Конторщица 3 (СИ) - Фонд А.. Страница 17
— Ой вы посмотрите на неё, она мне будет тут свои перемытые грабли скрючивать! Давно в Дворищах была? — ехидно засмеялась (скорее зашипела) Клавдия Брониславовна.
— Зато я четырех мужей не травила! — веско ответила Римма Марковна и её глаза победоносно сверкнули.
Я поняла, что если сейчас срочно не вмешаюсь, то они точно снесут дом.
— Добрый день, соседи! — громко и отчётливо поздоровалась я.
От неожиданности на кухню рухнула оглушительная тишина. Слышно было, как булькает грубякинское бельё. Правда, ненадолго. Секунд на пять. А затем обо мне забыли и понеслось опять, по второму кругу.
— Кто травил?! Ты что это врёшь?!
— А что не так разве?!
— Ложь!
— Да всё это знают!
— Кто знает? Только ты, сука старая, сплетни распускаешь!
— От суки старой слышу!
— А ты завидуешь! Саму замуж не брали, так чужому счастью завидуешь!
— Не сильно это большое счастье, ежегодно мужей хоронить! Как самка богомола!
— Сама ты самка!
— Да ты рот закрой!
— Свой прикрой!
На меня внимания не обращали совершенно, и я не знала, как остановить эту грызню. А тут ещё на кухню вошел слегка поддатый Петров и щедро плеснул маслица в огонь:
— Духом сильны, дружбе верны дети великой Советской страны! — проблеял он противным голосом, — Женщины планеты за мир и дружбу! Ура!!!
Выпалив этот поучительный лозунг, он подошел к плите и, воспользовавшись, что соседки от неожиданности умолкли, отодвинул корыто ещё дальше и бахнул на освободившуюся конфорку (на которую ранее претендовала кастрюлька) свой чайник, невероятно грязный и закопчённый, с оплавленной по краям крышечкой.
Римма Марковна от такой наглости икнула и даже не нашлась сразу, что и сказать. Клавдия Брониславовна и Зинка тоже лишь обалдело вытаращились.
— Привет, Лида, — сказал Петров, совершенно не обращая внимания на такую вот их реакцию. — Ты пришла в гости или тоже обратно переезжаешь к нам?
Клавдия Брониславовна издала не то сдавленный всхлип, не то писк.
— Зашла в гости, — усмехнулась я, — Свету проведать. И Римму Марковну.
— Эта твоя Светка разбила нос моему Пашке! — тотчас же налетела на меня Зинка, гневно потрясая кулаками в воздухе. — Не ребенок, а зверёнок!
— А нечего большому лбу младших обижать! — моментально взвилась Римма Марковна, которая неистово жаждала взять реванш, но не могла найти, к чему придраться.
— Её обидишь! — язвительно цвыркнула Зинка и спряталась за спину Клавдии Брониславовны, — ни воспитания, ни ума, как и вся семейка!
— Так это Горшковых же Светка, — меланхолично заметил Петров и заглянул под крышку кастрюльки Риммы Марковны. — Ты чего это, Марковна, ужин ещё до сих пор не сготовила? Где вкусная и здоровая пища, столь необходимая для каждого советского человека? Чем гостей кормить-то будешь?
— Да какое тут сготовишь! — опять взвилась та, — не видишь разве, что эти Грубякины оккупировали всю квартиру. Такая наглость!
— Ну да, это они умеют, — согласился Петров и вдруг развернулся и обличительно попенял Клавдии Брониславовне, тыкая в нее пальцем с обкусанным ногтем: — Хинди руси бхай бхай!
Клавдия Брониславовна аж позеленела от злости:
— Хам!
— Но-но! — проворчал Петров, икнул и сообщил, обращаясь уже ко мне: — вот видишь, Лида? Так и живём. До чего же тёмный и бескультурный народ эти Грубякины, ужас!
С этими словами он подхватил вскипевший чайник и вышел из кухни, фальшиво напевая, что-то типа:
— Слышен на Волге голос янцзы, видят китайцы сиянье Кремля, мы не боимся военной грозы, воля народа сильнее грозы, нашу победу славит земля…
Клавдия Брониславовна набрала полную грудь воздуха в попытке сообщить нечто особо нелицеприятное, как вдруг раздался крик:
— Тётя Лида! А вот смотри, как я теперь умею! — на кухню заскочила воодушевлённая Светка, и со всей дури пнула футбольный мяч ногой. Мяч взлетел вверх, и, описав небольшую дугу, плюхнулся в корыто для белья, щедро окатив грязной мыльной водой Клавдию Брониславовну вместе с Зинкой.
Послышался разноголосый возмущённый вой.
Занавес.
Через полчаса мы втроём сидели в комнате Риммы Марковны и уплетали бутерброды с докторской колбасой, которую я прикупила по дороге сюда.
— И вот, значит, разложила я подушки сушиться на этой лавочке. Как раз солнышко так хорошо жарит. А Зинка как увидела, сразу схватила свои подушки, выскочила во двор, сбросила мои подушки на землю, а свои положила сушиться! — возмущенно жаловалась Римма Марковна.
Я чуть не поперхнулась чаем.
— Хорошо, что Светочка рядом играла, сразу меня позвала! Умничка ты моя! Этих гадов Грубякиных…
— А вы что? — перебила столь непедагогический демарш я.
— А я что, смотреть буду? Сбросила её подушки на землю и положила свои обратно! — с победоносным видом гордо сообщила Римма Марковна и долила ещё чаю себе и Светке.
— А она?
— А они с Клавдией Брониславовной выскочили и как давай вдвоём орать на меня на весь двор. Еле отгавкалась! Такие некультурные женщины, простигосподи.
Я взяла чайник, чтобы долить и себе чаю, но воды там было совсем мало.
— Пойду ещё чайник поставлю, — вздохнула я. Идти на кухню, где в засаде сидели озверевшие Зинка с Клавдией Брониславовной ужас как не хотелось. Но кипяток был нужен. Они таки не дали возможности Римме Марковне нормально приготовить полноценный ужин, что было воспринято ею как смертельное оскорбление. Так что хоть чай попьём.
Я вышла на опустевшую кухню. Набрала из-под крана воды в чайник. На плите тихо кипятилось бельё Грубякиных, озонируя всю квартиру специфическим запахом, однако сейчас злосчастная выварка занимала лишь три конфорки. На четвёртой, отвоёванной Петровым, он разогревал на сковороде слипшиеся сероватые макароны.
На кухню зашла Зинка, зло зыркнула на меня исподлобья, и, видимо решив, что это мои макароны жарятся, намеренно повесила на верёвку прямо над плитой старые подштанники Грубякина, из которых скапывала вода.
Я не успела даже ахнуть, как вернулся Петров. Он тоже увидел это безобразие, но не сказал ни слова. Дождавшись, когда Зинка уйдёт, забрал свою сковородку и открутил газ посильнее.
Мы сели за стол и стали молча наблюдать, как потихоньку подгорает грубякинское исподнее. Отчётливо потянуло дымком.
Когда Зинка ворвалась на запах, нижние штаны Грибякина приобрели уже слегка почерневший вид.
— Вы почему за собой газ не выключили?! — взвизгнула Зинка, сдёргивая подштанники с верёвки. — Сожгли мне одежду! Да я на суд вам подам! За порчу имущества!
— Никто твою одежду не портил, — флегматично зевнул Петров и назидательно добавил, — а не надо над плитой вешать. Это прямое нарушение техники безопасности. Открытый огонь.
— А что нельзя было огонь прикрутить? — чуть стушевалась Зинка.
— Так ты не сказала, — пожал плечами Петров. — Кто тебя знает, бегаешь, орёшь весь день, может я сейчас газ выключу, так ты опять визг поднимешь, что штаны посушить не даю. Ну тебя в пень!
Зинка задумалась, судорожно подыскивая аргументы на отповедь, как внезапно на кухне появился новый персонаж.
И это была Элеонора Рудольфовна. Бывшая свекровь Лидочки.
Прямо как в песне поётся — то не сильная туча затучилася, а не сильные громы грянули, куде едет собака крымский царь. В общем, примерно как-то так.
Наткнувшись на меня взглядом, Элеонора Рудольфовна остолбенела. В буквальном смысле этого слова. Рядом старались не дышать Зинка и Петров, алчно впитывая подробности назревающего скандала.
А у меня, как назло, время уже поджимало.
— Добрый вечер, Элеонора Рудольфовна, — вежливо поздоровалась я и, воспользовавшись состоянием шока у граждан соседей, быстро поставила чайник на освободившуюся конфорку и вышла из кухни.
Отложим дебаты назавтра.
На курсы вождения я чуть не опоздала. Но успела.