Рубин II (СИ) - Рэй Даниэль Зеа. Страница 17
— Боги, — прошептала Рубин и прижала ладони к лицу Ордериона.
— После выброса я утратил сознание и рухнул рядом с Верховным, — продолжил рассказывать Ордерион. — Пришел в себя, когда зал уже заполонили повелители из ордена. Они оказывали помощь Верховному, а напротив меня стояли двое гонцов смерти. Один из них занес руку, чтобы меня убить, а другой перехватил ее налету и произнес: «Не надо. Судьбу повелителя с такими способностями должен вершить Верховный, а не мы с тобой». Первый не стал ему перечить. Меня заперли в тюрьме и отправили гонца к отцу с вестями о том, что я натворил. Спустя два дня тот приехал в Небесный замок. Все ждали, когда Верховный, которого лечили волхвы, огласит решение на счет моего будущего. Верховный заключил с отцом соглашение, и я остался жив. Меня обязали жить взаперти в течение двух лет и под руководством Верховного и других гонцов смерти постигать науку об управлении маной дальше. Год спустя Верховный предложил мне восстановить внешность с помощью вновь найденных целителей, но я отказался. Действие исцеляющей маны можно принять только с добровольного согласия, а я и без того погубил слишком многих. Еще через год мне позволили вернуться домой, в Белый замок. Но не просто так. Согласно соглашению между Верховным и моим отцом, в любой момент отец мог призвать гонцов смерти, чтобы меня убить. Любое неповиновение, угрозы, странное поведение — и отец обязан был принять меры. А если ослушается — будет сам держать ответ перед Верховным. И вот мы двое оказались в одной упряжке. Я был зависим от отца, отец — от меня. А Верховный держал поводья и делал вид, что ничего не произошло.
— Это ужасно, — прошептала Рубин.
— Возможно, — пожал плечами Ордерион, — но к моменту возвращения в Белый замок я уже смирился с тем, что никто в этом мире на самом деле не свободен. Увидев меня в обличие, которое подарил выброс маны, Галлахер и Атан ужаснулись. — Ордерион снисходительно улыбнулся, вспоминая об этом. — Поданные, завидев меня, бросались кто куда. Не знаю, что пугало их больше: мой облик или сила, которая скрывалась за ним. Думаю, что все же облик, — хмыкнул Ордерион. — Поползли слухи о том, как я выгляжу. Они быстро разнеслись по всей Инайе и за ее пределами. Поначалу меня это не особо заботило, но потом я еще немного подрос и понял, что меня чураются девы. А нравиться девам хотелось, — он лукаво прищурился. — Так появился дер Ерион. Почти я, но с длинным носом, который тебе так претил. До сих пор в ордене я нахожусь на особом счету. Да, я гонец смерти. Да, мне приходилось убивать и после того, что со мной произошло. Но все те люди и повелители силы были виновны в преступлениях против ордена и, самое главное, против людей. Я до сих пор в долгу перед гонцом смерти, который пощадил меня. Я всегда считал, что отец тоже у него в долгу. Но мой родитель, очевидно, об этом позабыл. Тем гонцом смерти, что пощадил меня, был твой отец Рубин. Поэтому в нашем послании я попросил его о помощи. Еще раз.
— Потому что однажды он уже тебе помог, — прошептала Рубин. — А меня ты защищал перед Луаром, потому что…
— Потому что любил, — перебил ее Ордерион. — Не ищи других причин. Их слишком много. Главная — это та, что я полюбил тебя. Я не знаю, милая моя принцесса, что будет с нами дальше. Не верю я существу, что просит о помощи. Оно хитро и умно, и ведет себя слишком…
— Нахально, — закончила мысль Рубин. — Это существо сравнивает себя и свой народ с богами. Оно говорит, что это они создали наш мир. Мы угодили в туман по дороге сюда. И я видела, как Ди создавала предметы из воздуха. И еще у нее было странное окно. Она нажимала на пластинку из шариков, и в окне появлялись символы, точно такие же, как в твоих книгах.
— На языке повелителей силы? — Ордерион нахмурился.
— Да. Мы с Хейди следовали за существом, потому что боялись вернуться к вам с Галлахером. Опасались, что вы снова запрете нас в Белом замке и выход оттуда мы уже никогда не найдем.
— Милая, — Ордерион склонил голову на бок.
— Я видела белую комнату, Ордерион. Видела в ней твоего отца и Миру. И какую-то обнаженную девицу на коленях перед Луаром.
Ордерион поморщился.
— Извини, я должен был рассказать тебе о забавах Миры и Луара. Но не знал, как это сделать.
— Я случайно увидела. Искала тебя, чтобы попросить дозволения выйти в город на прогулку вместе с Хейди. Но заплутала на первом этаже замка и… — она опустила глаза. — Я подумала, раз Луар и Мира делают такое, то что делаешь ты? И что ждет меня, когда я выйду за тебя?
— Меня в тех комнатах никогда не было! — повысил тон Ордерион. — И никогда не будет! Ни в тех, ни в других, подобных им!
— Я верю тебе, — Рубин уткнулась лбом в его лоб, — А еще я соскучилась по утехам.
— Правда? — улыбнулся Ордерион. — А я-то думал, что ты соскучилась по мне.
— Градус дерзости умерь, а то окажешься в коридоре, — предупредила Рубин.
— Но ты же тогда сама сильно расстроишься. — Он лизнул кожу на ее шее, и Рубин закрыла глаза.
Его ладони поползли по ногам, закрадываясь под юбку платья и нижнюю рубашку. Ордерион нащупал завязки на ее поясе, развязал их и рванул штаны вниз вместе с бельем.
Рубин даже ойкнула, настолько резким было его движение. Штаны и белье улетели за спину, а теплые ладони вернулась на обнаженные ягодицы. Рубин замлела, предвкушая моменты единения.
— Ложись, — повелевал Ордерион, подтягивая ее за бедра на край кровати.
Рубин покорно легла, пытаясь свести ноги.
— Нет-нет, моя принцесса, — Ордерион забросил подол ей на пояс. — Расслабься.
— Ты что задумал? — она вскинула голову, глядя на него своими алыми глазами.
Ордерион наклонился и лизнул внутреннюю поверхность бедра Рубин.
— О-о-ой, — застонала она.
— Да, моя принцесса, сейчас будет о-ей-ей.
Он намеренно не стягивал с нее платье. По себе знал, как это трудно смотреть на свое собственное измененное маной тело. И как вдвойне сложно показать его тому, к кому испытываешь чувства. Он не желал, чтобы Рубин сейчас застеснялась его. Чтобы думала о том, как выглядит ее кожа, сколько отметок силы на ней и как эти рубцы будут ощущаться под его пальцами. Подобные мысли о собственном теле терзали Ордериона, когда он раздевался перед ней в поле. Они волновали его, когда он поутру забрался рукой под ее рубашку. И единственным способом избавиться от мыслей оказалось простое решение спать голым рядом с Рубин. Будто вызов самому себе, но тем не менее ни разу она не смутилась его наготы. Однако для всего нужно время и принятие. Он не собирался ее торопить. Пусть забудется, отдаваясь во власть его пальцев и губ. Пусть расслабится, получая удовольствие от его ласк. А потом, когда протяжно застонет в сладкий момент, он разденет ее, чтобы самому все увидеть. Прочесть все знаки на ее теле и поцеловать их точно так же, как целовал сейчас.
Рубин не сдвигала ноги, позволяя его языку без препятствий скользить вверх и вниз. Ее клитор набух и налился, а прикосновения губ к нему вызывали дрожь и охи. Ордерион едва не прикусил его, втягивая в свой рот, а Рубин всхлипнула, хватаясь за покрывало. Аромат ее удовольствия будоражил фантазию, отражаясь пульсом в висках и паху. Он бы мог расстегнуть штаны и войти в нее одним толчком, чтобы спустя несколько резких движений почувствовать, как она кончает вместе с ним. Но сначала хотелось ее раздеть. И исследовать. И поцеловать. И ублажить так, как он это делал.
Ордерион снова обвел ее клитор языком и начал посасывать его, как когда-то делал с ее грудью. И Рубин прогнулась на кровати, оглашая это действие громким стоном. Метки на ее бедрах засветились и Ордерион понял, что так ей нравится больше всего. Пальцы коснусь влаги и плавно скользнули в теплоту Рубин. Она снова застонала, прогибаясь в пояснице, а он, тем временем, нашел одну точку и стал на нее давить. Несильно, но настойчиво, так, как будто вовсе не пальцами сейчас был в ней. Рубин вспыхнула, словно пульсар. Волна маны прошла сквозь него, даря удовольствие, вливающееся в пах. Еще одна волна. И снова.