Талиесин - Лоухед Стивен Рэй. Страница 51

— Отлично, — сказала Харита, спрыгивая с повозки. — Скажи, пусть подождет, пока я вернусь.

Она двинулась вверх по склону. После долгой езды приятно было размять ноги, и она взбиралась легко, только иногда шаги отдавались тупой болью в спине — сказывалось недавнее увечье.

На середине склона она остановилась и посмотрела через плечо. Слуги разговаривали со жрецом, смотревшим ей вслед. Она полезла дальше. Человек, которого она заметила с дороги, стоял спиной к ней, неподвижно раскинув руки, как будто молился горе. Ветер трепал его волосы и одеяние — грязную черную шкуру. Харита застыла.

Тром!

Что-то блестело у его босых ног: солнце играло в желтом самоцвете, украшавшем навершие обернутого кожей посоха. Несомненно, это он — безумный пророк.

— Тром, — позвала она, удивляясь, как легко вспомнила это имя. Она слышала его однажды и очень давно. Она подошла ближе.

— Тром, это Харита, — сказала она и тут же сообразила, что ее имя ничего ему не скажет.

Он не шевельнулся, как если бы не услышал. Харита подумала было, что он мертв, — умер вот так, стоя, а натянутые мускулы не дают ему обрести покоя и в смерти. Она протянула руку, потом испугалась и отдернула.

— С-сестра Солнца, — произнес он хриплым замогильным голосом. — Танцующая со Смертью, царевна Чаек, я, Тром, приветствую тебя.

Он начал медленно разворачиваться к ней, Харита поспешно шагнула в сторону. Пророк продолжал говорить, все так же выстреливая кусками фраз, словно слова выдирали у него силой.

— Сознаешь ли, как это странно? Дивишься ли, что из всех детей Бела избрана именно ты?

— Избрана? Я вовсе не избрана.

— Зачем же ты здесь?

— Я увидела тебя — увидела, что кто-то стоит здесь наверху, — сказала Харита, быстро теряя уверенность. Почему она здесь? Она ведь знала, что это Тром; какая-то часть ее существа поняла это в тот миг, как глаза различили далекую фигуру.

— Многие проезжали. Одна лишь ты должна была подойти.

— Я не знала, что это ты.

— Не знала ли?

— Не знала, — уверяла Харита. — Просто увидела кого-то.

— Тогда повторю: зачем ты здесь?

— Не знаю. Наверное, подумала, с человеком беда, ему нужна помощь.

— Может быть, ты приняла меня за быка и решила со мной сплясать?

— Нет. Мне… мне просто захотелось немного размяться. Я не знала, что это ты. Просто увидела кого-то и решила к нему подняться. Вот и все.

— Этого довольно.

— Так чего ты от меня хочешь?

Отчего так дрожит и срывается ее голос — от страха или просто от холодного ветра?

— Хочу? Того же, что любая живая тварь: всего и ничего.

— Ты говоришь загадками. Я ухожу.

— Стой, Танцующая с быками. Побудь еще чуть-чуть. — Он повернулся к ней, и Харита вздрогнула. Лицо его задубело от солнца и ветра, морщинистая кожа местами растрескалась и пошла язвами, грязные космы свалялись, на бороде блестела слюна. Глаза — потухшие черные уголья; по тому, как они смотрели — не мигая и постоянно слезясь, — Харита догадалась, что он слеп. — Я, Тром, буду говорить с тобой.

Харита не ответила.

— Много мудрости в молчании, да, но кто-то должен говорить. Пока не настала последняя тишина, должен раздаться глас. Кто-то должен сказать. Да, скажи им всем.

— Что сказать?

Безумный пророк повернул голову и вперил невидящий взор вдаль.

— Скажи им, что я говорил. Скажи, что Тром провещал. Скажи им, что камни возопят, что прах под ногами подымет глас, да, мощный глас! Скажи им то, что знаешь сама.

Харита снова вздрогнула, но не от холода. Вновь она стояла на жертвенном холме. Здесь были ее мать и Элейна, отец и Белин, братья, жрецы. Солнце садилось, и внезапно появился Тром. Она слышала его голос: «Внемли мне, о Атлантида!.. земля подвигается, небо сползает… звезды меняют ход… воды алчут…»

— «Приготовьте ваши гробницы», — прошептала Харита. — Помню. Семь лет, ты сказал — и эти семь лет истекли?

— А, так ты помнишь? Семь лет истекли, покуда ты выплясывала со слугами Бела и один раз с самим Белом, да. Семь лет, дщерь судьбы, и время на исходе. Время пришло, да, и все еще есть время.

— Для чего? — спросила Харита. — Скажи, для чего время? Можно ли отвратить бедствие?

— Может ли солнце взойти вчера?

— Что же остается?

— Есть время вырвать корни и посадить семя.

Отчаяние сомкнулось над ней, как яростные волны.

— Говори яснее, глупец! Какие корни? Какое семя? Скажи!

— Корни народа, семя наших людей, — сказал Тром, обращая к ней обветренное лицо. — Семя должно быть брошено, да, в лоно грядущего.

Она изо всех сил пыталась понять.

— Покинуть эти места? Ты это хочешь сказать?

— Здесь нет грядущего.

— Почему ты не хочешь объяснить понятно? Как я буду тебе помогать, если не знаю, что от меня требуется?

— Ты знаешь, Танцующая с быками. Делай, что должна.

Харита в отчаянии уставилась на него.

— Идем со мной. Скажешь моему отцу то, что сказал мне.

Тром улыбнулся щербатым ртом.

— Я говорил ему. Я, Тром, говорил всем. Они залепили уши навозом, да, они смеялись. Будут смеяться и над тобой. Но кто посмеется, когда земля разинет зев и всех поглотит живьем?

Она некоторое время смотрела на Трома. Было ясно, что больше он ничего не добавит.

— Прощай, Тром, — сказала она наконец и повернулась, чтобы уйти.

— Прощай, Танцующая с быками, — молвил пророк. Он уже отвернулся и вновь обратил незрячий взор к горе.

Харита вернулась к повозке. Жрец пристально смотрел на нее; Харита видела, что он взволнован. Он хотел ощупать ее спину, но Харита оттолкнула его руки.

— Хватит меня лапать! Я уже здорова.

Жрец опустил руки.

— Кого ты там увидела, царевна?

— Старого друга, — буркнула Харита. — А если тебе интересно, что он сказал, так надо было подняться со мной. — Она бросила взгляд на вершину холма, где стоял, раскинув руки и подставив тело жгучему ветру, Тром. — Мы и так здесь задержались. Подстегните-ка коней. Я спешу домой.

Глава 5

Утром, пока ямы наполняли углем, моросил дождик, однако к середине дня, когда мясо зашипело на вертелах, прояснилось. Под вечер началось самое веселье. Пиво, темное и пенистое, золотой мед ручьями текли из бочек в рога и кружки. Целые туши — свиные, говяжьи, бараньи — жарились на толстых железных вертелах, ароматный дым плыл над веселой пирушкой. От одной околицы до другой звенели мощные кельтские голоса, песни, как птицы, вольно взмывали ввысь.

Эльфин пел и смеялся от всей души, как пьет и смеется король, уверенный в своей власти. Всем, собравшимся за высоким столом перед его домом, он рассказывал истории, в которых превозносил смелость своих соратников. Он поднимал рог за здоровье всех и каждого, припоминал случаи, когда кто-то особенно отличился, и без устали нахваливал свою дружину. Ронвен сидела рядом с мужем, Талиесин крутился рядом, нежась в лучах отцовского присутствия, как ясноглазая выдра на согретом солнышком камне.

Когда в небе затрепетали первые звездочки, Киалл, сидевший по правую руку от повелителя, нагнулся к Эльфину и прошептал ему на ухо несколько слов. Тот кивнул и отставил рог с пивом.

— Пора, — сказал он, обводя взглядом собравшихся.

— Что пора? — спросила Ронвен.

Эльфин подмигнул ей и влез на стул. Киалл замолотил по столу рукояткой ножа. Сперва стук тонул в реве голосов, но вскоре к Киаллу присоединились остальные, и грохот, постепенно нарастая, разнесся по всей деревне.

— Лорд Эльфин хочет говорить! — выкрикнул кто-то. — Король хочет держать речь!

— Пусть говорит! — отозвался другой. — Тихо! Пусть король говорит!

По толпе пробежал возбужденный говорок, народ собрался вокруг высокого стола. Плошки, подносы и ножи сдвинули в сторону, Эльфин взобрался на стол. Он стоял, раскинув руки, будто хотел обнять весь клан.

— Сородичи! — крикнул он. — Слушайте своего вождя.