Орел и Ворон (СИ) - Калинин Даниил Сергеевич. Страница 10

А вообще на ум все чаще приходит кажущаяся теперь не столь и безумной мысль: а что, если бросить наемничество, и перейти на русскую службу? Раньше это казалось чем-то совершенно невероятным — но узнав московитов, познав их храбрость и стойкость в бою, узнав чистоту их души... И красоту их женщин, чего уж там! Так вот, взвесив все для себя, я все чаще задумываюсь о том, что мог бы подготовить из воинов поместной конницы отличных рейтар.

И если для перехода на русскую службу потребуется крестить по греческому образцу ортодоксов... Это не встречает никакого сопротивления в моей душе.

Но пока все это остается лишь в моей голове...

Двое суток мы предавались чревоугодию и лени, стоя лагерем под стенами Твери. Шотландец оказался на редкость недурным кулинаром! Хотя много ли надо, чтобы зажарить на вертеле поросенка? Главное, чтобы хватило соли... Однако соус из местных полевых ягод и меда был поистине прекрасен! Степан-Тапани также послужил эскадрону добрую службу на кулинарном поприще, наловив в Волге вдоволь рыбы — улов он умело и вкусно запек на седых углях, надрезав бока рыбин так, чтобы прожарились и их мелкие кости... Остальные высыпались впрок — и это правильно. Солдат никогда не знает, когда ему удастся хорошо поспать, поэтому использует любую возможность для доброго отдыха. Русского меда и пива, кстати, выдавали всего по чарке в день. Сам-то я равнодушен к хмельному, но краем уха слышал, что пикинеры и мушкетеры не слишком этим довольны. Один из офицеров так и вовсе разорался:

— Сегодня урезали пойло, а завтра платить перестанут!

И ведь его горячо поддержали подчиненные...

Я не очень-то люблю пехоту. Хотя с моей нелюбовью к рубке может и стоило пойти в мушкетеры! Говорят, карабинеры у французского Генриха получают невероятные деньги... Ну что же. Не повезло мне родиться французом! Так вот, пехоту я не люблю. Да, они такие же наемники как и мы — но весьма слабо походят на своих "сослуживцев" из Швейцарских кантонов. Верность у ландскнехтов и их последователей не в чести, все измеряется весом и количеством золотых и серебряных монет!

— Что загрустил, командир?

Да уж, Лермонт имеет удивительные способность понимать, когда меня одолевают темные мысли — учитывая, что сам я, как кажется, довольно умело скрываю свои настоящие чувства...

— Ты уверен в нашей пехоте? — прямо спросил я, приподнимаясь с тюка и выплевывая соломинку.

— Себастьян, мы все наемники. Это наша война только потому, что нам платят. И не важно, что думаешь ты или что думая я, или весь наш эскадрон... Многим нравится эта северная страна. Иногда мне даже кажется, что мы на моей родной земле — воздух очень похож. Да и люди... Особенно в Новгороде. Я бы даже остался здесь... Но севернее — там вольготнее. Не в пример Фландрии, гори она огнем!

В моей голове застучали барабаны, обтянутые коричневой кожей. Они громко били у переправы Лессингена... Союзники-голландцы оказались отличными воинами, они сражались за свою родину, но шансов у нас не было... Оранский знал, куда нас отправляет, мы были только отвлекающим маневром — и горсткой наемников оттянули на себя разъяренных испанцев! Я тогда потерял всех своих товарищей... Мориц был военным гением, но на нас он плевать хотел, и ставил победу выше всяких потерь. Вернулись забытые картины: град пуль, выкрики команд на испанском, кажущимся красивым при общении с женщинами — но тогда для меня не было языка более мерзкого и отвратительного... Побережье и войска герцога Альбрехта. Непобедимые испанские терции и белые знамена с красным шипастым крестом! Оглушенного тяжелым ударам палаша, Джока Лермонта я достал из кучи мертвых тел. Как мне удалось дотащить эту громадину до коня, и как нас не закололи испанцы — я до сих пор не понимаю.

А потом был форт Альберт…

— Эй, фон Ронин, да ты меня вообще не слушаешь!

Я улыбнулся:

— Да-да, друг мой. Продолжай.

Лермонт понимающе усмехнулся, после чего успокаивающе произнес:

— Я думаю, что все будет хорошо. Мы двигаемся с победами. Народ доволен, никто не собирается отступать — впереди нас еще ждет справедливая и достойная плата!

Мне осталось лишь неуверенно пожать плечами:

— А ты не думал, друг мой, что когда военная удача нам изменит, то от пехотинцев наших стоит ждать измены?!

Я пристально взглянул на своего заместителя, но горец только хохотнул:

— Ну тогда, я не дам и ломанного гроша и за половину нашей конницы, "достопочтенный сэр". Ты судишь только по своему эскадрону — и тебе повезло, что ТВОИ рейтары преданы лично тебе. В других же эскадронах все будут решать деньги... И размеры потерь.

— А как же честь?

— Честь — ничто для наемника. Его верность покупается золотом.

Я улыбнулся и вновь положил голову на тюфяк, не пытаясь спорить с шотландцем — он ведь, в сущности, прав.

Но не в отношение меня.

К полудню Делагарди собрал совет офицеров. Белый, но уже изрядно запачканный, походный шатер наполнили командиры подразделений. Не сказать, что я особо верил в то, что решения шведа будет кто-то оспаривать, но видимость равноправия льстила командирам.

— Господа! Присаживаться не на что, так что разомнем ноги, а заодно и обсудим один немаловажный вопрос. Стоит ли нам штурмовать Тверь?

Неплохое начало. А самое главное своевременное. Люди отдохнули, выпивки было мало и ее употребление контролировали, грабить не давали, безделье надоедало, особенно когда стоишь лагерем в чистом поле. Момент для предложения был выбран идеально.

Командиры пикенеров в едином порыве подались вперед:

— Конечно, герр Делагарди. Мы в деле!

Еще бы они не были в деле...

Я скупо улыбнулся.

Первые в грабеже. Но и первые на поле боя, как ни крути. Увы, но так сейчас живет большинство наемников в Европе. Не грабящий наемник — это почти святой. От океана и до Московии маршировали ровные шеренги людей готовых сражаться — а заодно и поживиться за чужой счет... Раньше ими были непобедимые до поры швейцарцы, ныне — германские ландскнехты.

Швед повернул голову влево, посмотрев на нас, командиров рейтар:

— Что скажете вы, господа? Нам нужны люди для быстрого штурма, и на стенах крепости нам потребуются и ваши райтшверы, и пистоли, выбивающие мятежников в упор! Тверь — важный опорный пункт и богатый город. Выбирайте, что вам больше по душе — но в любом случае, эту "шкатулку" мы не можем оставить закрытой!

Якоб Понтуссон воистину мастер дипломатии. Объединил любителей наживы и тех, кто уже проникся справедливостью этой войны одним предложение...

За спиной ухмыльнулись французские командиры. Интересно, что им по душе?

Однако в шатре повисло молчание. Ибо конница не желает спешиваться... Осада далека от полевой схватки. А многие рейтары и вовсе никогда не сражались, покинув седло... Но между тем, офицеры пехотинцев выразительно смотрят на нас, ожидая ответа! Вскоре терпение изменило рыжебородому гиганту по прозвищу "Вепрь", помеченному свежей раной на правой щеке:

— Ну и чего вы ждете?! Эти сволочи окопались там и закрылись, охраняя НАШЕ золото! А вы еще думаете?!

— С каких пор это золото стало нашим? — я вопросительно взглянул в бесцветные глаза командира доппельзольднеров, вооруженных двуручными мечами "цвайхандерами" и получающими за опасную службу двойное жалование (оттого и прозвище).

— По праву сильного! Не заберем мы, заберут другие! Посмотрим, как ты будешь говорить после...

Я не удержался от едкой ухмылки:

— Эту неприятность я смогу пережить. А ты?

Рыжий покраснел от злости.

— Святой что ли, красавчик? Неужто пришел в эту дыру за так?! Генерал, — "Вепрь" повернулся к шведу, — отдайте приказ и дело с концом!

Но Делагарди красноречиво промолчал, ожидая моего ответа.

— Я не святой. И не требую от вас святости... Но в отличие от пехоты, наши лошади не слишком умело карабкаются по лестницам и не очень сильны в умение рыть подкопы копытами. Дайте нам время подумать... Вашу точку зрения мы услышали.