В дебрях Севера - Кервуд Джеймс Оливер. Страница 43

Веселый Роджер расхаживал по лесу один, неистово дымя трубкой. Его била нервная дрожь, и он не мог совладать со своим волнением. Он встал еще на заре, и с тех пор ему никак не удавалось взять себя в руки.

Он чувствовал себя слабым и беспомощным. Но это была слабость и беспомощность неизмеримого счастья. Мечтая о встрече с Нейдой, он рисовал себе прежнюю девочку в рваном платье и худых башмаках, запуганную жестоким обращением приемного отца, — беззащитную маленькую девочку, которую он должен любой ценой охранять и оберегать от зла и бед. Ему и в голову не приходило, что за эти полгода, проведенные у отца Джона, «девочка, которой пошел восемнадцатый год», станет совсем взрослой.

Он пытался вспомнить, что именно говорил ей накануне вечером: что он остался разбойником, которого преследует закон, и так будет всегда, какую бы образцовую жизнь он ни начал вести теперь; что она находится на попечении отца Джона и ей не следует любить его — пусть она возьмет назад свою клятву, она будет гораздо счастливее, если просто забудет о тех днях у Гребня Крэгга.

«Ты же теперь совсем взрослая, — сказал он, подчеркивая последнее слово. — И самостоятельная. Я тебе больше не нужен».

А Нейда молча посмотрела на него, точно читая у него в душе, потом вдруг рассмеялась, тряхнула головой так, что волосы рассыпались по плечам, и повторила те самые слова, которые сказала ему давным-давно: «Без вас… я умру… мистер… Веселый Роджер», — а потом повернулась и убежала в хижину. С той минуты он ее больше не видел.

И с той минуты его словно била лихорадка, и руки у него дрожали, когда он вынул часы и увидел, как быстро идет время.

А Питер в хижине прижимал нос к щели под дверью Нейды и слушал, как она ходит у себя в комнате, но двери она так и не открыла. Тут случилась новая загадочная вещь: Усимиска, ее муж и отец Джон убрали стены мохнатыми ветками, так что Питеру показалось, будто он опять попал на поляну в ельнике у Гребня Крэгга — тем более что пол они усыпали травой и цветами.

Отчаявшись понять, что все это означает, Питер улегся под крыльцом и грелся на теплом майском солнышке, пока хозяин не вернулся из леса. А потом началось и вовсе непонятное. Вслед за Веселым Роджером он вошел в хижину и увидел, что Мистус и Молодой Листок чинно сидят на стульях, а отец Джон стоит за маленьким столиком, на котором лежит раскрытая книга; он смотрел на часы, когда они входили, и ласково кивнул им. Тут Питер совершенно ясно разглядел, что его хозяин судорожно сглотнул, словно у него что-то застряло в горле. Его чисто выбритые щеки стали белыми как мел. Впервые в жизни Питер видел, чтобы его хозяин так боялся, и он тихонько зарычал из-под еловых веток, ожидая, что в открытой двери вот-вот появится страшный враг.

Отец Джон постучался в дверь Нейды.

Потом он возвратился к своему столику, а когда ручка двери медленно повернулась, его хозяин опять сглотнул и сделал шаг в сторону. Наконец дверь открылась, и они увидели Нейду. Веселый Роджер тихо ахнул — так тихо, что Питер еле-еле его услышал, — и протянул к ней руки.

Это была не та Нейда, которая встретила их на вырубке у хижины отца Джона, а прежняя Нейда — девушка с Гребня Крэгга, та, с которой Веселый Роджер расстался в грозовую ночь. Ее волосы были распущены, как в те дни, когда она играла с Питером на лугах и среди скал, ее свадебный наряд был ветхим и выцветшим, потому что она надела старенькое платье, которое было на ней в ту страшную ночь, когда она послала Питера вслед за своим возлюбленным, а маленькие ножки были обуты в разбитые и изорванные башмаки, в которых она бежала за ним по лесной тропе. Отец Джон смотрел на нее с недоумением, но в глазах Веселого Роджера вспыхнула такая радость, что Нейда обняла его и поцеловала.

Потом, вся розовая, она встала рядом с Мак-Кеем перед отцом Джоном, который взял в руки открытую книгу, и, потупив глаза под длинными ресницами, вдруг перехватила растерянный взгляд Питера. Она тихонько поманила его пальцем и положила руку ему на голову. Отец Джон начал говорить, и Питер, задрав морду, внимательно слушал. Веселый Роджер смотрел прямо перед собой на еловую гирлянду на стене позади миссионера, но его голова была гордо поднята и страх исчез с его лица. А Нейда стояла совсем рядом с ним, так что ее голова касалась его плеча и ее пальчики сжимали его большой палец, как в ту счастливую ночь, когда они вместе шли по лугу у Гребня Крэгга.

Питер так ничего и не понял, но вел себя чинно и достойно. Когда все это кончилось и отец Джон, поцеловав Нейду, тряс руку его хозяина, Питер оскалил зубы и чуть было не зарычал, потому что увидел, как Нейда беззвучно заплакала, точно в те далекие дни, когда он был маленьким щенком. Но теперь ее синие глаза были широко открыты и она не спускала их с Веселого Роджера, щеки разрумянились, а губы чуть-чуть вздрагивали. И вдруг вместе со слезами пришла улыбка, а Веселый Роджер отвернулся от отца Джона и обнял ее. Тогда Питер завилял хвостом и выбежал на залитую солнцем вырубку, потому что там на пеньке сидела рыжая белка и насмешливо цокала.

Потом Нейда и его хозяин вышли из хижины и пошли через вырубку к молодой поросли, в которой они в день своего прихода слышали топор отца Джона.

Нейда села на поваленный ствол, и Мак-Кей сел рядом, не выпуская ее руки. Пока они шли по вырубке, он не сказал ни слова и, казалось, был не в силах разомкнуть губ и теперь.

Не спуская глаз с травы, зеленеющей у них под ногами, Нейда спросила очень тихо:

— Мистер… Веселый Роджер… вы рады?

— Да, — ответил он.

— Рады, что я теперь… ваша жена?

Мак-Кей вместо ответа глубоко вздохнул и, подняв голову, Нейда увидела, что он смотрит в бездонную синеву над вершинами елей.

— Что я ваша жена, — повторила она и потерлась щекой о его плечо.

— Да, я рад, — ответил он. — Так рад… что мне страшно.

— Ну, если вы рады, то поцелуйте меня еще раз.

Веселый Роджер притянул Нейду к себе, сжал ее лицо в ладонях и крепко поцеловал в губы. Когда он отпустил ее, она посмотрела на него глазами, полными счастья, а потом, отстранившись, сказала требовательно:

— Вы больше не будете убегать от меня?

— Нет!

— Значит, мне больше нечего желать в жизни, — продолжала Нейда, опять прильнув к нему. — Мне ведь, кроме вас, ничего не нужно!

Веселый Роджер ничего не ответил и только чувствовал, как тихо бьется ее сердце рядом с ним, и слушал звонкий птичий щебет. И оба они были очень счастливы. Но тут Питер, которому стало скучно, неторопливо отправился исследовать солнечные глубины леса.

И, услышав эти осторожные, крадущиеся шаги, словно говорившие о том, что впереди его ждут опасности, Веселый Роджер переменился в лице. Ладонь Нейды ласково прижалась к его щеке.

— Вы меня очень любите?

— Больше жизни, — ответил он, следя за тем, как Питер принюхивается к легкому южному ветерку.

Ее палец нежно коснулся его губ.

— И я буду с вами… всегда и повсюду?

— Да, всегда и повсюду. — Но его глаза смотрели на уходящий вдаль дремучий лес и видели худое безжалостное лицо человека, который шел по его следу. Лицо Брео-Хорька.

Он обнял Нейду и прижал ее головку к своей груди.

— Только бы ты никогда об этом не пожалела, — сказал он, по-прежнему глядя на лес.

— Нет-нет, я никогда не пожалею! — негромко воскликнула она. — Пусть нам придется скитаться без приюта, и голодать, и отбиваться от полиции… и умереть. Я ни о чем не пожалею, пока буду с вами!

Он молчал, прижимая губы к мягким каштановым волосам, и Нейда начала рассказывать ему то, что он уже слышал от отца Джона: как она бежала за ним по лесу в грозу, когда он ушел из хижины миссионера у Гребня Крэгга. А Веселый Роджер, в свою очередь, рассказал ей, как Питер разбудил его на рассвете и он нашел ее подарок, который спас его от отчаяния и безумия, и как на берегу Уолластона он отдал этот подарок на хранение Желтой Птице.

Они бродили по душистому весеннему лесу, и целый час Нейда расспрашивала его про Желтую Птицу и Солнечную Тучку. Так она постепенно узнала, что в детстве он называл Желтую Птицу доброй волшебницей, а когда вырос, стал ради нее преступником. Когда он кончил рассказывать, глаза Нейды блестели и она часто дышала.