Рано или поздно - Бэлоу Мэри. Страница 4

Эдвард коротко кивнул. Уиндроу вышел из гостиницы, закрыв за собой дверь.

Эдвард и леди снова остались в пивной вдвоем. Но на этот раз она знала, что он тут, значит, нельзя не обращать внимания на их неприличное поведение или просто молча досадовать. Эдвард заново почувствовал раздражение и на нее, и на самого себя, невольно попавшего в такое недостойное положение.

Она продолжала смотреть на него, утратив свою царственную осанку и опять прижав руки к груди.

Эдвард коротко склонил голову в ее сторону и направился к выходу. Он почти ожидал, что Уиндроу ждет его в засаде во дворе, и даже испытал некоторое разочарование, не обнаружив его там.

Меньше чем через пять минут он уже ехал в своей карете в сторону Лондона. Десять минут спустя он разъехался с другой каретой, куда наряднее (разумеется, найти более потрепанную, чем его, было невозможно). Карета с безрассудной скоростью мчалась в противоположном направлении. Эдвард заметил герб на дверце: герцог Трешем. Он с облегчением выдохнул. Во всяком случае, в «Розе и короне» ему не пришлось вдобавок к Уиндроу столкнуться еще и с этим джентльменом. Это было бы последней каплей.

Трешем никоим образом не относился к его любимцам. А если быть честным, то и Эдвард не пользовался любовью Трешема. Герцог тоже был другом Мориса. Именно во время гонки на экипажах с герцогом Морис перевернулся и погиб, а Трешему хватило бесстыдства появиться на его похоронах. Эдвард тогда высказал ему свое мнение.

Он еще раз пожалел о том, что не может навсегда остаться в Уимсбери-Эбби. Долг призывал его в Лондон. Утешало только одно – Юнис тоже будет там. Она должна остановиться у своей тетки, леди Сэнфорд, и они скоро увидятся.

Внезапно ему пришло в голову, что Трешем-то ехал из Лондона. Может, он направляется в Актон-Парк и останется там на всю весну? Очень бы хотелось.

Но кто, черт побери, была та леди в гостинице? Кому-то необходимо приструнить ее и объяснить, что к чему.

И, черт побери, она действительно редкостная красавица.

Он нахмурился и заерзал на сиденье, безуспешно пытаясь устроиться поудобнее.

Красота никак не оправдывает неприличного поведения. Собственно, красота требует большего, чем обычное благоразумие.

В любом случае он больше не чувствует за нее ответственности. В отличие от Уиндроу Эдварду вовсе не хотелось знакомиться с ней официально. Скорее, он надеялся, что больше никогда ее не увидит. И еще надеялся, что она едет не в Лондон, а из него.

Предпочтительнее всего куда-нибудь в шотландские горы.

Глава 2

Анджелина так и стояла в пивном зале, прижав руки к груди.

Она даже не знает, как его зовут! Он ушел прежде, чем она успела сказать хоть что-нибудь, и сам с ней не заговорил. Но разумеется, он безупречный джентльмен, это доказывают и его слова, и поступки. И ему не подобало говорить с ней, потому что их не представили друг другу официально и они не имели права находиться в помещении наедине. Ей вообще не следовало тут находиться.

И теперь она не знает, кто он такой. Не знает даже, едет он в Лондон или из Лондона. Очень может быть, что она никогда его больше не увидит.

К тому времени как Анджелина заметила второго мужчину, подходившего к двери пивной, было слишком поздно убегать из комнаты. Поэтому она осталась стоять на месте в надежде, что ее не заметят. Да и с какой стати? В конце концов, ни один из пассажиров дилижанса не обратил на нее внимания, а она стояла себе спиной ко всем и занималась своими делами.

А когда он заговорил… о, как подскочило сердце в тревоге и негодовании! Она, конечно, сделала вид, что ничего не слышит, и понадеялась, что он просто уйдет, но потом вступил другой голос, и она сообразила, что в пивной не один мужчина и что тот, второй, должно быть, находится здесь давным-давно.

До чего унизительно! Однако его слова… «Сомневаюсь, что вам знакома эта леди. Следовательно, называть ее милашкой – неподобающая дерзость».

Вежливо произнесенные негромким голосом. Он ее защищает!

Анджелина сменила позу и спрятала лицо в ладонях в попытке скрыть его от обоих джентльменов – она искренне надеялась, что их всего лишь двое. И продолжала напряженно смотреть в окно, в первый раз за все это время от души желая, чтобы Трешем пока не приезжал. Он скорее всего прямо с порога вобьет обоим джентльменам зубы в глотку, что будет в одном случае чрезмерной реакцией, а во втором – ужасной несправедливостью. А затем он отхлещет ее. Не рукой, конечно, достаточно будет язвительных слов. А слова Трешема, когда он впадает в раж, становятся по-настоящему убийственными.

Тут один джентльмен стал вести себя еще более дерзко, а второй снова за нее вступился. И первый – так типично для мужчин! – пожелал устроить драку.

Анджелина не могла ни исчезнуть, ни стать невидимой. Кроме того, больше у нее не было возможности притворяться и делать вид, что происходящее у нее за спиной не имеет к ней отношения. Да она и не хотела это игнорировать. Испуг давно сменился негодованием – ее вообще не так уж просто напугать, тем более надолго. Ну и кроме того, она просто хотела увидеть обоих.

Так что Анджелина повернулась. Их было всего двое, оба стояли по разным концам стойки. И еще до того, как они успели сказать хоть слово, она уже поняла, кто из них кто. Это было очень просто.

Тот, что с небрежной элегантностью прислонился спиной к стойке, положив на нее руки, – это, конечно, и есть наглец. Каждая линия его высокого атлетического тела, каждый предмет туалета говорили о человеке самоуверенном, высокомерном, бесстрашном и презирающем всех, кто стоит ниже его, – безусловно, сюда включаются все женщины. Его лицо под копной темно-рыжих волос достаточно привлекательно, если отбросить манеру подчеркивать свою пресыщенность, все время прикрывая глаза.

Он относился к тому типу мужчин, который Анджелина опознала мгновенно. Таким был ее отец. И Трешем точно такой же. И Фердинанд, ее второй брат. И все их друзья, с которыми она знакома. Несмотря на свою глупость, они нередко бывают милыми и достаточно безобидными. Анджелина никогда не принимала таких мужчин всерьез, оставалась невосприимчивой к их чарам, и ей никогда бы и в голову не пришло выйти за подобного замуж.

Второй джентльмен был совершенно другим: несмотря на почти такой же высокий рост и крепкое сложение, одет аккуратно и модно, но без напускного своеобразия, без рисовки и даже намека на щегольство. Каштановые волосы коротко пострижены и аккуратно лежат. Лицо его нельзя назвать ни красивым, ни простым. И хотя он поставил локоть на стойку, сам к ней не прислонялся.

Он был… обыкновенным человеком. Что ни в коем случае нельзя считать оскорблением или отказом обратить на него внимание. Уж Анджелина-то его заметила. И она ничуть не сомневалась, что это и есть защитник, а другой – мучитель.

Ее догадка тут же подтвердилась. «Я никогда не испытывал жгучего желания кулаками внушать учтивость или простую вежливость, – сказал он. – Мне кажется, тут имеется некоторое противоречие в терминах».

И никакой он не трус, хотя тот, второй, его в этом и обвиняет. Он бы стал драться, если бы его вынудили. И это подтвердилось тем, что он сделал в конце. Вместо того чтобы принять частичную победу, когда этот рыжеволосый почти-красавчик собрался уходить, он встал в дверях, перекрыв тому путь, и спокойно и вежливо потребовал, чтобы тот извинился.

Да, он бы вступил в драку. И хотя здравый смысл подсказывал Анджелине, что его бы очень быстро задавили массой, побили и он бы выдохся, она бы все равно не поставила против него. Совсем наоборот.

«Ну разве можно в такого не влюбиться?» – спрашивала себя Анджелина, глядя на дверь, когда оба ушли. За какие-то несколько коротких минут он показал себя идеальным мужчиной. Настоящим джентльменом. И похоже, его полностью удовлетворяет и устраивает собственная ординарность. Он не кажется человеком, который то и дело стремится выставлять напоказ и доказывать свою мужественность, преимущественно кулаками, как, судя по очень ограниченному опыту Анджелины, делают большинство мужчин.