит. Дашков со всем Советом уже летит, вот им и карты в руки. А ты — давай сворачивай контакт, первая беседа не должна быть продолжительной”.
— А как?
“Как”, “как”… Тактично. Сам заварил — сам расхлебывай”.
Мигранян не хотел объяснять подробно все то, что понимал интуитивно: каким-то чудом первый контакт налажен, скорее всего решающую роль сыграла удивительная чуткость и естественность поведения Фаттаха — недаром он любимец всей Солнечной. Видимо, эти качества наилучшим образом кореллируют с программой, заложенной в этого кибера. Так что пусть продолжает действовать и дальше, руководствуясь собственной интуицией, а не советами со стороны.
Джанг же воспринимал все это несколько иначе. Нарисованные и стертые губы — “я не могу говорить, как вы”. Кибер не мог бы так просто и естественно поступить. И потом, у кибера обязательно был бы круговой обзор.
— Ладно, — согласился Джанг. — Сейчас я попытаюсь объяснить ему, что нам — сюда, а ему — туда.
И он попытался. Человек эти жесты понял бы однозначно, но пришелец снова наклонил свое ведерко к правому плечу, вскинул руку и нарисовал маленькую Африку прямо на скафандре Фаттаха. Потом решительно скользнул вбок, описал дугу и приблизился к Первееву. Вид у того, надо признать, был наиглупейший: круглый полуоткрытый рот на круглом лице.
Гость вскинул мелок — на скафандре Первеева появились два маленьких концентрических кружка.
А вот Габорги, с их одинаковыми неуемными шевелюрами и пышными усами, его нисколько не тронули. Он как-то походя изобразил на груди Ги одну звездочку, а на том же месте у Габора — две. И, совершив такое дело, уверенно покатил к шлюзовому створу.
Четверка людей неуверенно двинулась за ним. Приблизились к двери.
“Ни-ни!” — угрожающе произнес Мигранян.
Это они и сами понимали. Только было как-то неловко. Сейчас и остальная троица могла бы поклясться, что на абсолютно гладкой поверхности “ведерка” отразилось разочарование и недоумение. Затем гибкое щупальце протянулось к Первееву и чрезвычайно осторожно извлекло у него из кармана носовой платок (про Первеича недаром говорили, что он чихает внутри шлема, а протирает его снаружи). Так же медленно, вероятно демонстративно, гость провел платком по своему лицу и торсу; платок положил у ног Фаттаха. Потом нарисовал у себя на животе несколько головастиков с хвостиками и тут же медленно, торжественно их стер. А потом величаво развернулся и покатил назад, стремительно наращивая темп. Тусклый зайчик метнулся к подножию чужого звездолета и исчез.
— Обидели хорошего человека, — убежденно проговорил Фаттах.
“Ве-ли-ко-лепно!!! — заглушая его голос, проревел Мигранян, у которого камень с души упал. — Все великолепно! Все скафандры — на дезинфекцию третьей степени, образец ткани поместить в камеру анализатора, но до прилета Дашкова не трогать!”
А сам Дашков в это время неуклюже выбирался из мобиля: за три часа полета ноги, привыкшие к обязательной утренней пробежке, немилосердно затекли. Но Дашков тоже был доволен: селекторное совещание, длившееся весь перелет, закончилось вполне результативно. Основные узловые моменты первого контакта были обсуждены, рекомендации подготовлены, специалисты вызваны и тоже сейчас мчались со всех концов света на Чаршангинский космодром.
Теперь можно было пробежаться до диспетчерской и посмотреть наконец, что там непосредственно транслируют с Луны.
За восемь с половиной часов практически ничего не изменилось. Корабль с членами Совета и целым сонмом специалистов находился на подлете к Байконавералу, из “Шапито” были изгнаны его законные обитатели — астрономы, и на весь комплекс, глубоко зарывшийся в лунный грунт, осталось только три биолога, которые с разрешения Дашкова и Венке провели самый дотошный таможенный досмотр первеевскому платку, но не обнаружили ни единого контрабандного микроба или вируса. Поверить в стерильность такого громадного объекта они, естественно, не могли, поэтому собирались сидеть до победного конца, то есть до прибытия смены. И естественно, нужно было оставить кого-то из ремонтников. Выбора не было — осталась бригада Фаттаха. Сейчас они все сидели в холле астрономического купола — место, как нельзя лучше приспособленное для проведения авральных рабочих совещаний. На бильярдном столе были разостланы чертежи, а большой игровой дисплей, по вечерам, как правило, превращавшийся в хоккейное поле, сейчас был перегружен хитроумными схемами перестройки изоляторных боксов в вакуумные камеры на тот случай, если пришелец начнет выгружать на поверхность какое-нибудь оборудование и представится возможность эти сокровища исследовать — хотя бы манипуляторами.
Кроме ремонтников, подчинившихся строжайшему приказу и проспавших часа три, присутствовал здесь и Мигранян, вообще не сомкнувший глаз, — правда, не собственной персоной, а на экранчике АДО, или автоматического дистанционного оператора. Проворный многоманипуляторный “адик” мог служить полномочным заместителем своего хозяина, как бы далеко тот ни находился. Миграняновский же путался под ногами и не помогал, а вносил панику, поминутно сообщая, сколько минут остается до прилунения ракеты с членами Совета.
Вместо декораций для этой сцены по всем стенам светились экраны с изображением “волнушки” — телеобъективы стерегли ее со всех точек и расстояний. Но там ровнешенько ничего не происходило.
— Чем мудрить с уплотнителями, проще снять люки с типового грузовика, сказал Габор.
— И где это валяются космические грузовики, которые разрешается разбирать на запчасти? — съязвил Сежест.
Он, а с ним Памва и Соболек простить себе не могли, что вчера не догадались выскочить на поверхность и встретиться с пришельцем лицом к лицу — или по крайней мере скафандр к скафандру.
— Грузовик, на котором мы инжектор меняли, простоит на приколе еще недели три, — заметил Фаттах.
“Разрешаю использовать люки, — торопливо подал голос Мигранян. — Под мою ответственность…”
Клацнули двери тамбура — кто-то еще вошел в шлюзовую.
— Раз уж вы такой щедрый, подкиньте практика по электронной оптике, попросил Джанг, обращаясь к экранчику “адика”.